Трудный выбор (ЛП) - Страница 7

Настоятель молчал, но смотрел на меня с беспокойством. Он был свидетелем моего уныния в дни, последовавшие за раскрытием обета. Он знал, как трудно мне было принять и смириться с моей новой жизнью.

Сострадание на его лице, говорило, что он не хотел, чтобы мои надежды снова рухнули:

— Как она может принять решение вступить в уединенную жизнь, если она еще не знает, подходит ли ей супружеская жизнь? — Глаза герцога умоляли меня обдумать его просьбу. — Если ей суждено жить в монастыре, она не должна делать этого только из-за того, что так распорядилась судьба.

Она должна сделать это осознанно, принять это после испытания земной любовью и желать союза с Богом сильнее, чем с мужчиной.

Я кивнула герцогу:

— Вы очень мудры, ваша светлость.

— Но, дитя мое, — мягко сказал настоятель, — вы действительно хотите пройти через такую проверку? После того как вы уже усмирили свое сердце и разум для жизни в монастыре? Вы должны понимать о возможной душевной боли.

Но что мне делать?

— Доверьтесь мне, леди Розмари, — послышался тихий шепот герцога. –

Мы ничего не теряем, если в течение месяца мои рыцари будут ухаживать за тобой, а возможно даже приобретем — твое счастье.

Аббат покачал головой и хотел что-то сказать, но я подняла руку, призывая к молчанию. Я не могла принять решение сию минуту, только не при таком количестве мыслей. Мне нужно было больше времени, чтобы разобраться в себе и в той путанице, которая вихрем крутилась в моей душе.

— Пожалуйста, аббат. Я очень уважаю и вас, и моего дорогого друга герцога. Я знаю, что вы оба принимаете мои интересы близко к сердцу. И я благодарю вас за это. Но сейчас… Мне нужно время, чтобы обдумать это важное решение.

— Во имя любви к солнцу, луне и звездам, — послышался радостный голос Труди из парадных дверей главного зала.

Ее щеки покраснели, и едва заметное пятно уже ползло вверх по шее из-под воротника, завязанного широкими льняными лентами, который она носила на шее и на плечах. Я не сомневалась, что моя няня слышала каждое слово этого разговора. И теперь милая служанка ковыляла ко мне на своих коротких ножках.

— Пришло время готовить леди Розмари к празднику.

Мне так хотелось помчаться в свои покои, закрыть дверь, отгородившись от всей этой неразберихи. Но я заставила себя сделать реверанс и улыбнуться, надеясь этим немного смягчить то напряжение, которое висело в воздухе.

— Я обдумаю этот вопрос и вынесу свое решение на сегодняшнем обеде.

Но, позволив Труди увести себя, я не понимала, как возможно принять такое важное решение за столь короткое время. Решение, ценой которого станет моя судьба, вся моя жизнь, ценой, которую мне придется заплатить, если я сделаю неправильный выбор.

Я стояла на коленях перед алтарем. Холод каменного пола часовни, проникая сквозь молитвенную подушку, словно намекал, что я молюсь уже достаточно долго для одного вечера. И все же я не могла заставить себя уйти.

Даже зная, что мои гости пируют без меня в Канун летнего солнцестояния.

Что-то в моем сердце требовало Божьего знака, хотя для себя я уже приняла решение, пока Труди одевала меня.

В тишине своей комнаты, следуя совету няни, я решила продолжать идти путем, по которому я шла последние четыре года. Зачем сейчас что-то менять? Только не тогда, когда я уже спланировала и подготовилась к жизни в монастыре. Не тогда, когда моя душа смирилась. Не тогда, когда я была так близка к пострижению. Да и какое значение имеет настоящая любовь? Разве я не прекрасно жила без нее? И, к тому же, разве не с радостью я ждала жизнь, безоговорочно отданную Богу в монастыре? Аббат уже нанял рабочих, чтобы начать расчистку земли около монастыря для строительства аббатства. Он станет убежищем для нежеланных женщин, местом, за которым я буду присматривать. Это будет захватывающая новая часть моей жизни. Конечно, мне придется уехать из замка. И я не смогу взять свой гардероб или многое из своих вещей, за исключением особых, личных. Но я смогу воспользоваться возможностью продать многое, чтобы отдать деньги бедным. В конце концов, все равно это мое, и я могу делать с этим все, что мне заблагорассудится, особенно после того, как мне исполнится восемнадцать, и я смогу принимать все решения самостоятельно.

И все же. .

Я перебирала пальцами длинную нить четок, низко склонив голову.

Несмотря на все мои доводы, сомнения оставались.

В тишине часовни, где не было ни аббата Фрэнсиса Майкла, ни Труди, ни герцога, я надеялась услышать шепот внутри себя, безмолвный тихий голос Бога, который раздавался всякий раз, когда я отстранялась от всего и прислушивалась к нему. Что он скажет на этот раз?

Было бы нечестно отрицать, что меня интересуют рыцари, которые приехали вместе с герцогом. Да, мне хочется поговорить с мужчинами и познакомиться с ними. В глубине души я должна была признать, что время от времени я ловила себя на мысли, что мне все же хотелось бы иметь семью, мужа и детей. Я просто никогда не позволяла себе задумываться над подобными желаниями. Я знала, что это приведет только к дисгармонии с той жизнью, которую я готовилась прожить. Зачем думать о том, что я не смогу изменить? Но правда заключалась в том, что у меня внезапно появилась такая возможность. По крайней мере, так утверждал герцог. И у меня не было причин не верить ему. Я доверяла ему, как своему отцу. А у него не было причин желать мне плохого. Должны ли мы проверить исключение, о котором говорил герцог, прежде чем сделать окончательный выбор? В конце концов, я не хотела бы провести остаток своих дней в монастыре, постоянно задаваясь вопросом, правильное ли я приняла решение. Если через месяц ничего не произойдет, то я смогла бы начать монашескую жизнь без всяких сомнений. Тогда я приняла бы свое будущее с абсолютно чистым сердцем.

Услышав лязг металла за спиной, я подняла голову и оглянулась на открытую дверь часовни. Герцог стоял в сюртуке, а рядом с ним, с головы до ног закованный в доспехи, стоял один из трех рыцарей. Кивнув рыцарю, герцог вышел, и я поняла, что сейчас он будет выполнять роль дуэньи. После минутного колебания молодой рыцарь двинулся к алтарю, прямо ко мне, при каждом шаге звеня стальными пластинами доспехов. Я встала и отряхнула платье, мое сердце заколотилось, отбивая ритм в непривычном ожидании разговора с мужчиной, который не был ни моим слугой, ни аббатом.

— Миледи, — послышался шепот рыцаря из-под шлема. — Пожалуйста, простите меня за то, что я потревожил ваши молитвы.

— Не беспокойтесь. Я почти закончила.

Он остановился в нескольких футах. Хотя забрало шлема было поднято, в тусклом свете свечи я не могла разглядеть его глаза.

— Вы не приняли участие в праздничном обеде вместе с остальными? –

Спросила я, пытаясь завязать беседу.

— Нет, миледи. Я только что вернулся от судебного пристава и шерифа.

— Он говорил так тихо, что я еле слышала его сквозь стук бешено колотящегося сердца, который я безуспешно попыталась унять. — И я узнал еще информацию о пытках этим утром.

Услышав это, я перестала смущаться:

— Вы навещали моего судебного пристава и шерифа?

Он кивнул, снова звякнув доспехами:

— Как я понял, вы не приказывали сварить и растянуть на дыбе людей.

Вы были против пыток. Получив разрешение герцога, я взял на себя смелость продолжить расследование.

Это тот самый рыцарь, который днем спас преступников? Мне хотелось приказать ему подойти поближе, открыть свое лицо, позволить мне взглянуть на него. Но он держался на почтительном расстоянии, и, приказать ему подойти ближе, было бы слишком самонадеянно.

— Продолжайте, сэр, — прошептала я. — Пожалуйста, поделитесь всем, что узнали.

Он кивнул и продолжил тихим голосом:

— Я поехал в поместье шерифа… без предупреждения.