Тщетность, или Гибель «Титана» - Страница 4

— На скорости 25 узлов в густом тумане — ничего, сэр.

Капитан внимательно посмотрел на Роуланда и нахмурил брови.

— Вряд ли уместно сейчас обсуждать скорость судна и тем более правила, которые установила наша компания, — сказал он. — Я просто собирался сказать вам, что в Ливерпуле, в офисе компании, когда вы будете получать свое жалование, вам передадут пакет. Сто фунтов в банкнотах. Своего рода премия за то, что вы навсегда забудете о том, что видели сегодня ночью. Все равно, помочь уже никому невозможно, а обнародование этого факта создаст ненужные трудности для компании.

— Я не стану брать этот пакет, капитан. И не стану ничего забывать. Напротив, сэр, я при первой же возможности расскажу об этом массовом убийстве!

Капитан откинулся на спинку стула и еще раз окинул взглядом скрюченную и дрожащую фигуру моряка. То, что он видел, никак не вязалось с речью, которую он только что услышал. При других обстоятельствах он, не задумываясь, приказал бы офицерам научить этого дерзкого негодяя вежливости при обращении к старшему по чину. Но обстоятельства были экстраординарными. В мутном взоре этого моряка читался  ужас, смешанный с искренним негодованием. Говорил он как образованный человек. А последствия, грозящие капитану и компании — и еще более осложненные желанием скрыть факт происшествия, в случае, если про столкновение узнают, были настолько серьезны, что реагировать на явное несоблюдение субординации было просто глупо. Сейчас гораздо важнее подчинить себе этого необузданного матроса, найти его слабое место.

— Вы отдаете себе отчет в том, Роуланд, — спросил капитан, поборов гнев. — Что никто больше из команды не подтвердит ваши слова? Вам никто не поверит, вы будете опозорены, потеряете свое место и наживете массу врагов.

— Я понимаю не только это, — ответил взволнованно Роуланд. — Но и то, что вы, той властью, что дана вам как капитану судна, можете приказать заковать меня и взять под стражу прямо в этой каюте за любую провинность, даже выдуманную вами. Я также знаю, что эта надуманная провинность, никем официально не подтвержденная, но отмеченная записью в судовом журнале, будет подтверждением моей вины и ее будет достаточно, чтобы упечь меня за решетку до конца моих дней. Но я знаю и другие пункты морских законов, например, то, что я, даже сидя в тюрьме, могу отправить вас и вашего первого помощника прямиком на виселицу.

— Ваши представления о силе свидетельских показаний весьма ошибочны. Запись в судовом журнале не может быть достаточным поводом, чтобы посадить человека в тюрьму. Да и вы, сидя за решеткой, вряд ли смогли бы серьезно навредить мне... Кто вы вообще такой, позвольте спросить? Адвокат-неудачник?..

— Я выпускник Аннаполиса[3]. Я получил такое же образование, как и вы.

— У вас есть какие-то связи в Вашингтоне?

— Никаких.

— И что заставляет вас держаться той позиции, которую вы избрали? Позиции, которая, возможно, и заставит кое-кого понервничать, но, несомненно, не повлечет того вреда, которым вы тут грозите.

— То, что у меня появился шанс совершить хотя бы один добрый поступок в своей беспутной жизни. Я надеюсь, что смогу настолько сильно разгневать общество в странах по обе стороны океана, что это положит конец бездушному уничтожению жизней и имущества одних ради удобства и скорости других. Сотни мелких рыбачьих суденышек, которые ежегодно идут на дно из-за столкновений с большими пароходами, будут спасены.

Капитан мерил шагами комнату, пока Роуланд, сверкая глазами и стиснув кулаки, произносил эту тираду.

— Конечно, никто не запрещает вам мечтать, что все будет именно так, — сказал капитан, остановившись перед ним. — Но не в вашей и не в моей власти сделать что-либо для того, чтобы эта мечта осуществилась. Как я понял, названная мной сумма недостаточно велика для вас. Хорошо, как вы отнесетесь к предложению занять место на мостике моего корабля?

— Если бы я захотел, я бы занял место и выше. Ваша компания недостаточно богата, чтобы купить меня.

— Я вижу, вы начисто лишены амбиций. Но ведь должно быть что-то, в чем вы нуждаетесь.

— Еда, одежда, крыша над головой... И еще — виски, — проронил Роуланд с горьким смехом, в котором ощущалось презрение к самому себе.

Капитан достал из бара графин и два стакана, поставил их перед Роуландом.

— Что ж, вот одна из ваших ежедневных потребностей. Наливайте.

Глаза матроса заблестели. Он налил полный стакан. Капитан плеснул совсем немного виски в другой стакан, едва покрыв дно, и добавил содовой.

— Я выпью с вами, Роуланд. За лучшее взаимопонимание между нами, — сказал он и опустошил свой стакан.

— Если бы был выбор, я бы предпочел пить в одиночестве, капитан, — сказал матрос и выпил свою порцию одним глотком. Лицо капитана вспыхнуло, как от пощечины, но он снова сумел поборот гнев.

— Возвращайтесь на палубу, Роуланд, — сказал он. — Когда мы пересечем океан, я снова вызову вас к себе для окончательного разговора. А пока я прошу вас — не требую, а именно прошу — не вступать в бесполезные разговоры с вашими товарищами по команде по поводу того дела, которое мы тут обсуждали.

Первому помощнику, который сменился с вахты в четыре часа утра, капитан сказал следующее:

— Этот матрос — пропащий человек, но совесть в нем еще не умерла окончательно. Его трудно купить или запугать — он слишком умен. Однако я нащупал его слабое место. Если он сопьется до чертиков до того, как мы войдем в порт назначения, его слова и свидетельские показания не будут стоить и ломаного гроша. Накачайте его виски так, чтобы он забыл, кто он такой, а я поговорю с судовым врачом насчет более сильных средств.

Когда Роуланд утром того дня вернулся с завтрака, то обнаружил в кармане своей матросской курткинебольшую фляжку. Он предусмотрительно не стал вытаскивать ее из кармана, поскольку вокруг было много людей.

— Вот оно что, капитан, — подумал он. — Вы, похоже, из той породы негодяев и подлецов, которые привыкли обходить законы. Я сохраню эту вашу фляжку с виски, в которое вы, возможно, еще и добавили какой-нибудь отравы, как еще одно доказательство для суда.

Однако немного позже он выяснил, что виски не было отравлено. Напротив, это было отличное, согревающее нутро виски — лучшее из того, что хранилось в баре капитана.

Утром произошел инцидент, который надолго отвлек Роуланда от событий минувшей ночи. Яркий солнечный свет выманил пассажиров из кают словно пчел из улья и спустя два часа обе прогулочные палубы были переполнены людьми и напоминали улицы крупного города. Матросы как обычно занимались уборкой, и Роуланд с ведром и шваброй драил окрашенный белой краской правый гакаборт^[4]. Кормовая рубка надежно скрывала его от посторонних взглядов. Внезапно в узкое пространство между леерным ограждением и рубкой, смеясь и крича, вбежала маленькая девочка и ухватилась ручками за ноги моряка. Ее переполняло радостное возбуждение и девочка не могла устоять на одном месте.

— Я убезала! — воскликнула она. — Я убезала от мамы!

Роуланд вытер влажные ладони и взял малышку на руки.

— Кроха, ты должна вернуться назад. Тебе здесь не место.

В наивных детских глазах искрилось веселье, и, поддавшись ему, он проделал одну из тех дурацких выходок, на какие способны только холостяки. Роуланд поднял ребенка над ограждением и сделал вид, что готов бросить девочку за борт.

—Ты ведь не хочешь отправиться к рыбам? — грозно спросил он, хотя лицо его расплылось в улыбке, столь непривычной и почти забытой. Девочка испуганно вскрикнула. И в этот момент из-за угла рубки выскочила молодая женщина. Он накинулась на Роуланда, как свирепая тигрица, выхватила ребенка и, смерив моряка испепеляющих взглядом, исчезла. Роуланд бессильно поник, грудь его тяжело вздымалась.