Туман на родных берегах - Страница 2

Компанию возглавлял личный товарищ и соратник Вождя, Николай Николаевич Нестеров, действующий генерал интендантской службы и родной брат погибшего в далеком четырнадцатом героического летчика Петра Николаевича Нестерова.

Говорят, Петр Нестеров был юношеским кумиром Вождя, и бесталанный Николай возглавил гигантскую корпорацию лишь благодаря настойчивой протекции Канцлера. Ворчаков об этом не задумывался, его проблемой была исключительно безопасность, а с этим в «Русских авиалиниях» все было в полном порядке.

Неудивительно: роль военных в руководстве корпорации ни для кого секретом не являлась. Как и тот неумолимый факт, что в случае начала масштабных боевых действий «Русские авиалинии» автоматически переходили в подчинение Генерального штаба, под непосредственное командование главкома ВВС, соратника Байдакова, со всеми вытекающими.

Что совершенно не мешало цепеллинам и самолетам в обычной, гражданской жизни, становиться все более привычным для жителей Империи и чуть ли не повседневным для перемещающихся на колоссальные расстояния управленцев гражданским транспортом.

С этим понятно.

Баранина, цыпленок или форель.

Определимся чуть попозже…

Есть еще вопросы?

Какое вино подавать господину Инспектору к обеду?

Сразу не ответишь.

Стоит поразмышлять…

Какого вина выпить?

Красного столового?

Ледяного белого муската?

Русской водочки?

Или, допустим, шустовского коньячку?..

С рыбкой вменяемо охлажденная «смирновка» сочетается замечательно. Почти идеально.

Да и коньячок будет неплох, если его правильно дополнить долькой лимона или обильно полить лимонным соком саму нежную, бледно-розовую форель.

И обязательно после этого – дать немного подышать…

Разбудить-то горничная его разбудила.

Но инспектору неожиданно показалось, что он так и остался жить дальше там, в продолжавшем тянуться сне.

Таком странном, переполненном холодными четкими красками, как белоснежные облака, по которым стремительной вечерней водомеркой бежала, то пропадая в глубоких провалах, то возникая вновь небольшая черная тень изящного аэроплана.

Бежала то замедленно, то стремительно – так что ему стало немного не по себе.

Синева.

Безжалостная ледяная синева.

И белизна облаков.

И первозданная чернота стремительной чужеродной тени…

Ворчаков неожиданно для себя попросил бокал красного шипучего «Абрау».

Желательно – ледяного.

А лучше – бутылку.

И форель – но без картошки.

Копченую.

И – лимон.

Дурной вкус, что говорить.

Но…

Хотя – извините – нет-нет, секундочку.

Надо еще немного подумать.

…Ворчакову, если бы не крепкий и, видимо, здоровый сон, было бы немного не по себе.

Во-первых, – вчера гуляли.

Крепко, по-гвардейски.

Как и полагается случайно встретившимся на отдыхе, успевшим стать влиятельными господами, но еще не постаревшим односкамеечникам из «василеостровских гимназисток», – выпускников уютно расположившегося в здании бывшей женской гимназии знаменитого «делателя элит» – юридического факультета Императорского, имени генерала Лавра Корнилова, Санкт-Петербургского университета.

Глупость, кстати.

И многократная.

Безвременно сгинувший в Гражданскую Лавр Георгиевич мало того что человеком слыл весьма неприятным и не сильно образованным, так был еще к тому же и убежденнейшим республиканцем.

«Россия – не вотчина Романовых».

Но – тем не менее, тем не менее.

Альма матер положено любить даже такой, и далеко не в самых лучших ее проявлениях.

Хоть будущие просвещенные юристы и фрондировали, повторяя про прославленного полководца и мученика «белого движения» знаменитое презрительное «лев с головой барана», – умение пить по-корниловски считали вполне почетным.

Более того, сам ритуал студенческого «посвящения в гимназистки»…

Уже одну эту причину можно считать уважительной.

Похмелье еще никто не отменял.

Даже у директоров департаментов службы Имперской безопасности.

Во-вторых, ему все не удавалось проснуться.

Как ни старался.

Уже и кофе выпил несколько чашечек.

И умылся в узенькой аэросалонной уборной.

И покурил…

Не помогло.

Похоже, опять придется обращаться к «народным балтийским средствам».

Благо кокаин всегда под рукой, специально для таких целей приобретенный в ялтинской городской аптеке: чистый, медицинский, не какая-нибудь контрабандная польская подделка.

Пусть этим дерьмом недобитый пан Пилсудский травится: польская республика, разделяющая откровенно враждебные друг другу большевистскую Германию и Имперскую Россию, – отличный плацдарм для неизбежной в ближайшие десятилетия войны. И очень удобный полигон для спецслужб обоих враждебных друг другу, стремительно наращивающих вооружения гигантов.

Но ее откровенно двуличная политика раздражала Ворчакова даже больше, чем ее сидящие в туманном Лондоне «союзные идеологи».

Так что – никакого потакания враждебной экономике и контрабанде.

Только патентованный легальный товар производства Нижегородского фармакологического объединения.

Но все равно – не хотелось…

Ну а в-третьих, вынырнув на секунду из пространства, что располагается между сном и реальностью, он заметил, что напротив, в таком же узком самолетном кресле, сидела самая настоящая мумия.

Полковник непроизвольно вздрогнул.

Отхлебнул глоток поданного заботливой аэрогорничной прохладного шампанского.

Закурил длинную тонкую папиросу «Дюшес» и решил все-таки остановиться на баранине.

Под розмарином.

С гарниром из отварных овощей и капелькой острого турецкого гранатового соуса.

Мумия могла некоторое время подождать.

Как и кокаин – «убивать» им себя, видимо, все равно придется: по прилете в старую столицу ему потребуется повышенная работоспособность и ясный мозг, но сейчас-то зачем?!

Сейчас надо немного поесть и – совершенно обязательно – опохмелиться.

Вождь поймет, он его, в конце концов, не с боевого задания в Москву выдергивал.

А из банального отпуска…

Семилетнее красное «Абрау-Дюрсо», поданное со льда, для этого в высшей степени подходило.

Еще немного, и должно было отпустить.

Только не надо останавливаться.

Один-другой бокал, и в голове снова начинало приятно шуметь.

Можно расслабиться.

А расслабившись – и побеседовать.

Хоть с мумией, хоть с чертом лысым.

Впрочем, мумия и так все время говорила, говорила, говорила.

Поддерживать разговор было не обязательно.

Достаточно просто кивать.

К тому же, как подсказывала постепенно пробуждающаяся память, сразу после баранины, шампанского и папиросы, времени оставалось только на одну-две чашечки дерьмового аэросалонного кофе, сваренного по уродскому американскому рецепту, «в котле», и пары дорожек порошка в уборной, – после чего аэроплан должен был, выпустив шасси, заходить на посадку…

Кофе был давно допит, папироса докурена, дорожки разнюханы, а аэроплан словно и не думал снижаться.

Ходил кругами, словно что-то выискивая, то ныряя к земле, то снова набирая высоту.

Ворчакову стало тревожно: летать он не любил, несмотря на «полетные» сны.

Тем не менее приходилось терпеть и улыбаться.

Положение обязывало.

Жандармский офицер, учил Вождь, – он только во вторую очередь офицер.

А в первую – жандарм.

Со всеми, что называется, вытекающими.

…«Такова се ля ва», как грустно шутил временами один из большеголовых друзей детства и юности Канцлера, подвизавшийся теперь на ниве Имперской пропаганды и агитации.

Неплохо, кстати, подвизавшийся.

Даже что-то эдакое возглавлявший.

Хотя, по-хорошему, – всех бы их, уродов писучих, – да в лагеря…

…Наконец, легкий двухмоторный «Туполев-24АМ» – настоящее произведение русского конструкторского искусства, – вышедшего, что стало редкостью в последнее время, из гражданского конструкторского бюро, а не из жидовской бериевской шарашки, – заложив широкий круг над Строгинской поймой, начал ощутимо и решительно снижаться.