Ты – всё (СИ) - Страница 112

Юния берет первые ноты песни, и меня резко накрывают сомнения, что смогу продержаться в этом разрывном режиме до финальных аккордов.

Я в глаза твои, как в зеркало смотрюсь, Отраженье потерять свое боюсь. Не хочу, чтоб ты лишь гостем был, В сумраке ночей, и в судьбе моей. Я люблю тебя, как любят в жизни раз, Словно солнца в мире не было до нас[1]...

Чувства, о которых моя прекрасная Юния поет, вытягивают из меня душу.

Я не улыбаюсь, хоть и счастлив больше, чем когда-либо. Не оглядываюсь, чтобы оценить реакции окружающих, хоть и горд Ю. Не произношу ни слова, хоть мысленно с ней в унисон тяну.

На припеве наши сердца реально перезвон совершают.

Я клянусь, что сделаю в этой жизни для Юнии все. И, пожалуйста, Господи, прими эту молитву. Дай силы. Дай. Чтобы до последнего вздоха оставаться Титаном. Быть непробиваемым щитом между ней и людьми. Быть нерушимыми стенами ее дома. Быть незатухающим камином в этом доме. Плавиться, лишь когда она прикасается.

Мелодия продолжается, но Юния закрепляет на стойке микрофон и шагает ко мне.

Вдох. Выдох.

Протягивая руку, выступаю навстречу. Сплетаемся пальцами – только при этом контакте дыхание стопорится. Движ ладонями – наша особенность. Кисти как фрагменты пазла – идеальная совместимость. Первая степень близости. Взаимодействие на самом тонком, высшем уровне. Ведь далеко не с каждым человеком так получается, что, взяв его за руку, чувствуешь, как он открывает для тебя душу.

Медленное движение пальцами – трепет в крови топит адреналин.

Удар, растяжка, сокращение… Пауза… Удар, растяжка, сокращение… Сердце перестраивается, чтобы пахать за двоих. К нему Ю прижимаю. Прижимаю как самое дорогое, что у меня есть.

Есть. Нечаева.

Весь день глаза на мокром месте. Но сейчас эта сырость действительно тяжелая. Проживаю острое воспаление всех систем и органов организма.

Тяжело. Несомненно. Но все эти чувства – благодать.

То, ради чего мы живем. То, ради чего бьемся с невзгодами. То, ради чего совершаем подвиги.

Мы ни к чему не готовились. Никаких сценариев не рассматривали. Для меня вся ситуация – неожиданность. Включая композицию. Подчиняясь мелодичным переливам фортепьяно, медленно веду Ю в танце. Одной рукой продолжаю ласкать ее ладонь, второй – скольжу вдоль спины.

Лицо Юнии поднято. В глазах ее тону.

– Мой Одуван, я на тебя дышать боюсь, – шепчу со всей искренностью. – Моя нежная, тревожная, ранимая, стеснительная Зая. Спасибо за открытость и чистоту исполнения. И я сейчас не о твоем волшебном голосе. Понимаешь?

Она кивает раньше, чем начинает говорить.

– Помнишь, я в школе эту песню пела?

– Помню, конечно.

– Я тогда не чувствовала, о чем она… Сейчас чувствую.

И снова дрожь сокрушает мое тело.

– У меня тогда тоже лишь короткие проблески случались, Ю.

– Спасибо, что поддерживал меня, Ян. Что, подталкивая к выходу из моей ракушки, тут же страховал и давал опору. Когда ты смотрел на меня, я знала, что не забуду слова. А если и забуду, ты никому смеяться не позволишь. Я еще не понимала, что люблю тебя, но когда пела перед тобой об этих, как тогда казалось, далеких чувствах, внутри меня что-то расцветало.

– Я всегда тебя поддержу, Ю. Всегда спасу, излечу, успокою. В темноте согрею и от слишком яркого света тоже закрою.

Если придется, сам тысячу ран получу. И все это скрою, чтобы ее невредимой вытащить.

Последние клятвы мысленно даю. Но Юния, видя насквозь, качает головой.

– Я люблю тебя, – выдыхает слова, силу которых не убивают никакие повторы.

Все так же останавливается сердце. Все так же дыхание стынет. Все так же сотрясается тело.

– И я люблю тебя, Ю.

Она вздыхает и, прикрывая глаза, прижимается щекой к моей груди. Остаток танца проходит в умиротворяющем молчании, во время которого чувства продолжают как множиться, так и закрепляться.

Когда площадку заполняют все желающие, отпускаю Ю, чтобы она могла уделить внимание гостям. Она танцует, словно хрупкая куколка. Подпевает, чарующе улыбается и часто смеется. Глаз оторвать невозможно, и эта напасть явно не меня одного одолевает.

– Если Шатохины на нашей свадьбе не трахнутся, это будут не Шатохины, – комментирую бегство друзей в режиме онлайн.

– Ян… – протягивает Ю осуждающе, но через мгновение, когда я смеюсь, улыбается. – Здорово, что на восьмом году брака у них все еще бушуют такие страсти. Гармоничная пара.

– Что есть, то есть, – соглашаюсь я. – Сошлись по всем параметрам.

Сменяются закуски, вырастают запотевшие бутылки, наполняются бокалы, звучат новые и новые тосты.

– У нас экстремальная ситуация, – выдыхает наклонившийся между мной и Ю Илюха. Жена машинально мне в ладонь вцепляется, а я инстинктивно всем телом напрягаюсь, словно вот-вот представится необходимость с кем-то сражаться. Веду взглядом по залу в поисках Егора и Свята, когда брат поясняет: – Украли свидетельницу.

– Боже, – дергается Юния, на глазах бледнея. – Это какой-то обычай, да? – смотрит с надеждой. – Какие их требования? Что нам делать?

Илья двигает из стороны в сторону губами, мол, как сказать. Спустя пару секунд качает головой.

– Тот, кто ее украл, просил не беспокоиться.

– Твою мать, – сердито протягиваю я.

– Это… Егор? – догадывается Ю. Я вместо ответа зубами скриплю. – Что мы скажем родителям?

– Что все устали. Пора закругляться, – заключаю уверенно.

Попутно достаю телефон, чтобы набить мелкому сообщение.

Ян Нечаев: Давай без глупостей. Помни, кто ты. Достойно, блядь, себя веди.

На быструю реакцию не рассчитываю, но она приходит достаточно скоро, пока я, обнимая, успокаиваю жену.

Егор Нечаев: Помню. Не подведу.

– Все хорошо? – спохватывается Ю. – Они в порядке?

– Да. Егор пишет, что в домике ночь проведут. Утром появятся до того, как остальные соберутся.

– Главное, чтобы Агния его не провоцировала.

– Выдержит, – отвечаю за брата. Сам на это уповаю. – Не маленький.

Тоха с Маринкой суетятся так, словно свидетели они. Заметив пропажу, собирают народ на танцпол. Там подтягиваются и Фильфиневичи. Выписывают вчетвером фигуры, которые простым смертным просто неподвластны. Чара с Бойкой, как обычно, ржут и подключают троллинг, но тут же присоединяются.

– Изыди, – открещивается от приглашения Георгиев.

Ему вроде как не по статусу. Только для Соньки это не является аргументом. Вытаскивая мужа на танцпол, заливисто смеется.

За ними выскакивают и все мои. Потом Филатовы. И, наконец, старшие Чарушины.

– По-моему, самое время линять, – задвигаю я и увлекаю жену к выходу из зала.

Провожает нас объектив Богдана. Уверен, что у него на флешке и побег Егора с Агнией схвачен, но об этом уже поздно думать.

Поднимаемся на крышу небоскреба. Я сразу же блокирую все двери, чтобы никто за нами не вышел.

Декорации, которые использовались для торжественной росписи, сохранены. Но в моей памяти всплывает то, что происходило здесь значительно раньше.

Одного взгляда на Юнию достаточно, чтобы понять, что на нее те же воспоминания обрушились.

– Мне было так одуряюще страшно и так кайфово, Ян… – шепчет, когда перед цветочной аркой останавливаемся. – Тот кровавый поцелуй будто все системы в моем организме обновил.

– Я с ума сходил, – выдаю со своей стороны хрипло. Пальцы ее перебираю и нежно-нежно сжимаю. – В ту ночь маску с тебя сорвал, а хотел всю одежду. Если бы не Егор с Агнией… – бросаю недосказанным.

Одновременно содрогаемся, хотя на улице, невзирая на ночь и переваливший за середину сентябрь, относительно тепло. Обнимаю Юнию. Клуб сегодня закрыт, так что доносится музыка из банкетного зала. Не сговариваясь, начинаем под нее раскачиваться.

Все слова сказаны. Души нараспашку. Секретов нет. Познали ту полноту жизни, с которой кажется, будто миссия в этом мире выполнена. Но я уже знаю, что это ощущение временное. Завтра появятся новые задачи. В конце концов, нам еще детей растить. И на это уйдет тоже немало сил.