Твоя жизнь и твоя смерть принадлежат мне - Страница 12

— Ты так молода! Встретила бы новую любовь.

— Нет! Я оказалась однолюбкой… Представляете, Ваше высочество. Сама от себя не ожидала… Прежняя я, не задумываясь, отравила бы соперницу, а не себя… Я знаю, моя смерть причинит Вам боль. Но не такую сильную, как смерть Соа… Я не смогла сделать Вам так больно, Ваше высочество… А ещё раньше я хотела отравить Хеджин, вот такая я кровожадная.

— Хеджин? Откуда ты знаешь Хеджин?

— Он сказал, что вы любите друг друга… И она моя главная соперница… Предложил её украсть… Но он наврал…

— Кто он?

— Не знаю… Кто-то из дворца…

Гюри опять закашлялась. Потом откинулась на подушки и закрыла глаза. Пожаловалась:

— Так больно…

Принц уже ничем не мог помочь бедной Гюри. И как ни было ему её жалко, всё-таки попытался узнать что-нибудь о Хеджин. Ведь это была первая ниточка, появившаяся после месяцев поиска Хеджин.

— Она жива? Скажи мне, Гюри, Хеджин жива?

— Я не стала её убивать… Смелая оказалась девчонка… Пыталась сбежать…Так Вы её всё же любите, Ваше высочество?

— Нет. Её любит другой человек и очень хочет спасти. Ты знаешь, где её держат?

— Не знаю… Не помню… Ваше высочество, я ухожу… Подарите мне свой поцелуй… Не бойтесь, на моих губах нет яда… Я вводила яд через руки…

И Гюри смогла приподнять свою левую руку. Принц закатал рукав её платья и увидел, что вся её рука от кисти до плеча покрыта тонкими шрамами от надрезов. (Гюри вводила себе яд постепенно в течение месяца, после того, как поняла, что потеряла принца окончательно. Соперница отобрала у неё всё — и его сердце, и его душу, и его тело.

Если быть честной, то сердце принца никогда не принадлежало Гюри. Но чихать она хотела на честность! Катитесь вы с ней куда подальше!.. Сначала он закрыл перед ней свою душу. Не было больше душевных разговоров до утра, смеха, их ребяческих потасовок. Потом перестал нуждаться в её теле. Гюри ещё ждала его какое-то время. Потому и яд вводила маленькими порциями, чтобы была возможность остановиться и вылечиться)

«Если бы я заглядывал к ней хотя бы иногда, я бы заметил. Остановил. И она бы осталась жива!», — подумал принц, выполняя просьбу Гюри поцеловать её в губы. Она ещё успела ответить на его поцелуй. А потом её тело затряслось, выгнулось дугой, из горла вырвались хрипы муки… И она упокоилась.

Принц посидел ещё какое-то время рядом. Справился со слезами. И вышел из комнаты Гюри. Служанки и евнухи засуетились, торопясь подготовить тело в последний путь. Перед дверью остались только старший евнух и четыре наложницы, теснившиеся кучкой. Соа среди них не было. Она была около двери, когда он заходил внутрь, но он прошёл мимо, не остановив на ней свой взгляд. Его высочество подозвал старшего евнуха и спросил:

— Где Соа?

— У себя в комнате, Ваше высочество. Спит. Она сильно плакала, лекарь дал ей успокоительную настойку.

— Это хорошо. Усильте её охрану. Не спускайте с неё глаз.

Первым делом, когда Его высочество оказался в своих покоях, он вызвал к себе Бэкхёна. Потому что умирая, Гюри успела прошептать одно слово: «Рис…» Принц ничего не понял. Подумал, что ему послышалось, но решил рассказать всё командиру отряда «Камакви» — «Ворон», так они теперь себя называли.

Бэкхён внимательно выслушал хозяина, несколько раз переспросил, уточняя детали. Задумался, потом выдал версию — возможно, Гюри вспомнила, куда увезли госпожу Хеджин. Ведь подводы с рисом регулярно приходят в городок в горах. И также регулярно отправляются по нескольким адресам. Не сложно спрятать девушку в мешке из-под риса. Не так, уж, и много было таких адресов — всего 5. Надо будет их все проверить. Вдруг им повезёт, и они найдут Хеджин. В любом случае, Гюри дала им новые зацепки — похищение как-то связано с её Торговым кланом, так же как и городок в горах. И ещё этот таинственный «он» из ближайшего окружения императорской семьи.

— Присмотритесь к Ловенсу, — повелел принц Бэкхёну напоследок, передавая ему подмётное письмо, полученное Талталом, и оба донесения на него же от Ловенсу.

— Слушаюсь, Ваше высочество, — поклонился командир «Камакви».

Это хорошо, что Его высочество сам произнёс имя Ловенсу, потому что иначе всё равно Бэкхёну пришлось бы спрашивать о нём принца. Его люди услышали, как узник крикнул вслед Его высочеству: «Не доверяйте Ловенсу», но они не подслушивали. Объясняться по этому поводу с Его высочеством не хотелось.

— Какие будут распоряжения по поводу номера семь?

Во избежание утечки информации, узники подвала, где «Камакви» пытали врагов Его высочества, не назывались по именам, им просто присваивали порядковый номер. Талтал был последним на данный момент, седьмым. Согласитесь, не так, уж, и много врагов обнаружилось у Его высочества за три месяца.

— Потом, — отмахнулся принц.

Для Бэкхёна это означало продолжение выполнения последнего распоряжения Его высочества — прекратить пытки, кормить, поить и давать спать узнику.

Оставшись один, ХунЮн пошёл в Храм Будды. Молиться о душе Гюри. Обо всём остальном он будет думать потом, когда развеет её прах над священной рекой Лицзян, чтобы та облегчила путь Гюри к Небесному Императору. Сегодняшняя ночь будет полностью посвящена Гюри.

15

ХунЮн развеял прах бедняжки Гюри над священной рекой Лицзян и, стоя на её высоком берегу, думал о любви. Он всегда считал, что нежность, душевный трепет, страсть, телесные удовольствия, боль расставания — всё это и есть любовь. Но никогда не думал о других её сторонах. О том, что любовь может довести до сумасшествия. Что, как не сумасшествие, может подвигнуть человека лишить себя жизни, приговорить самого себя к мучительной смерти, если любимый тебя отверг? Пожертвовать собой, чтобы не было больно твоему любимому? У ХунЮна сердце плакало, обливалось кровью, о Гюри.

Не меньшим мукам подверг себя и Талтал из-за любви. Порушил свою карьеру. Потерял здоровье. Рискнул жизнью. Но, когда ХунЮн думал о Талтале, его сердце наливалось горечью и гневом. Талтал поставил любимую выше любви к нему, принцу, будущему императору Когурё. Разве может мужчина ставить свой долг, само своё предназначение ниже, чем любовь к женщине?

О своей любви к Соа и о любви Соа к себе думать боялся. Боялся чего-то первый раз в жизни.

На обратном пути во дворец ХунЮн думал о Талтале и Ловенсу. Двух своих соратниках, самых близких ему, самых надёжных, как он считал до последнего времени. Тех, опираясь на преданность которых, собирался потом править империей Когурё. Тех, кому сейчас не доверял. Тех, судьбу которых ему предстояло вскоре повернуть в другую сторону…

Вот он, принц, ещё только думает над этим, а Ловенсу уже вовсю крутит судьбой Талтала в нужную ему сторону. Первый донос на Талтала написал Ловенсу. Это раз. Кто, кроме Ловенсу знал, что он, ХунЮн, и Хеджин знакомы? Это два. Не его ли личность скрывается под «он из дворца»? «Он», заинтересованный, чтобы Хеджин не доехала до столицы? Заинтересованный в чём? Чтобы подставить семью Талтала. И вот уже две стрелы указывают на Ловенсу. Подмётное письмо тоже его рук дело? Возможность подбросить у него была. И Талтал тоже именно его подозревает. А почему? Да потому что — смотри вышеперечисленные выводы. И второй донос на Талтала, не удержался, написал. Чтоб, уж, наверняка во дворце отреагировали. Потому что не дождался реакции его, принца, на похищение Хеджин. Завидует продвижению по службе Талтала? Завидует его наградам? А если их ему дать? В два раза, в десять раз больше дать, чем Талталу, он прекратит его подставлять? Или захочет ещё больше наград и почестей? Вот Талтал после каждой награды усиливал своё рвение. А Ловенсу просто ждал наград, считая, что и так уже сделал слишком много… А с другой стороны… Если посмотреть… Ведь то, что он посылал донесения о недостойном поведении Талтала, разве это не есть выражение любви и преданности ему, принцу? Тогда почему же это вызывает чувство гадливости?