Ты – всё (СИ) - Страница 119

Лев Нечаев: Спасибо, пап!

Ян Нечаев: Люблю тебя.

Лев Нечаев: И я тебя.

Батеринство – топ.

Благодаря отцу, который, несмотря ни на что, всегда был примером, и братьям, которые на протяжении долгого периода времени нуждались во мне, я смог коснуться этой истины в молодом возрасте. Но познать эту самую истину доподлинно мне довелось, только когда родились мои собственные дети.

Когда я впервые взял их на руки.

За спиной будто дополнительные крылья открылись. И все мое нутро, содрогнувшись, глобально перестроилось.

Отцовство – это источник энергии. Локомотив идей и решений. Гарант смелости. Усиление стойкости.

Это высшая степень признания. Высшая степень ответственности. Высшая степень счастья, которое в один момент становится доступным тебе на каждый божий день.

Но начинается все с любви к женщине. В моем случае – с любви к девчонке.

Столько лет прошло, но образ той робкой Одуван ярок и свеж. Я могу перепутать даты, запамятовать очередность событий, упустить из виду детали, которые за сроком давности утратили важность, но никогда не забуду ту, которая, прокравшись однажды в сердце, навсегда запала в душу.

Усмехаюсь своим юношеским воспоминания.

Четыре года назад эта девчонка заместила меня на должности начальника отдела управления. А прямо сейчас, стоя за трибуной, она мастерки держит внимание всего конференц-зала. Зная, что Юния, невзирая на кипящий в ней энтузиазм, чутко следит за моими движениями в ожидании знаков, которые я ей в такие моменты периодически подаю, касаясь пальцами циферблата часов, напоминаю о времени.

– Все планы в свободном доступе. Прошу всех сотрудников ознакомиться детальнее. На эту минуту у меня все. Регламент исчерпан. Все свободны. Всем удачного завершения дня, – плавно заканчивает жена.

Я поднимаюсь. За мной, шелестя бумагами и гремя стульями, подрываются остальные члены собрания. Вездесущая Лукреция Петровна, выскочив из-за стола, перехватывает устремившуюся ко мне Ю.

– Юния Алексеевна, я хотела уточнить по трансмиссии для новой модели. Договорились ли вы с Японией?

– Да, договорились. Комплектующие будут идти от них. Юристы уже готовят допсоглашение, – тарахтит жена на ходу.

Глава отдела снабжения не отстает.

– Юния Алексеевна, у меня к вам еще несколько вопросов…

– Лукреция Петровна, я очень спешу. У моего старшего сына матч, – акцентирует Ю, давая понять, что именно это важнее всего сейчас.

– О-о, конечно. Дети – это святое.

Только матери могут обмениваться такими эмпатичными улыбками, когда речь заходит о детях.

– Все вопросы пишите, пожалуйста, на мейл, – курирует жена, пока я забираю у нее сумку и помогаю надеть пальто. – Я вечером из дома отвечу.

– Хорошо. Удачи вам на игре!

– Спасибо. Вы от нас своей Катюше привет передавайте, – выкрикивает Юния уже на выходе, оборачиваясь.

– Обязательно передам!

За дверью конференц-зала мы с женой, не сговариваясь, ускоряемся.

– Ой, – спохватывается Ю в одно мгновение. Тянется за сумкой, которая так и осталась в моей руке. – Давай сюда. Забыла о ней.

– Ладно уж. В школе тебе рюкзак стремался носить. Восполню в тридцать семь.

Ю со смехом заскакивает в лифт. Прислоняется спиной к хромированной стене, пока я тычу нужные кнопки.

– Не поздновато ли, Ян Романович? – дразнит Бесуния.

– Лучше поздно, чем никогда, – выдавая эту заезженную фразу, всем телом к ней прижимаюсь.

– Мм-м… Тебя на романтику потянуло, – мурлычет Ю, подставляя губы.

Да, нам уже до хрена лет. Да, у нас пятеро детей. Да, мы занимаем руководящие должности в крупнейшей европейской компании. Да, мы в курсе камер. И да, мы целуемся в лифте. Не в первый раз. Где еще успевать? Смотрим друг другу в глаза. Милуемся.

– И не только, – давлю Юнии в живот пахом.

Член каменеет, мечтая протаранить ту часть маленькой Заи, которая находится под Пушком.

Называю ее так, она возмущается:

– Хулиган ты, Ян Романович.

– Рядом с тобой рефлекс на движения бедрами срабатывает. Я так тебя хочу, что в эту секунду готов ебать воздух.

– Это вариация фразы: «Я готов целовать песок, по которому ты ходила»? – толкает Ю иронично.

Встречаясь взглядами, на всю кабину смеемся.

Да, ржать и трахаться для нас – по-прежнему любимейшая часть досуга. Тем более что с годами моя Зая стала смелее и раскованнее. Часто выступает инициатором и первого, и второго.

– Я просто перестала бояться, что ты обо мне подумаешь. С тобой я могу быть собой. С тобой я свободнее, чем с самой собой. И это та-а-ак круто! – поделилась в первые годы после свадьбы, но я до сих пор помню.

Система оповещает о прибытия лифта на первый этаж, и я неохотно отхожу. Прежде чем двери кабины разъезжаются, под смешки Юнии поправляю член в брюках и прикрываю низ тела пальто.

– Я люблю тебя, хулиган-романтик, – выдыхает мне в ухо моя прекрасная жена-плутовка.

Из-под ресниц смотрю на нее, когда вскидывает свой шаловливый взгляд. Не двигаюсь, пока целует меня в щеку. Все происходит довольно быстро. Ответить не успеваю. Ю выходит из лифта и я, нацепив суровую маску руководителя, иду за ней.

Поездка до стадиона тянется бесконечно.

– Успеваем? Не успеваем? – нервничает Ю.

– Мы всегда успеваем, – успокаиваю ее, хотя времени реально впритык.

С непроницаемым лицом ищу пути вклиниться в плотный поток машин, не создавая аварийных ситуаций. Благо какой-то добрый человек моргает фарами, впуская. Влившись в ряд, на автомате жму на аварийку, чтобы отблагодарить.

– Дай тебе Бог здоровья… – бормочу на автомате.

Ю в это время продолжает раскручивать свои нервы.

– Для меня очень важно, чтобы Лев увидел нас до начала игры.

– Для меня тоже, Ю. Я был на его месте. Знаю, что он чувствует. Мы обязательно успеем.

Едва вижу окно, резко выкручиваю руль, чтобы, нарушив ПДД, выйти на обгон в неположенном месте. Остро перестраиваюсь несколько раз подряд. Ю молчит, хотя обычно в такие моменты ругает.

– Вот же гадство… – сокрушается, когда тормозим на «красный».

– Сорри, родная, над светофорами я не властен.

Обмениваемся взглядами.

Ю кривит губы в слабом подобии улыбки и шепчет:

– Можно я поною, пока мы едем?

– Ной, – спокойно даю добро.

В этот миг включается «зеленый». Концентрируясь физически и мысленно на дороге, еще парочку опасных трюков выполняю, но при этом внимательно слушаю то, что говорит жена.

– Я из шкуры вылажу, чтобы успевать все, что мы на себя взвалили. Мне так страшно обделить детей.

– Мы не обделяем. Мы справляемся, – говорю ровным тоном.

Действия же совершаю резкие, будто мы на «Формуле-1». Юния вцепляется в дверную ручку, но не комментирует.

– Я обожаю нашу компанию. Но та-а-ак виню себя за то, что продолжаю работать. Временами сама на себя ору. Ну, что-то вроде: «Боже, женщина! У тебя пятеро детей! Сядь дома и вари борщи!»

Рассмеявшись, ловлю руку Юнии, чтобы переплестись с ней пальцами. Невольно мелькает мысль, что делаю это уже девятнадцатый год подряд. Если исключить, конечно, годы вынужденной разлуки.

– Ты и так варишь борщи, Ю.

Целую ее нежную ладошку. С ней же переключаю передачи, чтобы рвануть через освободившуюся полосу.

Зая на этот маневр только охает.

– Ну не так уж и часто я их варю.

– Достаточно.

Такой же долбоеб, как и я, выскакивает, чтобы подрезать на очередном вираже. Сжав челюсти, по устоявшейся привычке проглатываю ругательства. Все получается неосознанно. Обычно ведь на задних сиденьях сидят дети.

– Знаешь… – шепчет Ю. Я машинально поглаживаю ее пальцы. – Если мы вечером задерживаемся, и дети, упаси Господи, засыпают без нас – для меня это удар! Вот серьезно. Я потом ночь не сплю, так корю себя.

– Сколько раз в месяц так случается, Ю?

– Ну… Раз… Может, два…

– Вот. Раз в месяц, – подчеркиваю я. – На общую атмосферу это не влияет.