Туман уходит утром - Страница 1
Александра Шервинская
Туман уходит утром
ГЛАВА 1
Солнце медленно, сыто переваливаясь с одного бока на другой, скатывалось в сторону горизонта и лениво рассыпало по верхушкам деревьев мягкий рассеянный свет. Не обжигающий, не яркий, а по-августовски вальяжный и ласковый.
Таким летним вечером хорошо лежать на клетчатом пледе где-нибудь в саду под старой яблоней и читать, например, «Гордость и предубеждение», «Унесённые ветром» или что-нибудь о великолепном Эркюле Пуаро. А рядом в плетёной корзинке ждут завернутые в льняную салфетку сандвичи, пара румяных яблок и бутылка с холодным чаем. И можно изящным движением затянутой в тонкую перчатку руки поправлять сползающую на затылок соломенную шляпку, и, прищурившись, смотреть на небо… Но это всё в другой, придуманной и иногда приходящей во снах жизни…
А в этой я уже второй час трясусь в машине, которая с недовольным скрипом переваливается по ухабам проселочной дороги. На неё мы свернули с одной-единственной целью: добраться до обещанного нам Давидом лесного озера «изумительной, нечеловеческой красоты». Это я цитирую нашего Сусанина, так как лично мне и в голову бы не пришло говорить о нечеловеческой красоте озера – это же просто водоем!
Любовь Давида к цветистым метафорам иногда раздражала до зубовного скрежета, но так как в целом парнем он был неплохим, компанейским и веселым, то этот маленький недостаток ему охотно прощали. Восточная кровь, опять же, сказывалась, а «восток – дело тонкое», как известно. К тому же именно он был обладателем не новой, но крепкой «Субару Форестер», наличие которой позволяло нашей компании регулярно выбираться из душного города.
По уверениям Додика, озеро находилось буквально в паре десятков километров от шоссе, то есть максимум в получасе езды, даже учитывая качество дороги. Но сейчас, спустя полтора часа, все, даже проспавший половину пути Венечка, поняли: мы однозначно едем не туда. Вокруг темной стеной возвышался хвойный лес, через который песчаной змеёй неспешно ползла становящаяся всё более узкой грунтовка, с одной стороны ограниченная тесно растущими деревьями, а с другой – достаточно глубокой канавой, почти оврагом, с крутыми склонами.
– Додик, разворачивайся, понятно же, что не туда едем, – озвучила я, как мне казалось, очевидное, – а то так можно плутать до бесконечности.
– Непременно, – огрызнулся раздраженный недовольными взглядами и осуждающим молчанием ребят Давид, – как только найду место, где смогу это сделать. Ты же видишь: тут ширины не хватит. Или в деревья уткнёмся, или в кювет сползём. Ты выталкивать будешь?
Вздохнув, я была вынуждена согласиться, так как дорога, по которой мы ехали, – если эту тропу всё ещё можно было называть гордым словом «дорога» – явно не дала бы развернуться почти пятиметровому кроссоверу.
– Но раз есть дорога, даже такая, значит, она куда-то приведет? – не то спросила, не то просто прокомментировала ситуацию Лика. – Не может же быть, чтобы она просто закончилась посреди леса. А оттуда, куда мы приедем, наверняка можно будет позвонить.
– А тебя не смущает то, что сеть как исчезла полчаса назад, так и не появлялась? – криво усмехнулся Венечка. – С чего ты взяла, что там она волшебным образом возникнет?
– Ну не могут же они жить в лесу без связи! – Лика насмешливо посмотрела на приятеля. Действительно, в её незамысловатом гламурном мире ни одно живое существо просто не смогло бы длительное время находиться в пространстве, где нет сотовой связи, ночных клубов и салонов красоты.
Иногда я думала: неужели Лике не скучно в нашей компании? Никто из нас не относился к «сливкам» общества, и что заставляло Лику, этот усовершенствованный вариант куклы Барби, проводить с нами время, не мог понять ни один из нас. Но поскольку характер у неё был лёгкий, то никто, в общем-то, и не возражал.
– Вот смотрите, сейчас повернем, а там стоит страшный-страшный жуткий дом, как в фильмах ужасов, знаете? Заброшенный такой… мрачный, – зловещим шепотом предположил Мишка и постарался придать своей веснушчатой физиономии максимально злодейское выражение.
– Да ну тебя, – махнула рукой Лика, постаравшись сделать это так, чтобы солнечный лучик упал на крупный бриллиант, по-купечески самодовольно сверкнувший на ее изящном пальчике. Неделю назад ей всё-таки удалось добиться от своего давнего кавалера долгожданного предложения руки и сердца, и только она сама (ну и я немножко) знала, каких колоссальных усилий это потребовало. Так что эта вылазка на природу в традиционном составе была последней: солидный Ликин жених Константин Александрович (да-да, только так – по имени и отчеству, никакой фамильярности!) не одобрял подобных развлечений.
– Ну а что? – Венечка взлохматил и без того растрепанную русую шевелюру. – Помните, как в детстве: «в чёрном-чёрном городе, в черном-черном доме, в чёрной-чёрной комна… те» …
Последнее слово он произнес с запинкой, словно споткнувшись на середине: дорога сделала неожиданно крутой поворот влево и уткнулась пыльным носом в очаровательную полянку, густо заросшую васильками и отцветающим кипреем. Белые пушинки беззаботно летали в воздухе, а посреди поляны стояло огромное дерево, на котором не было ни одного листка. Впечатление оно производило – во всяком случае, издали – самое что ни на есть жуткое.
– Ну и куда ты нас привёз? – озвучил Венечка возникший одновременно у всех вопрос. – То, что это не озеро, я полагаю, очевидный для всех факт.
– Не умничай, – Лика отвечала, скорее, по привычке спорить с Венечкой по любому поводу, впрочем, и без повода тоже, – зато есть полянка, значит, сейчас спокойно развернемся и поедем обратно в город. Будем просто считать, что отдых на озере откладывается.
– Вы как хотите, конечно, а я обязательно сфотографирую и само дерево, и себя на его фоне, – решительно сказал Мишка и, выбравшись из машины, сладко потянулся, – что и вам советую. Кадры будут просто чумовые, это я вам как профессионал со стажем ответственно заявляю.
Мишаня подрабатывал в одном интернет-издании фотографом и поэтому считал себя чуть ли не гуру в этой области, искренне обижаясь на наш откровенный скептицизм. Но сейчас спорить с ним никто и не подумал: дерево действительно выглядело совершенно инфернально. Гладкий, словно отполированный ствол был покрыт странной корой: никаких характерных для обычных деревьев прожилок, трещинок, неровностей – абсолютно гладкая поверхность, напоминающая, скорее, не дерево, а пластмассу, но при этом теплая, я бы сказала, пугающе живая. Складывалось впечатление, что под этой глянцевой антрацитово-черной поверхностью по каким-то каналам бежит кровь, как у человека по венам и артериям.
Корявые узловатые ветви раскинулись в стороны, словно очерчивая некий круг, внутри которого ничего не росло: ни трава, ни вездесущий кипрей, ни даже крапива. Опавшей листвы тоже не было, так как на странном дереве, видимо, листья просто-напросто не росли. Ветви напоминали руки с множеством скрюченных пальцев, которые, казалось, только и ждут, чтобы схватить путника, случайно пересекшего невидимую границу.
Я медленно обошла дерево вокруг, чувствуя странное, объективно ничем не объясняющееся желание оказаться от него как можно дальше. Вообще-то излишней впечатлительностью я никогда не отличалась: во время просмотра фильмов ужасов голову под подушку не прятала, в тёмных помещениях чувствовала себя достаточно комфортно, гулять же ночью по кладбищу мне мешал не страх, а полное отсутствие смысла в подобном мероприятии.
Сейчас, однако, мне казалось, что по коже словно скользнул едва заметный, но от этого не менее пронизывающий ледяной ветерок, совершенно неуместный солнечным летним днём. Причём он был не просто холодным, а каким-то липким и в то же время скользким, словно какой-то невидимый морской хищник, притаившийся внутри этого странного дерева, провёл по шее и спине мерзким мокрым щупальцем.
Пока я ходила и присматривалась к непонятному дереву, народ вовсю развлекался, стараясь запечатлеть себя в как можно более экстравагантных позах и положениях: Мишка даже умудрился подпрыгнуть и ухватиться за самую нижнюю ветку, повиснув на ней, словно обезьяна, и в этом положении пытался сделать сэлфи. Лика эротично изгибалась на фоне иссиня-чёрной коры, демонстрируя богатое содержимое декольте, а Додик с энтузиазмом, достойным лучшего применения, её фотографировал. Венечка, видимо, вспомнив не слишком благополучное детство, достал ножик и пытался что-то нацарапать на стволе дерева. Кора не поддавалась, и он злился, шипя себе под нос что-то явно нецензурное.