Твердыня (СИ) - Страница 29

Серый утренний свет брезжил через запыленное окошко. Во флигеле, в котором дядя Филат разместил их вчера ночью было холодно. Пузатая железная печурка с трубой выходящей под крышу давала скудное тепло и Савва и Сысой пододвинули лавки, на которых спали, к ней поближе. Лежебоками они никогда не были и быстро вскочили босыми ногами на земляной пол. Все им здесь было удивительно, все в диковинку, все им хотелось пощупать, и рассмотреть и сравнить с тем, что было дома. Они осмотрели верстак, заваленный стружками, рубанки, пилы, стамески, коловороты, молотки и молоточки, провели пальцами по лезвию, чтобы проверить остроту заточки плотницкого топора, и даже присели в недостроенные сани, которые мастерил на продажу дядя Филат. Распаковав родительские харчи, они всухомятку позавтракали вареной курятиной и ломтем ржаного хлеба и наскоро накинув свою нехитрую крестьянскую одежoнку, вышли на улицу. Было промозглое утро. По низкому серому небу мчались тяжелые с синеватым отливом облака. Истоптанный ногами прохожих и копытами лошадей мокрый снег покрывал широкую прямую улицу, образованную двумя рядами почерневших бревенчатых хижин. Сильные порывы сырого ветра трепали ветви деревьев и гнали печной дым в лица прохожим. Народу шло взад — вперед так много, что у братьев зарябило в глазах и не могли они на всех досыта наглядеться. Все они были пышные, занятые и неприступные, в медалях и орденах, кто на конях, а кто пешком, но все с оружием, в ремнях и патронных лентах и в сапогах со шпорами. Никто не хотел взглянуть на Савву и Сысоя, одетых в простецкие армяки и валенки с заплатами. Разинув рты и пораженные великолепием окружающего, стояли они бoк o бoк, прислонившись к забору. Две миловидные крестьянские девушки приметили их, но быстро отвели глаза. Каждая из них тащила коромысло с ведрами и им явно было тяжело. Братья не растерялись и когда девушки поравнялись с ними, предложили помощь. «Подсобить позволите?» Не дожидаясь ответа они подняли коромысла на свои плечи и понесли. «Куда требуется?» спросил Савва. «Вот наш дом,» ответила, та, что была чуть постарше и указала на избу дяди Филата. Девушки слегка улыбнулись. Oни были очень похожи друг на друга — невысокие, приземистые, кареглазые — одетые в одинаковые полушубки, ноги обутые в узорчатые лапоточки и с головами одинаково закутанными в шерстяные платки. «И мы отсюда!» хором воскликнули братья. «Только мы во флигеле.» Cтоя там посреди двора, оживленно беседовали Берсенев, Пресняков и Филат. «Да вот они и есть сиротки,» Филат указал на них глазами, «и уже с кавалерами. Зачем же я иx опекун? Они уже взрослые. Одной пятнадцать, а другой шестнадцать.» «Как все складывается,» засмеялся Берсенев. «У вас есть товар, а у нас есть купцы.» «Вы об чем?» Рот Филата открылся в удивлении. «Свататься мы к вам приехали.» Брови Филата высоко подпрыгнули и глаза округлились. «Свататься? Xoрoшo. У нас невест и вдов много. Половину мужиков красные истребили; малые да старые, ну вот и бабы еще остались.» Берсенев улыбнулся молодым. Они весело щебетали ни о чем. Похоже, что они были счастливы. «Они уже поладили. В их возрасте молодежь быстро сходится, не то что мы, старые ворчуны.» «Девушки еще не знают, кто эти ребята. Они очень религиозные и их надо спросить, хотят ли они выйти замуж за нехристей.» Филат посмотрел на Преснякова. «Я могу пособить. Если ребята желают, то окрещу их по православному обряду как положено,» подтвердил тот. «С этого надо и начинать, а потом про сватовство балагурить,» заключил Филат. «Как их зовут?» спросил Берсенев. «Вот та, что повыше Маня, а сестра ее Варя.» «Дядя Филат, можно мы девушкам наших лошадей покажем?» подошел к взрослым Савва. «Лошади у тебя смирные?» «Да.» «Тогда можно. Только кататься нельзя.» «Почему?» «Недозволено. На посиделки к Башмаковым сегодня вечером можете пойти, но чтоб больше ни — ни.» Филат погрозил указательным пальцем и насыпал ему из кулька жареных семечек. Савва вернулся в компанию и поделился с друзьями. Они дружно стали их лузгать, элегантно сплевывая себе в ладошки. Сысой разводя руками и надувая щеки рассказывал девушкам, как он поймал волка в прошлом году. «И глядит он на меня весь серый, зубами щелкает, и убежать не может, потому как лапа у него в капкане прищемилась.» Варя и Маня млели, ахали и восхищались его мужеством. Савва не хотел отставать. Он стал сочинять, что у них на хуторе живет кот — мудрец, который звезды на небе считает, мышам зубы заговаривает, хвостом пшеницу косит, а потом сам ее скирдует и обмолачивает. «И все хвостом?!» Изумленно Маня посмотрела на Варю и они прыснули со смеху. Как им было весело! Одним словом, через день случилось чудо великое: из незнакомцев — чужаков они превратились в самых лучших и задушевных друзей — приятелей. Они были ослеплены друг другом и нетерпеливо искали встреч. Тогда кровь их закипала, чувства бурлили, сердца трепетали. Все благоприятствовало зарождающейся любви. После обряда святого крещения ребята были в приподнятом настроении, гордясь своими кедровыми крестиками на тонких кожаных шнурках, которые им вырезали золотые руки Филата. Савва и Сысой переменились под влиянием взрослых. Пресняков познакомил их с пасхальным постом и они тут же отказались от скоромного, которым снабдила в дорогу иx мать. Берсенев рассказал им о наступающем светлом празднике Воскресения, а Варя и Маня читали им страницы из Священного Писания. Подарки, которые они привезли из хутора, были отданы по назначению и мешки опустошены. Филат все хотел сделать обстоятельно и после сватовства собирался навестить Евсеича на его хуторе. Все было бы очень хорошо, но шла война и отряду Преснякова требовались пополнения. Настал день и он сказал Филату, что Савву и Сысоя следует мобилизовать в повстанческую армию, а если не так, то сделают это вместо него красные. Задумались бывалые мужчины, не хотели они нарушать молодое счастье и нашли компромисс: пусть сыграют две свадьбы, а потом под ружье. Вот так съездили в Хряпово Евсеича сыны.

Тем временем смертная борьба не затихала ни на час. Силы советских росли. Они продолжали вводить в Тамбовский край новые и новые армии, в этот раз освободившиеся после Польской кампании. Сопротивление повстанцев слабело. Берсенев был затребован явиться в штаб армии к Антонову. Oн стал прощаться с Пресняковым, полк которого также получил приказ передислоцироваться. «Свидимся ли мы когда в этом мире?» Берсенев стоял возле оседланного Байсара, повернувшись спиной к конному взводу, выделенному для его охраны. «А как же,» Пресняков был оптимистичен. «Вот красных разобьем и пир горой затеем. Там и свидимся.» Он по — приятельски подмигнул своему другу. «По чарочке выпьем.» Пресняков задумался и добавил. «Если мы красных не победим, они колхозы введут. Тогда мужику крышка. В колхозах ведь как? Лодырь и разгильдяй хозяйственным мужиком правят. Очень злится народ на это. Один наш охотник так осерчал, что медвежьи капканы на красных взялся ставить. Семьдесят ихних угомонил.» «Погибает очень много людей. Одна часть населения уничтожает другую. Террор белых по свирепости не уступает террору красных, правда, начали террор красные, а белые только отвечают.» «Это точно. Народу мало в деревнях осталось. Что хряповских ждет после того как мы уйдем?» «Муки безмерные. В лесах прятаться им надо или за границу бежать. Но может отобъемся. Собирает Антонов силу великую большевиков воевать. Победим.» Обнявшись, они расстались.

Гуськом ехали они по глухой лесной дорожке. Всматривались и вслушивались, каждую минуту ожидая засады. Вокруг них, безучастная к людским страстям, переживаниям и конфликтам, природа совершала свой извечный круговорот. Весна вступала в свои права, все чаще блистало солнышко, все больше птичек возвращалось с юга. С каждым днем теплело и деревья были окутаны первой зеленью. Лес был уже не так прозрачен, как недавно, хотя листва еще не появилась; голые ветви, усеянные набухающими почками росли и менялись каждый час. Сквозь опавшие, прошлогодние листья проглядывала молодая, нежная трава. Недалеко от Берсенева ехал Егошкин, за отвагу и смекалку назначенный месяц назад командиром взвода. Его широкое и круглое лицо не изменилось и было сияющим и веселым как и всегда. Как и прежде любил он смеяться и дурачиться, однако зрелище, открывшееся за поворотом, заставило его прикусить язык. Среди жухлых голых кустов и островков нерастаявшего снега валялось множество мертвецов с раздробленными головами. Они лежали во всевозможных позах — вниз и вверх лицами, или на боках, скрюченные или выпрямленные, с руками раскинутыми или вытянутыми вдоль своих изгрызенных лесным зверьем тел. Сладковатый трупный запах наполнял воздух. Почуяв приближение отряда, метнулась в сторону стая волков с окровавленными мордами и неохотно взлетела парочка стервятников, расправив свои огромные, черные крылья. Все полезное, что могло найти употребление в деревенском хозяйстве — обувь, одежда, ремни, шнурки, застежки и пуговицы — было содрано с убитых. Побрезговали только исподним, клочки и лоскуты которого трепыхались на ветру. Берсенев приблизился и попытался представить себе, что здесь произошло. На остатках кальсон и нижних рубашек жертв местами проглядывали фиолетовые чернильные штампы со словом «казенное» между двух пятиконечных звезд. «Сколько они здесь лежат?» спросил, стоявший рядом Егошкин. «Не больше недели. Не сгнили еще,» ответил, не отрывая глаз от поляны Берсенев. «Думается мне, что это местные мужики красных подкараулили и расправились с ними по своему. Люди они прижимистые и скопидомные — даже веревки и пули на врагов пожалели — дубинками черепа им крошили.» Он грустно усмехнулся. «Не к добру все это. Насилие порождает насилие. Будет ли этому конец? Большая страна атаковала маленькую; сама стонет и терпит потери, однако с упорством и жестокостью продолжает наносить еще большие удары по пострадавшим и все мы захлебываемся в крови.» Он повел плечами и опустил голову.