Трудности взаимопонимания (СИ) - Страница 3

Несколько секунд я еще вижу сквозь белый ослепительный свет разрушенный дом, трепещущие деревья и припыленную траву – а потом внезапно словно переключается телевизионный канал, и вокруг меня уже незнакомые черные стены, состоящие из неоднородных, переплетающихся между собой щупалец таинственного происхождения. Возможно, это металл или какой-то его сплав, - мелькает в голове, прежде чем тошнота скручивает живот.

Упасть на колени не позволяет чья-то сильная рука: я поднимаю перепуганный взор и вижу Эдварда. Его губы сжаты до белизны, в глазах, помимо очевидного страха – решительность и безумие. Никакой человек в сложившихся обстоятельствах не смог бы сохранить хладнокровие, и в этом нет ничего постыдного, тем более если инстинкты толкают к праведной борьбе.

- Уррррррриииииииаа, уррррррриииииииаа, - повторяют раз за разом два инопланетянина, похожие на бесформенную кучу складок с десятью щупальцами по сторонам. Они машут ими как руками, почти задевая нас. Кончики разветвляющихся пальцев, похожие на присоски – прозрачные. Их голоса не басовые, как на земле – здесь они тонкие, нежные пения. Будто добрая мама уговаривает ребенка поспать.

Здесь около десяти человек: включая меня, Эдварда, его брата с сестрой и отца с матерью, еще четыре посторонних человека. Я оглядываю зал, в нем все, как Эдвард говорил: первый человек из очереди входит в черную выпуклую кабинку, перед ней четверо пришельцев машут щупальцами и непрерывно урчат, а чуть дальше, за ними – открытый люк. В нем видно облака. Это значит, что в этот раз прыжок точно будет смертельным.

- Я вижу, вижу, - с отчаянием отвечает Эдвард на мой немой взгляд. Мы оба думаем об одном и том же: это конец, на этот раз сбежать не получится.

- Уррриии, - неприятно скрежещет пришелец, когда на кабинке загорается яркий желтый свет. Я не понимаю, что это значит, но начинаю предполагать, что язык инопланетян состоит из одного набора звуков, единственного слова, а значение его зависит от интонации, длины и высоты. Внизу, на земле, басом они нам угрожают. Длинное высокое «уррррррриииииииаа», повторяемое нашими надсмотрщиками, выстроившее нас в ряд, вероятно, что-то типа «стройтесь, идите вперед». А краткое жесткое «уррриии» в сочетании с желтым цветом приводит к тому, что двое пришельцев уводят человека в следующую дверь – что за ней, я не имею понятия, но точно ничего хорошего.

Ситуация иная со следующим мужчиной – это старик Коулсон, я знаю его, он работал в газетном киоске возле продуктового магазина. Вместо света кабинка издает закладывающий уши вой, на секунду заставляющий всех людей из очереди с шипением прикрыть головы руками. Пришельцам же хоть бы хны – для них этот звук, похоже, привычной громкости. Или у них вообще нет органов слуха, и они слышат лишь интенсивность звуковой вибрации.

Но старика не ведут в ту самую дверь. С еще более кратким «ури» его толкают к люку. Теперь я знаю, что людей здесь разделяют на «годных» и «не годных» с помощью какой-то неведомой системы.

Но что происходит? Волосы поднимаются дыбом на моей голове, когда один из инопланетян подставляет к голове Коулсона небольшой квадратик, и старик падает замертво. Я хватаюсь за Эдварда, чтобы не лишиться сознания.

- Им не нужны старики, - шипит парень с ненавистью, и оставшиеся в очереди люди, свои и чужие, вторят его гневу.

- Но зачем убивать? – возмущается Эсми несчастным, отчаянным голосом.

- Нелюди! – кричит Эммет, потрясая кулаком, и ударяет ближайшее к нему качающееся щупальце, вызывая недовольное урчание и колыхание бесформенных пришельцев. Перевод здесь не нужен: ясно дело, что направленные в сторону Эммета прямоугольные штуки – это оружие. Ему приказывают заткнуться.

Все происходящее похоже на кошмар, от которого хочешь, но не можешь проснуться: вслед за Коулсоном к люку отправляется вдова Милтон, совсем еще молодая сорокалетняя женщина, которую тяжело причислить к старушкам.

- Нет, не надо, – умоляет и упирается она, когда ее толкают к люку, на закланье. – Я ничего не сделала! Отпустите меня, раз я вам не нужна! За что?! – Ее возмущенные крики прерываются на половине.

- Ничего не понимаю, - бормочу я. – Им не нужны старики, но причем тут мисс Милтон – ушедшему первым мужчине было больше, чем ей. Ему было не меньше пятидесяти!

- Смею предположить, - оборачивается Карлайл, крепко обнимающий дрожащую и рыдающую Эсми, - что им нужны только здоровые. У вдовы Милтон уже лет пять как обнаружился рак.

- Вот сволочи, - снова распаляется Эммет, которого выталкивают вперед и с огромным трудом запихивают в кабинку. Он не сдается без боя и даже изнутри слышны его ругательства и удары по стенам.

- Наверное, собирают себе рабов, - предполагает Эдвард.

Как мы можем обсуждать тот кошмар, что наблюдаем своими глазами? Предположения не имеют никакого значения, если в конечном итоге все мы просто умрем, здесь или еще где-то.

Эммета ведут за дверь, как и рыдающую Розали. Эдвард облегченно вздыхает, когда Карлайла и Эсми ведут туда же, хотя разве есть разница, убьют человека позже или прямо сейчас? Ведь совершенно ясно, что нас забирают не для того, чтобы дарить подарки, делать счастливыми или то-то подобное…

- Не смей, - вцепляюсь я в руку Эдварда, когда он начинает громко и напряженно дышать, непрерывно глядя прямо на открытый люк. Ежу понятно, на что он решается. Но я не могу позволить ему разбиться насмерть. Может, это слишком эгоистично – наверняка быстрая смерть лучше, чем ожидающее нас за дверью страшное мучение. Но так уж устроен человек: до последнего надеется и цепляется за жизнь.

Пришельцы следят за нами бдительно, охраняют, направляют, не дают просвета между своими бесформенными телами. Может это из-за прошлого побега Эдварда – они запомнили и теперь усилили охрану. Эдвард неизбежно отправляется за дверь вслед за родными. Следующая – я.

- Уррриии, - слово-приговор. Я умру не так скоро. Видимо, для инопланетян я достаточно молода и здорова. Подходя к ведущей в нутро корабля двери, я слышу звук захлопывающегося люка. Каждая клеточка моего тела резко вжимается в пол: мы поднимаемся вверх. Ощущение похоже на движение лифта, плавное, но быстро увеличивающееся. Неужели Эдвард прав, и мы станем рабами где-то далеко от родной земли?

За дверью меня ведут несколькими коридорами – все они похожи друг на друга, черные стены, неяркий, неизвестно откуда льющийся свет. Но затем мы выходим, как я думаю, внутрь более крупного корабля, в который нас принесла тарелка. Слева – огромные выпуклые окна, толстенные линзы, открывающий вид на космос и планету Земля, синий шарик, понесший невосполнимые потери. Справа…

Меня пронзает ужас – там тела. Тысячи людей, набитые как рыба в консервной банке, плавают в огромном аквариуме из беловатой субстанции. Они без сознания, но выглядят как живые: от тел как будто бы исходит слабый электрический разряд.

- Мы – будущие рабы, - убеждаюсь я, сглатывая кисло-горький комок тошнотворного страха. Эдвард, стоявший в конце новой небольшой очереди, вновь берет меня за руку: его пальцы влажные и дрожат.

- Или еда, - потрясенно шепчет он, озвучивая то, что вертится в моем мозгу, и о чем я не хочу даже задумываться.

- Или нас используют в качестве батареек для их кораблей, как в «Матрице», - Эммет вмешивается в наш диалог.

Какая, по сути, разница, если все мы – смертники? Может, нас съедят, а может выбросят в космос, когда кончится «заряд» - эта перспектива кажется лучшей, чем рабство на какой-то другой планете.

- Урииии, - недовольно урчит пришелец, подталкивая несговорчивого Эммета вперед. Я смотрю, как Эсми покорно ложится в длинную капсулу, наполненную молочной жидкостью. Прозрачные пальцы-присоски ложатся на ее заплаканное лицо, насильно опускают его под воду. Эдвард вцепляется в меня, обнимая обеими руками, когда его мать начинает дергать руками и ногами, захлебнувшись. Я не могу смотреть, как она умирает: зажмурившись, прячу лицо у парня на груди, но картина смерти все равно стоит перед глазами, по мере того как всплески затихают.