Тунгусский Робинзон - Страница 6

— Прапорщик Лукошкин Сергей Александрович, в народе просто Саныч, старшина роты.

— Очень приятно, товарищ прапорщик, — сказал Сергей, пожимая прапорщику руку.

— Для вас, товарищ лейтенант, я просто Саныч, — ответил прапорщик.

— Саныч, ты присядь и не суетись. Лучше колбаску, сырок нарежь, — сказал командир роты, — ты же у нас по хозяйству.

Прапорщик, достав ножик, ловко нашинковал колбаску и сыр и, обтерев дамасскую сталь газетой, спрятал его в ножны.

Сергея было трудно чем-то удивить. Сын потомственного военного он повидал на своем веку кучу всякого оружия, но такого ножа он еще не видел. Изумительной красоты узор дамасской стали не только радовал глаз, но и очаровывал качеством и другими свойствами, присущими настоящему ножу.

— А можно, товарищ прапорщик, на ножик ваш глянуть? — спросил Сергей.

— Покажи ему нож, — сказал капитан.

Прапорщик вытащил из ножен клинок и подал его Сергею. Тот внимательно стал рассматривать мужскую игрушку, профессионально пробуя ногтем его идеальную заточку. Прапорщик улыбнулся и хвастливо сказал:

— Волос режет. Можно вместо «Шика» бриться…

— Да, хороший нож, — сказал Сергей, не скрывая ребячьего восторга.

— Этим ножом Салаудин Тимирбулатов по прозвищу «Тракторист» казнил четырех наших русских парней. Он им головы, как баранам отрезал, а казнь эту на видео снял, чтобы нас десантников напугать. Мы его в ходе спецоперации в марте двухтысячного года взяли. Сейчас, сука, сидит в СИЗО в Шали приговора ждет, — сказал капитан Рыбаков.

— Ну что, Сергей, давай за твою должность выпьем, что ли. Пусть у нас у каждого с этой войны останется свой трофей. Тот трофей, который будет нам напоминать о наших погибших ребятах.

Капитан, прапорщик и Сергей чокнулись и осушили посуду одним глотком.

— А коньячок-то, товарищ капитан, исключительный. Мягко пьется и аромат, как в райском саде.

— Не в саде, а в саду, гурман, твою мать! Выпил, Саныч, теперь вали на склад и получи на лейтенанта новую форму и оружие. А мы еще по одной примем. Если кто меня будет домогаться, я ухал в штаб.

— Есть, товарищ капитан, в штаб. Разрешите идти?

— Да вали ты, Саныч! На обратном пути вернешься, заберешь лейтенанта Лютого. Покажешь ему место в офицерской палатке.

Прапорщик исчез. Капитан налил еще по рюмке коньяку и предложил Сергею продолжить «вступление» в должность.

Лютый, приоткрыл глаза и взглянул на летевшую публику. Кто-то дремал в ожидании конца полета, укачанный воздушными ямами, кто-то читал. Лайки лежали в проходе, не обращая ни на кого внимания. Молоденькая девчушка спала. Она склонила свою голову Сергею на плечо и тихо сопела. Наушники её плеера съехали с головы и висели, издавая звуки похожие на пытку мартовского кота. По всей вероятности, батарейки сели окончательно, и плеер уже не играл, а просто выл. Лютый аккуратно просунул руку девчонке в карман и выключил мычащий «дебильник».

Охотники продолжали играть в карты, перегородив проход между кресел большим чемоданом. На таком рейсе стюардессы видно не полагалось. Время в полете было небольшим, и Сергей пока еще ни разу не увидел улыбающееся лицо «Аэрофлота», которое предлагает соки, воду и мятные конфеты, чтобы легче переносить полет.

Сергей, достав бутылку пива, открыл ее и стал понемногу глотать напиток, утоляя жажду. Постепенно теплый воздух заполнил лайнер, и Сергей забыл про свои опасения заморозить ноги. Тепло исходило отовсюду. Оно проникало под одежду и уже через час в самолете стало невыносимо жарко. Расстегнув куртку, Лютый аккуратно сложил ее, запихнув на верхнюю полку. Самолет монотонно жужжал и Сергей, допив пиво, решил вздремнуть.

Он закрыл глаза и опять мысленно щелкнул переключатель каналов своего телевизора памяти. Как по-волшебству Сергей вновь оказался среди гор Кавказа, где так хорошо началась его служба.

За плечами уже был целый год его пребывания в разведроте, и Лютый не чувствовал себя новичком этой затянувшейся войны. Перед его глазами опять, как девять лет назад, стояло лицо рядового Никулина, призванного из тверской области. Он сидел напротив и что-то рассказывал лейтенанту из своей гражданской жизни. Рассказывал о своей деревне, о любимой девушке, на которой он обязательно по возвращении домой женится, если она его дождется.

Сейчас в лице лейтенанта Никулин видел не командира, а некого священника, который выслушивал его исповедь. Сергей, глядя на связиста, мурлыкал себе под нос какую-то песню, а сам тем временем вспоминал свою девушку Лену, которая обещала ждать его из командировки. То ли она не любила Сергея, то ли нашелся соперник, который был лучше Лютого, он сейчас не знал. Первое время она еще звонила ему на мобильный, но в последние три месяца от нее не было ни одного звонка.

Где-то внутренним чутьем Сергей чувствовал, что с его подружкой происходит что-то неладное. До конца командировки оставалось чуть больше месяца и Сергей не старался решить эту проблему, а отложил семейное разбирательство до того момента, когда рота вернется в полк. Сейчас он, словно чукча в чуме, просто мычал песню себе под нос и не подозревал, что спокойному полету приходит конец.

Не успев допеть свой поставленный хит, как вдруг Ми-8 наклонился на левый борт. Стекло, разбитого автоматной очередью иллюминатора, посыпалось в салон мелкими кусками плекса. Звуков выстрелов слышно не было, только стук пуль об обшивку машины, да появляющиеся дырки указывали на то, что вертушка находится в зоне интенсивного обстрела. Вертушка шла между скалами в ущелье. По данным разведки, в этом районе не могло быть чеченцев. По всей вероятности, это была проходящая банда, которая меняла место свой дислокации. А возможно это был караван, идущий из Грузии с очередной партией оружия и фальшивых долларов. В этот миг Сергею показалось, что время как-то странно затянулось. Пули сверлили металл, а через эти дырки в борт врывались лучи солнца. Отсвечивая зайчиками на лицах десантников, они как бы указывали на тех русских парней, которые должны были погибнуть здесь, исполняя свой долг.

Сергей почувствовал, как борт, получив порцию свинца, пошел на боевой разворот. Подставляя под огонь духов своё бронированное брюхо, он вышел из зоны обстрела, чтобы развернувшись, броситься в драку. Лютый, собрав в комок все силы, вцепился руками в трос, идущий от хвоста к кабине. Застегнув карабин, соединяющийся с поясом, он направился к кабине пилотов. Добравшись, Сергей услышал, как весь корпус борта затрясся мелкой дрожью. Треск четырехствольного пулемета ЯКБ висящего в гондоле на пилонах крыла невозможно было перепутать с работой другого оружия. Благодаря сумасшедшей скорострельности его грохот напоминал звук высыпаемого из мешка гороха на металлический лист. Краем глаза через иллюминатор Лютый увидел, как внизу по скалам бегали чеченцы. Они прицельно стреляли по борту из автоматов, стараясь всадить в машину как можно больше свинца. Они старались, но МИ-8, благодаря пилоту, вилял фюзеляжем из стороны в сторону, профессионально уходя из-под огня.

В тот самый момент, когда борт уже выровнялся, к открытой двери подскочил пулеметчик-дагестанец Тинов Алисултан. Он занял место вместо штатного пулеметчика, который истекая кровью, отползал вглубь борта. Защелкнув пулемет на турель, он со словами «Аллах Акбар» стал расстреливать своих «братьев по вере», которые на мгновение оказались на открытом плато.

Сергей был потрясен до глубины души боевым видом взводного пулеметчика. В этот момент он заслуживал увековечения в кинематографе или на холсте картины. Лютому впервые в жизни захотелось взять кисть и писать с этого бойца картину, которая могла покорить любого любителя батальной живописи.

Алисултан, словно Рембо, стоял во весь рост, широко расставив ноги. Крепко сжав зубы, он жал на спусковой крючок, выдавливая из пулемета сноп огня и разящего свинца. Пули, попадая в тела «чехов», вырывали из них куски плоти, окрашивая американский камуфляж наемников багровыми пятнами крови. Куски и фрагменты отделялись от их тел, разлетаясь кровавыми фонтанами по белому полю ледника.