Творцы империй - Страница 22

Как молния, блеснула мне надеждой Первая мировая война. Я немедленно записался добровольцем, провоевал всю эту войну, был ранен, отравлен газами, но никогда не жалел об этом. Отдать за Германию всю свою кровь до капли — вот что было для меня высочайшим счастьем.

Черчилль. Как я вас понимаю, канцлер! Я трижды поступал, пока не поступил, в военное училище. Когда началось подавление восстания патанов в Индии, я бросился из Англии туда. В полках не было вакансий, но на мое счастье были большие потери, и вскоре я стал лейтенантом 32-го Пенджабского полка.

Правда, после этого я написал книгу, в которой осмелился покритиковать командование. Поэтому участвовать в войне в Судане мне было категорически отказано. Мы использовали все влияние рода Мальборо — мать хлопотала у королевы, я просил премьер-министра — пока меня не включили, наконец, в 21-й уланский полк. С которым, кстати, я участвовал в последней сабельной атаке британской кавалерии. Правда, я снова написал книгу, после которой на бурскую войну меня уже не взяли, несмотря ни на какие хлопоты. Пришлось ехать на нее военным корреспондентом…

Да, канцлер, невозможно быть патриотом, если ты не готов отдать за Родину свою жизнь. Что скажете на это, маршал?

Сталин. Конечно, Вы правы… Но меня несколько смущает та радость, с которой вы жаждете войну. Я ведь русский, пусть и грузинского происхождения, но русский. А мы, русские, войны ненавидим — слишком много их было в нашей истории и слишком часто они велись не как в Европе, не как рыцарские турниры, а на уничтожение.

Мои маршалы заставили меня принять звание генералиссимуса, но наверное в мире не было и простого генерала, который бы так ненавидел войну, как я. Да, я знаю, что очень часто без войны не обойтись, что есть вещи пострашнее войны. Я это знаю, знаю, но войну ненавижу!

Мы, русские, в начале войны всегда бываем плохими солдатами именно потому, что не любим войну, что все надеемся без нее обойтись.

Черчилль. Но к этому, маршал, приходишь в зрелые годы. Не были же Вы с пеленок революционером. О чем-то же мечтали в юности?

Сталин. Да, собственно, с самой юности я и мечтал о свободе для угнетенных. Хотя…

Черчилль. Что, маршал?

Сталин. Знаете, а я в юности писал стихи на грузинском языке и иногда они у меня получались. Мои стихи еще до революции были включены в грузинскую хрестоматию литературы. Моим стихотворением «Утро» начинался грузинский букварь тех лет.

Черчилль. Вот как! Маршал, может быть вы нам прочтете что-либо?

Сталин. К чему это в таком сложном разговоре? Я ведь, честно говоря, запретил их и переиздавать в советское время.

Гитлер. Мы с господином Черчиллем художники, нам просто интересно узнать, о чем вы могли писать в юности.

Черчилль. Нас бы это отвлекло от темы и мы таким бы образом отдохнули.

Сталин. Ну хорошо. Вот, к примеру, такие строки:

Гитлер. Мой Бог! Я ведь знал, господин Сталин, что в вас есть что-то мистическое!

Черчилль. (задумчиво повторяет) Нес великую правду… Божественная мечта… Выпей отраву… Будь проклят… Правда твоя не нужна. М-да. А вы ведь, маршал, в юности очень точно предсказали свою судьбу. Действительно, сегодня ваша божественная мечта никому в России не нужна и вы обречены пить отраву гнусной клеветы.

Гитлер. В этом-то все и дело. России сегодня, как никогда, нужен Сталин. Был Сталин — был великий народ. Сменили Сталина скоты, и народ стал мелким и трусливым скотом.

Но после этого разговора мне удобно продолжить тему о том, что я сам считаю своей самой тяжелой ошибкой.

В том мире, который мы с вами покинули, я считаюсь извергом рода человеческого и не без оснований — я развязал войну, которая перенесла в этот наш мир невиданное раньше количество душ людей. Но я не жалею об этом, поскольку я, пусть и на короткий миг, но вселил в германского обывателя дух борьбы не за жратву, а за великие цели — за будущее Великой Германии. И немцы побеждали в той войне величием своего духа.

В конце концов, я помог им с полей сражений переселиться в этот мир на самый высший уровень, на уровень людей — на уровень, который религии мира считают раем. Оглянитесь господа, сколько между нами моих храбрых солдат и офицеров, сколько ваших солдат, маршал Сталин, сколько ваших моряков, летчиков и диверсантов, сэр. Посмотрите — среди нас и палестинские фанатики, и солдаты Израиля. Все те, у кого в жизни был высокий дух человека!

Но среди нас нет тех убогих людишек, которые на земле свою цель в жизни видели только в жратве и в половых сношениях. Эти души, как вы знаете, проскакивают мимо нас на уровне животных и червей — в ад, как бы ни славили этих людишек в той жизни, которую мы покинули.

Моя самая страшная ошибка в том, что я напал на СССР. Нет, дело не в том, что вследствие этого Германия потерпела поражение. Я напал не на тот народ. Я ведь полагал, что это тот же народ, что и в Российской империи. Это была жестокая ошибка.

Это был уже советский народ, это был народ Сталина, и величием духа он превзошел и нас, немцев. Я очень ценил англичан, я хотел их в союзники, а мне надо было ценить советских людей.

Вот господин Черчилль начал спор с того, что в победе главное не дух народа, а материальное обеспечение победы. Сэр, к осени 1942 г. после того, что я захватил, у СССР осталось меньше людей, меньше посевных площадей, меньше заводов, чем у одной только Германии. Но на нас работала еще и вся Европа. Мои генералы превосходили советских, мои солдаты по уровню профессионального мастерства превосходили советских солдат, мои инженеры были более грамотными, а рабочие более искусными.

И мы ничего не смогли сделать!

Потому что дух советского народа превзошел германский дух. Этот дух советских людей заставил их стиснуть зубы и в короткое время стать и искусными солдатами, и инженерами, и рабочими.

А вы, господин Черчилль, говорите, что главное — это материальная сторона. Нет и еще раз нет! Это в машине главное бензин, это животному главное жратва, а человек — это человеческий дух, это служение высокой цели.

И моя ошибка в том, что я пошел войной на страну людей с высшим человеческим духом. Мы истребили друг друга и выжили животные, отсидевшиеся в тылу. Что стало с моей Германией, что стало с СССР, что стало с вашей, сэр, Британской империей?! Сегодня в этом нашем мире, наш, человеческий уровень, почти не пополняется. Гляньте на этих мелких людишек, копошащихся там на земле в своих дрязгах — их души проскакивают рай, даже не задержавшись. На них ведь даже не жалко, на них просто противно смотреть! Здесь, в раю, им места нет, здесь место борцов за свои империи, борцов за свои народы, здесь место людей высокого духа!

Вы знаете, господа, я готов на минуту отказаться от своих привычек вегетарианца и выпить за таких людей. Господин премьер-министр, не поделитесь ли вы со мной коньяком?