Труды по россиеведению. Выпуск 5 - Страница 15

Юрий Владимирович хоть и прославился своим парадоксалистским высказыванием: де, мы не знаем страны, в которой живем, – очень даже хорошо ее знал. И бросил свои чекистские силы на спасение системы. Это не означает, что он был чекистом до мозга костей, чекистом по преимуществу. Нет, скорее, он был даже похож на партийца. В его жизненном устройстве была какая-то интрига, может быть, связанная с его неясным происхождением, а может, и с чем-то другим. В настоящих чекистах интриги нет, поскольку их профессия плести интриги. А плести могут только безынтрижные. Но как бы там ни было, этот странный Андропов сыграл в истории спецслужб решающую роль. Сейчас гадают, кем бы занять место «железного Феликса» на Лубянке. Предлагаю: Юрием Владимировичем. Кстати, со мной согласен и такой авторитетный человек, как А. Кончаловский. – Он снял об Андропове комплиментарный фильм.

Поначалу, как мы знаем, эксперимент был поставлен в Азербайджане, одной из наиболее коррумпированных республик юга СССР. Шеф тамошнего КГБ Г.А. Алиев возглавил ЦК республики, абсолютно повсюду расставил своих (чекистских) людей и взял под контроль всю республику. Заметьте, Азербайджан и сейчас – под контролем клана Алиевых. Бакинский вариант оказался модельным и для будущей России.

И здесь, у нас, после небольшого демократического эксперимента у власти оказались дети Андропова. Они пришли на смену детям Арбата. Сегодняшний управляющий слой – это настолько-то процентов… (точно знает О. Крыштановская31) выходцы из КГБ, причем не только советско-андроповского призыва, но уже и постсоветского, современного.

Политическая наука утверждает: политика есть поле деятельности, конкуренции и сотрудничества элит. Допустим, что это так. Какие элиты правили Россией в ХХ столетии? При этом не будем говорить о царских. Все-таки ХХ век начался у нас в 1917 г. Тогда ответ прост: номенклатура. Ее в 1920 г. принялся создавать И. Сталин. Идея была проста: иметь универсалов-управленцев, могущих руководить всеми сферами жизни общества, от идеологии до химии, и лишенных (впервые в новой истории) частной собственности. Этот проект провалился. Оказалось, что человек хочет иметь (в этом смысле абсолютно ложной является дилемма популярного неомарксиста Эриха Фромма: иметь или быть; русская жизнь подправила этого мечтателя: быть – это значит иметь).

В рамках советской системы возникло два новых проекта. Правда, проектами их можно назвать только сегодня. Тогда, естественно, мы их так не понимали. – Слишком рано было. Проект первый: партийная номенклатура становится частными собственниками, или, по модному ныне выражению, хозяйствующими субъектами. Проект второй: ими становятся чекисты, которые уже были призваны к этому делу Андроповым.

Исторически возобладал второй проект. И понятно почему. Партийная аристократия во главе с Л.И. Брежневым была глубоко интегрирована в коррупционно-передельный порядок 1960–1980-х годов. И вместе с этим порядком – совершенно неожиданно для себя, как «Титаник», – налетела на «айсберг». Что касается чекистов, то на «Титанике» находилась только их часть. Остальные (оставшиеся) и пришли на смену.

В этом – принципиальное отличие антикоммунистической революции от антисамодержавной. В той сгинули все без исключения элиты старого режима. В этой победила одна из двух главенствующих элит предшествующего порядка (правда, и некоторая часть партийцев сумела пристроиться к новому русскому порядку, но многие оказались в офсайде)32.

Такой вывод, подчеркнем, предполагает дополнительное изучение советской системы. Это тема соотношения двух главных ее элит. Она подразумевает вопрос: почему режим советского типа порождает две типологически близкие, но разные элиты. И не являются ли борьба, сотрудничество, компромисс двух этих элит «переносом» в ХХ столетие ситуации, описанной более века тому назад В.О. Ключевским: в России нет борьбы партий, но есть борьба учреждений (тогда главными акторами были МВД и Минфин). В социумах подобного типа конкуренция социальных сил, видимо, заменяется конкуренцией привластных группировок. Это не значит, что последнее есть девиантность, но – особый и малоэффективный тип саморегуляции общества…

В самое последнее время обнаружилась тенденция трактовать финал Первой мировой войны для России следующим образом (причем, именно обнаружилась – она еще не возобладала; но сам факт ее появления весьма значителен). – Утверждается: Россия проиграла эту войну, хотя русские, как всегда, проявили свои великие качества: мужество, стойкость, самоотверженность и т.д. То есть со стороны нашего народа это был очередной исторический подвиг, но бездарные царь и верхушка тогдашнего русского общества, а также злонамеренные и безответственные действия «темных сил» сорвали уже близкую победу. Позорный Февраль и какой-то пока еще не очень ясный Октябрь (не очень ясный для нынешних верхов – до конца не определились) стали вехами на пути поражения Великой России. Однако правительство большевиков, заключив договор с Германией и Австро-Венгрией, вывело Россию из мировой бойни.

Брестский мир – одно из важнейших событий в русской истории ХХ столетия – по сей день не получил какого-то очень важного, решающего определения: что это было? Ведь как ни крути, как ни поноси большевиков, но разве окончание кровавой драки есть предательство национальных интересов? Понимаем этот термин в самом практическом смысле слова: сбережения народа. Действительно, ну, отдали территории (около 1 млн кв. км) с людьми (миллионов эдак пятьдесят). Но ведь сотни тысяч были спасены от предстоящей им смерти – людей молодых, здоровых, за которыми будущее. Да и немецкая армия пришла в Белоруссию, на Украину, на Дон и т.д. не как вермахт с гестапо и СС через четверть века. Тогда еще немцы (впрочем, и мы) были нормальными. Никакого особого ужаса войска Второго рейха на землях Российской империи не творили. Более того, свидетельствуют очевидцы тех событий, они пытались установить хоть какой-то порядок на территориях, впавших в хаос русской революции.

Так, может, правы те, кто сегодня пытается (и, наверное, у них официально это получится) выдать позорный Брестский мир за русский финальный аккорд в Первой мировой войне? Кстати, хочется напомнить: Брестский мир в качестве позорного квалифицировал В.И. Ленин. Этот циничный человек никогда никого не обманывал. И если он что-то обещал или как-то называл, то это всегда было прямо и по существу. Так что же получается? Современная демократическая Россия признает позорный и вынужденный Брестский мир событием, за которое отвечает историческая Россия (мы ее не идеализируем; действительно, это была «страна рабов, страна господ»; но другой России у нас нет – именно та была исторической; и она никогда в своей новой истории, т.е. со времен Петра Великого, не могла, не хотела и не прибегала к действиям типа Брестского мира; максимум, на что была готова историческая Россия, – это Парижский мирный договор 1856 г., смысл которого только в том, что Россия – и ее верхушка это отчетливо понимала – на время отказывалась от сегодня малопонятной, но навязчивой в предшествующие времена мечты овладеть Босфором и Дарданеллами, т.е., повторим, на время отказалась от мечты о морской экспансии; правда, вскорости, и мы уже касались этой темы, вернулась к ней33).

Получается (скажем, неожиданное): современная Россия полагает, пусть и в неявной форме, Брестский мир основой своей легитимности. А ведь что, собственно, связывает Российскую Федерацию с империей? По сей день ни юридически, ни всерьез исторически нынешняя власть не определила себя преемницей тысячелетней России. Есть ряд заявлений всех трех президентов РФ, которые можно было бы толковать так. Есть концепция нового школьного учебника, которая тоже, вроде бы, говорит об этом. Но это все-таки признаки и знаки, а не общественные и государственные установления, особенно на фоне активной любви к Сталину и ко всему советскому.