Творческий путь Брехта-драматурга - Страница 10
...Обращение Иберина, призывающего круглоголовых к борьбе против остроголовых, разделяет двух крестьянарендаторов, которые хотели совместно бороться против крупных землевладельцев...
...Как круглоголовые, так и остроголовые болтаются на виселице вице-короля или пируют за его столом..." и т. д.
В пьесе "Круглоголовые и остроголовые" воспроизведен сюжет комедии Шекспира "Мера за меру". Сохранив его почти целиком, даже со многими частностями и перипетиями, Брехт, однако, подверг его во всех звеньях пародийному снижению. Не чистая и бескорыстная любовь соединила Нанн_а_ с де Гусманом, а шантаж, с одной стороны, и материальный расчет - с другой. Не к святому отцу обратилась Изабелла за советом, а к содержательнице публичного дома. Не любящая, покинутая жена идет на свидание вместо Изабеллы, а нанятая ею проститутка и т. д. И все эти приемы пародийного снижения в своей совокупности подчеркивают и подкрепляют полемически заостренную идею Брехта, проходящую красной нитью через всю его пьесу, - отказ признавать за рекламируемыми в буржуазном обществе чувствами и моральными категориями общечеловеческое, надклассовое значение, не зависящее от социальных различий.
Любовь? Свободное, бескорыстное чувство? Да, такой она должна быть, но в мире эксплуатации, где бедняки могут поддерживать свое существование лишь тем, что продают свою рабочую силу, свои способности, свое тело, - там и любовь давно уже стала товаром, предметом купли-продажи. Честь? Хорошо о "ей говорить богатым. Что может быть более приятным дополнением к сытной пище, теплой одежде, надежному крову над головой? Но заменить их честь не может. Правосудие нелицеприятное и равное для всех? Допустим. Но вот, однако, Иберин жестоко бы поплатился, если бы жертвой похоти его приближенных оказалась Изабелла, "отпрыск высшей знати". Почему же остается безнаказанным групповое изнасилование крестьянки, дочери арендатора? - Таковы мысли, которые Брехт посредством пародийного переосмысления традиционного сюжета стремится пробудить и несомненно пробуждает у читателей и зрителей, развивая и обостряя тем самым их социально-критическое мышление.
Пьеса "Круглоголовые и остроголовые", антифашистская парабола (то есть развернутая усложненная притча), выполненная средствами сатирического гротеска, была написана Брехтом под свежим впечатлением немецкого национального несчастья - прихода Иберина-Гитлера к власти. И в последующие годы писатель не терял своего "героя" из виду. Он был свидетелем агрессивно-авантюристического курса Гитлера, мюнхенской капитуляции западных держав и, наконец, спровоцированной фашизмом войны. Тогда он снова обратился к уже испытанному жанру и написал в той же гротесково-параболической манере пьесу "Карьера Артуро Уи, которой могло не быть" (1941). Сюжет ее заставляет вспомнить пьесу "Круглоголовые и остроголовые". Сценический рассказ о гангстерах и их покровителях иносказательно воссоздает историю прихода Гитлера и его преступной клики к власти. При отсутствии сюжетной связи и общности действующих лиц обе пьесы, однако, составили как бы своеобразную антифашистскую сатирическую дилогию.
Обе пьесы изобиловали "эффектами отчуждения", носили подчеркнуто условный, исключающий иллюзию характер и довольно последовательно воплощали принципы "эпического" театра. Но, выдвигая свои теоретические положения, Брехт не сопровождал их никакими монополистическими притязаниями или нигилистически высокомерным отрицанием других форм реалистического искусства. Он не отвергал их даже в пределах собственной творческой практики, и, например, написанные им в те же годы одноактная пьеса "Винтовки Тересы Каррар" (1937) и сцены "Страх и нищета в Третьей империи" (1935-1938) были выдержаны вполне в духе "драматического" ("аристотелевского") театра, в духе бытового и психологического "жизнеподобного" реализма.
Антифашистская, связанная с актуальными событиями гражданской войны в Испании пьеса "Винтовки Тересы Каррар" была развитием той линии, которая ранее наметилась в инсценировке горьковской "Матери". Образ революционного пролетария, сознательного борца Педро Хакуэроса, идейный перелом, происходящий в сознании главной героини, которая освобождается от пагубных иллюзий нейтрализма и аполитичности и познает суровую необходимость классовой борьбы, - все это заставляет вспомнить о пьесе "Мать". Но "Винтовки Тересы Каррар" уже выгодно от нее отличаются глубиной психологического анализа, убедительностью мотивировок, объясняющих духовную эволюцию персонажей, отсутствием назидательного схематизма.
В двадцати четырех сценах "Страх и нищета в Третьей империи" Брехт развернул широкую панораму жизни рабочих, крестьян, интеллигенции, мелкой буржуазии - различных слоев населения гитлеровской Германии. С необычайным мастерством вскрыл он фальшь и двусмысленность, которые проникли во все поры общественного и приватного быта граждан фашистского государства. В империи страха и лицемерия слова, произносимые вслух, далеко не всегда выражали действительные мысли и чувства людей, их подлинное душевное состояние. Детальный анализ таких, например, сцен, как "Правосудие", "Жена-еврейка"; "Шпион", "Меловой крест" и др., несомненно продемонстрировал бы высокое совершенство, достигнутое Брехтом в искусстве диалога, лаконичного, точного и в то же время бесконечно богатого различными оттенками мысли, косвенными и привходящими значениями, тонким и выразительным подтекстом. Он показал бы то филигранное мастерство, с которым писатель корректирует прямой смысл произносимых слов переосмысляющими их обстоятельствами сценического действия и сюжетных ситуаций. "Страх и нищета в Третьей империи", как образчик "аристотелевской" драматургии, является в творчестве Брехта равноправной вершиной, достигающей высоты лучших творений его "эпического" театра.
Эти лучшие творения Брехта следуют вереницей, начиная с его пьесы "Жизнь Галилея". Впоследствии печатному изданию этой пьесы писатель предпослал следующую заметку: "Драма "Жизнь Галилея" была написана в эмиграции, в Дании, в 1938-1939 гг. Газеты опубликовали сообщение о расщеплении атома урана, произведенном немецкими физиками". При всей лаконичности этой заметки она указывала на определенную связь исторических фактов и проливала свет на философский замысел произведения.