Троянский катафалк - Страница 2
Но хватит про себя.
У нее были неправдоподобно голубые, почти фиалковые глаза с поразительно длинными ресницами и гладкие черные волосы, откинутые с высокого лба. Кожа у нее была белой, почти светящейся. Кто-то написал, если не ошибаюсь, про Шелли, что у него кожа с подсветкой изнутри. Если это так, то у Шелли цвет лица был точно таким же, как у этой девушки. У нее были тонкие черты лица, маленький ротик с розовыми губами и голос, напоминающий перезвон китайских колокольчиков. Она разгладила широкую юбку своего яркого платья с красно-сине-желтым рисунком, провела рукой по черным волосам и заговорила. Она звалась Сильвией Вайт. Ее брат — Чарли Вайт, друг Джонни Троя. Лишь несколько месяцев назад она повстречалась вновь с братом после многолетней разлуки. Они родились в Спрингфилде, штат Калифорния. Нет, конечно, штат Иллинойс, где она прожила до одиннадцатилетнего возраста. Чарли на шесть лет старше ее. Затем их семья распалась. После развода мать уехала вместе с ней, Чарли остался в Иллинойсе с отцом. Мать вышла замуж вторично, они перебрались в Южную Америку, а полгода назад вновь возвратились в Штаты, в Калифорнию.
— Мы с Чарли время от времени обменивались письмами, так что мне было известно, что он в Калифорнии. В июле я его отыскала. Мне казалось глупым жить так близко и не видеться с ним. Брат и сестра.
Она впервые слегка улыбнулась и чуточку расслабилась.
— У-гу. Значит, вы с ним встретились в июле? Впервые, как я понимаю, за десять лет?
Она снова улыбнулась.
— Совершенно верно, мне двадцать один год. Сначала мы держались почти как чужие, но постепенно все встало на свои места. Он преуспел в жизни, у него была прелестная квартира в «Ройалкресте»… — Голос у нее задрожал.
Чарли Вайт свалился с балкона своей квартиры в прошлый четверг. Во всяком случае, я посчитал, что это было так. Пролетев восемь этажей, он упал на тротуар.
Сильвия продолжала:
— Он любил приходить к нам с мамой обедать. Так бывало раза два-три в месяц. Но в последний раз он страшно нервничал, был какой-то взвинченный. Что-то его беспокоило.
— Он не сказал, что именно?
— Нет. Я спросила его, но он ответил, что должен сам во всем разобраться, принять какое-то важное решение, но я не знаю, в чем именно. То, что он был чем-то угнетен и находился в сильном напряжении, бросалось в глаза, поэтому я не удивилась, когда он сказал, что хочет проделать анализы.
— Анализы? Вы имеете в виду лечь на обследование?
— Да. Он начал посещать доктора Витерса две или три недели назад.
Это было интересно. Я спросил:
— Если он находился в состоянии депрессии, вы, возможно, предполагаете, что его смерть не объясняется несчастным случаем?
— Если вы говорите о самоубийстве, нет. Я об этом долго думала. Как раз перед тем, как это случилось, он явно успокоился, напряжение ослабло. Я разговаривала с ним по телефону примерно за час до его гибели. Он был в прекрасном настроении, смеялся, шутил. Я даже не удержалась и сказала ему, что меня это радует, а он ответил, что все взвесил и принял очень важное решение. Теперь он будет свободен, так он выразился, что снова чувствует себя счастливым, ему давно нужно было это сделать. Он добавил, что у него такое чувство, будто с его плеч упал огромный груз. Так что вы понимаете, что он просто не мог покончить с собой практически сразу же после такого хорошего разговора со мной.
Я не стал с ней спорить, но это ровным счетом ничего не доказывало. Частенько люди, находящиеся в состоянии депрессии и решившиеся наложить на себя руки, испытывают огромное облегчение. А слова о свободе означают смерть.
— Полиция посчитала его гибель результатом несчастного случая. Вы с этим не согласны, не так ли? Иначе бы здесь не были, верно?
— Ну, дело в том… Я не знаю, говорил ли он серьезно или нет. Он тогда сильно смеялся…
— Смеялся?
— Ну да. Он собирался в тот вечер приехать к нам на обед и пообещал мне все рассказать…
Она помолчала:
— И вот тут-то Чарли мне сказал очень странную вещь. Он сказал, что все мне расскажет, если только до этого его никто не убьет.
Я заморгал.
— Он сам так прямо и сказал, что считает возможным, что его убьют?
— Ну да, так и сказал, а потом сразу же стал смеяться.
Такой смех мне не понравился. Парни, которые говорят о том, что их кто-то преследует, а потом начинают по этому поводу веселиться, как правило, находятся в маленьких комнатушках с забранными решеткой окнами и крепкими запорами на дверях. Они не отвечают за свою болтовню и…
— Заметив, что я разволновалась, он стал уверять, что это просто шутка, — продолжала она. — «Величайшая шутка в мире», — так он выразился. — В действительности никто не сумеет убить его. У него имеется иммунитет. Я не знаю, что он имел в виду, но он так выразился. Иммунитет.
Теперь я разобрался в личности Чарли. Мысль о возможности быть убитым веселила его. Пули проходили сквозь него, не причиняя вреда. Он мог безболезненно слететь вниз с балкона. Он мог есть стекло. Он…
— Я понимаю, что это звучит безумно, — говорила Сильвия, — но Чарли не был сумасшедшим, мистер Скотт. Он был таким же разумным, как вы.
— Ну, по некоторым людям…
— Таким образом он никогда до этого со мной не говорил. Кроме того, перед тем как повесить трубку, он сказал мне, чтобы я не беспокоилась, что я все пойму, когда он вечером мне объяснит. Весь мир поймет. Таким образом, он имел в виду что-то важное.
Да-а. Если весь мир будет смеяться, то это наверняка что-то важное. Умилительная вера сестры в своего старшего брата. Совсем как материнская любовь: послушайте, все помешались и возводят напраслину на моего мальчика.
Я сказал:
— Мисс Вайт, я не уверен, что полностью с вами согласен… Я не стал уточнять. Бессмысленно говорить ей то, что тут на лицо характерная картина шизофрении. Вместо этого я произнес:
— Чего же вы от меня хотите?
— Выяснить, кто его убил. Я заплачу пятьдесят долларов. — Она это выпалила без остановки.
Сначала я решил, что она такая же чокнутая, как ее братец, но потом сообразил, в чем тут дело, и это меня даже подкупило. Ее ручки были сжаты в кулачки, а румянец смущения окрасил щеки. Она продолжала торопливо, как будто опасаясь, что ей не хватит смелости договорить до конца:
— Я хочу сказать, попытайтесь выяснить. Я понимаю, что пятьдесят долларов, наверняка, недостаточно, я буду должна вам остальное. Я имею в виду деньги. Если вы это сделаете… попытайтесь сделать. У меня будут деньги, только позднее, а это можно посчитать первым взносом. Понимаю я и то, что все это звучит не слишком убедительно, чтобы не сказать глупо. Только Чарли не был ненормальным… И я его очень любила. Я боюсь, что не сумею вам все это толком объяснить, но мне нужно было попытаться… — Неожиданно она расплакалась, старалась улыбаться и плакала. Звенящие слова сменились подавленными рыданиями, слезы брызнули из ее глаз. Она рыдала так, как будто чувствовала приближение смертного часа, ее фарфоровое личико исказилось от боли, губки были сжаты, а слезы проделали две дорожки по щекам.
— Эй, это не дело! Послушайте, не надо, все о'кей. — Я вытащил из кармана носовой платок и сунул его ей, потом вскочил с дивана и пошел к стене, но тут же в смятении возвратился назад, повторяя свое «эй». Плачущие женщины приводят меня в ужас. Она спряталась за моим платком, потом открыла лицо.
— Ну, — заговорил я, — не знаю, что я сумею выяснить, но я попытаюсь. Однако не удивляйтесь, если мне не удастся обнаружить ничего жуткого. Откровенно говоря, я сомневаюсь, что произошло убийство.
— Но вы попытаетесь узнать?
— Да, хотя мне не верится… Послушайте, не начинайте сызнова. Женщины готовы плакать по любому поводу…
— Я уже в порядке.
— Послушайте, расскажите мне, что можете, про Чарли. Он ладил с Джонни Троем? «Пусть говорит о чем угодно, — подумал я, — лишь бы перестала плакать».
— Несомненно. Понимаете, почти все время они проводили вместе.