Труп в оранжерее - Страница 53

— Что, по вашему опыту, более обычно для человека, совершающего самоубийство, — стрелять себе в грудь или в голову?

— В голову, возможно, более обычно.

— Настолько обычно, что возникает предположение об убийстве, если рана находится в груди?

— Я бы не заходил так далеко в предположениях.

— Но при прочих равных условиях вы сказали бы, что рана в голове более наводит на мысль о самоубийстве, чем рана в туловище?

— Это так.

Сэр Импи Биггс:

— А самоубийство выстрелом в сердце в любом случае невозможно?

— О, боже мой, нет.

— Известны такие случаи?

— О, конечно, и немало.

— Есть ли еще что-то в медицинском свидетельстве, что исключает идею относительно самоубийства?

— Ничего вообще.

На этом слушание дела в парламенте закончилось.

Когда во второй день суда сэр Импи Биггс поднялся, чтобы зачитать свою вступительную речь защиты, он выглядел несколько взволнованным, что для него нехарактерно. Его замечания были краткими, но в тех немногих словах ощущалось глубокое волнение, которое передалось всем присутствующим.

— Милорды, встав, чтобы произнести вступительную речь защиты, я почувствовал себя обеспокоенным более чем обычно. Не то чтобы у меня были сомнения по поводу вашего вердикта. Вероятно, в любом другом случае было бы невозможно доказать невиновность обвиняемого, как в случае с моим благородным клиентом. Но сейчас я обязан просить об отсрочке, так как в настоящее время отсутствует важный свидетель и решающая часть свидетельских показаний. Милорды, в руке я держу телеграмму от моего свидетеля — я назову вам его имя: это лорд Уимзи, брат обвиняемого. Телеграмма была послана вчера из Нью-Йорка. Я зачитаю ее вам. Он пишет: «Доказательство получено. Вылетаю сегодня вечером с пилотом Грантом. Заверенная копия и показания следуют судном "Лукарния" в случае авиакатастрофы. Надеюсь, что буду в четверг». Милорды, в этот момент самый важный свидетель пересекает воздушные просторы над широкой Атлантикой. В зимнюю непогоду он стоит перед лицом опасности, которая ужаснула бы любое сердце, но не его собственное и не сердце всемирно известного летчика, к чьей помощи он прибег, чтобы не терять ни минуты для освобождения своего благородного брата от этого ужасного обвинения. Милорды, барометр падает.

Необъятная тишина, подобно безмолвию мороза, упала на сверкающие скамьи. Лорды в своих алых одеяниях с горностаями, супруги пэров в богатых мехах, судьи в огромных париках и мантиях, председатель суда пэров на своем возвышенном месте, приставы и герольды, а также глашатай герольдмейстер застыли на своих местах. Только заключенный посмотрел на каждого из судей и опять на председателя суда пэров в некотором замешательстве. А репортеры начали судорожно черкать в блокнотах, составляя экстренные сообщения, чтобы назавтра газеты пестрели сенсационными заголовками, живописными эпитетами и тревожными предсказаниями погоды, заставляя остановиться спешащий Лондон. «Сын пэра летит через Атлантику»; «Преданность брата»; «Успеет ли Уимзи?»; «Обвинение в ридлсдейлском убийстве: ошеломляющее продолжение». Это было событие.

Миллионы телетайпов выстукивали эту новость в офисах и клубах, где клерки и посыльные обсуждали процесс, злорадствовали и держали пари. Тысячи чудовищных печатных прессов всасывали эту новость в себя, переваривали ее в свинец, разминали в строки, отлитые на линотипе, заглатывали ее в свои огромные утробы, отрыгивали на бумагу и выплескивали бумагу дальше в тиски пресса. А синеносый раздосадованный бывалый солдат, который когда-то помог вытащить майора Уимзи из воронки снаряда около Кодри, ворчал: «Господи, помоги ему, он действительно отличный парень», подкладывая газеты под стойку железной решетки в Кингсвэе и выставляя свою витрину в наилучшем свете.

После короткого заявления о том, что далее он намерен не просто доказать невиновность своего благородного клиента, но (как превышение требований долга) прояснить каждую деталь трагедии, сэр Импи Биггс без дальнейшей задержки продолжил вызывать своих свидетелей.

В числе первых был мистер Гойлс, который свидетельствовал, что он нашел Кэткарта уже мертвым в 3.00, его голова находилась близко к поилке для скота, стоявшей около колодца. Элен, служанка, в дальнейшем подтвердила показания Джеймса Флеминга касательно почтовой сумки, и объяснила, что меняет промокательную бумагу в кабинете каждый день.

Свидетельские показания детектива Паркера вызвали большой интерес и некоторое замешательство. Его рассказ о том, как он обнаружил зеленоглазого кота, был выслушан с напряженным вниманием. Он также представил подробный отчет о следах обуви и отпечатках чего-то тяжелого, протащенного по земле, а также об отпечатке руки на цветочной клумбе. Был представлен кусок промокательной бумаги, фотографии которого пэры передавали из рук в руки. Последовало долгое обсуждение этих двух моментов: сэр Импи Биггс пытался доказать, что отпечаток на клумбе оставлен человеком, который сам пытался подняться, переворачиваясь, сэр Вигмор Вринчинг старался выудить признание, что таким образом умирающий пытался воспрепятствовать тому, что его тащат.

— Положение пальцев по направлению к дому опровергает предположение о насильственном перемещении, не так ли? — предложил сэр Импи.

Сэр Вигмор, однако, дал понять свидетелю, что раненого человека следует тащить головой вперед.

— Если сейчас, — сказал сэр Вигмор, — я стану тянуть вас за воротник пальто — милорды поймут мое несогласие…

— Выходит, — заметил председатель суда пэров, — это дело о solvitur ambulando? (Послышался смех.) Я предлагаю членам палаты во время перерыва на обед провести эксперимент, выбрав члена палаты подходящего роста и веса, соответствующего покойному. (Все благородные лорды посмотрели друг на друга, стремясь угадать, какой несчастный будет выбран для этой роли.)

Затем инспектор Паркер упомянул отпечатки на окне кабинета.

— По вашему мнению, могла ли задвижка быть сорвана при помощи ножа, который нашли у умершего?

— Да, это так, я сам провел эксперимент с подобным ножом.

Затем сообщение на промокательной бумаге было прочитано от корки до корки и интерпретировано всеми возможными способами: защита настаивала, что язык был французским, и там было написано «я потерял голову из-за страданий»; обвинение отвергло такое предложение как неправдоподобное и предложило английскую интерпретацию, увидев там слова «найден» или «его провал».

Затем был вызван эксперт-графолог. Он сравнил почерк с почерком подлинного письма Кэткарта, после чего был тщательно обработан стороной обвинения. Эти запутанные вопросы были оставлены на рассмотрение лордов, затем защита вызвала ряд свидетелей. Процедура оказалась достаточно утомительной: пришлось выслушать управляющего Кокса, господина Тургеота из банка «Лионский Кредит», подробно рассказавшего о финансовых делах Кэткарта; затем консьержку и мадам Леблан из дома на улице Сент-Оноре; благородные лорды начали зевать, за исключением нескольких своенравных, которые внезапно стали производить расчеты в своих записных книжках и обмениваться понимающими взглядами, как опытные дельцы.

Затем был вызван господин Брике, ювелир с улицы Мира, и девушка из его магазина, которая поведала историю о высокой блондинке, иностранной даме и покупке зеленоглазого кота, после чего все оживились. Напомнив собравшимся, что этот инцидент произошел в феврале, когда невеста Кэткарта была в Париже, сэр Импи попросил помощницу ювелира оглядеться вокруг и сказать, увидела ли она в числе присутствующих иностранную даму. Процедура оказалась длительной, но в конце концов ответ был отрицательный.

— Я не хочу, чтобы у кого-то остались сомнения по этому поводу, — сказал сэр Импи, — и, с разрешения генерального прокурора, сейчас я готов устроить очную ставку этой свидетельницы с леди Мэри Уимзи.