Троянская война - Страница 29
Усталая и унылая группка людей медленно направлялась в холмы, время от времени оглядываясь на красное марево, которым освещал небо их горящий город.
Эней шел рядом со своим сыном, и присутствие мальчика придавало ему мужества, так как напоминало ему слова его матери, богини Афродиты.
– Ты должен жить, чтобы основать большой город, – говорила она, – и сыновья твоих сыновей будут править Азией, Грецией и всем миром.
Троянки
На дымящихся руинах Трои светало. Группа женщин благородного происхождения, отделенных от другой добычи и предназначенных в награду вождям, столпились вместе под разрушенной стеной и ждали, чтобы узнать о своей будущей участи. Поседевшие волосы Гекубы разметались на ветру, а ее морщинистое лицо, которое, казалось, только вчера носило отпечаток непреклонной гордости, теперь лишилось былого величия и осунулось от безнадежного отчаяния. Из всех ее детей в живых осталось только трое. Поликсена, ее самая красивая дочь, прижималась к ней, ошеломленная перспективой долгих лет страданий.
Кассандра, странная прорицательница, чьи безумные видения беспокоили троянцев все годы войны, расчесывала волосы и тихо что-то напевала себе под нос. Царь Агамемнон, пораженный ее дикой, неземной красотой, выбрал ее себе из всех пленниц, поклявшись, что сделает своей невестой, несмотря на Клитемнестру, его гордячку жену, которая ждала его в Микенах. Кассандра, у которой одно имя Агамемнона годами вызывало неосознанные приступы безумия и ужаса, теперь готовилась к своей участи с улыбкой и спокойно прихорашивалась для своего жениха. Она едва осознавала отчаяние своей матери и нездоровый страх сестры, поскольку размышляла о том, что, как ей виделось, принесет их свадьба Агамемнону.
Гекубе оставалась только одна надежда. Ее самый младший сын был еще ребенком, когда вспыхнула война. В то время Приам, опасающийся за судьбу своего города, тайно поручил мальчика своему другу, царю Фракии. С ним он послал немалые сокровища, надеясь, если Троя падет, что его выживший ребенок будет иметь достаточно средств, дабы собрать разгромленных воинов и, возможно, восстановить город.
Этот мальчик, теперь уже молодой юноша, и был единственным утешением царицы. Тогда она еще не знала, хотя очень скоро узнает, что при вести о разрушении Трои царь Фракии убьет юношу ради его сокровищ. Он считал, что никто не посмеет обвинить его в предательстве, но тут он сильно ошибался. Когда греческий флот остановится на отдых во Фракии по пути домой, Гекуба, сделав вид, что не знает о смерти своего сына, заманит царя в лагерь, обещая раскрыть ему тайну о несметных сокровищах, захороненных в Трое. Корыстолюбивый царь охотно придет, и пленницы, превосходящие его числом, осуществят ужасную месть.
Но все это было еще впереди. Теперь же мысль о ее единственном сыне придавала Гекубе храбрости, когда она смотрела, как Талфибий, самый старый из греческих глашатаев, неспешно шествует по коричневой траве в сопровождении группы слуг, следовавших по пятам. Это был высокий мужчина с широким, располагающим к себе лицом, сейчас искаженным неестественной серьезностью от неприятной задачи, которая ему предстояла. Он остановился перед неподвижной царицей и прочистил горло.
– Жребий брошен, Гекуба, – сказал он смущенно. – Ты должна стать рабыней Одиссея.
– Кого угодно, только не Одиссея! – Гекуба собралась было рвать на себе волосы, а голос ее неестественно охрип. – Неужели мне придется научиться склоняться и отвешивать поклоны перед этим ужасным человеком, которого мы в Трое ненавидим больше всех остальных греков?
– Его жена Пенелопа добрая госпожа, – ласково пояснил Талфибий, – да и сам Одиссей милосерден к тем, кто повинуется.
– Никогда не думала, что буду нуждаться в милосердии этого человека! Однако, какие бы несчастья меня ни ждали, они продлятся недолго. А что будет с моими дочерьми? Они, бедняжки, так молоды!
В нерешительности глашатай потянулся рукой к бороде и посмотрел на своих слуг, ища поддержки.
– Кассандра предназначается Агамемнону, – быстро сказал он. – За нее не бойся. Царь любит ее и сделает своей невестой, несмотря на Клитемнестру, его жену.
– Ах, я знаю. – Старая царица бросила взгляд на свою ничего не замечающую дочь, которая сидела в одиночестве, серебристые волосы покрывали ее, словно плащ. – Берите ее. Она не в себе от ночных ужасов и, полагаю, не понимает, насколько тяжко ее положение или наше.
– Нет, мама, я все понимаю, – тихо сказала прорицательница, не сделав ни одного движения. – Я готова. Вы считали меня слишком нежной для войны, но скажу вам, что ни одной из нас не придется принять смерть более кровавую и встретить ее храбрее, чем мне.
– Я доволен, что ты, по крайней мере, не делаешь этого против своей воли, – сказал глашатай, глядя с жалостью на странную девушку. – Ты и твоя сестра должны встать и пойти со мной.
– Поликсена? Что вы для нее приготовили? – с болью воскликнула мать, а девушка в это время вся задрожала и сжалась на земле.
– По крайней мере, ее не ожидает жизнь, полная несчастий, – поспешно ответил глашатай.
– Задумано какое-то зло, я в этом уверена! – воскликнула царица, испуганная замешательством глашатая.
Талфибий мгновение колебался, словно не решаясь, как сообщить эту весть.
– Она должна быть принесена в жертву у могилы Ахиллеса, – выпалил он наконец.
Гекуба громко зарыдала и судорожно вцепилась в свою дочь, но девушка спокойно встала, оттолкнув мать.
– Это хорошая весть, мама, – серьезно сказала она. – Я боялась жизни, полной горя и позора. Умереть лучше. – Она обратилась к глашатаю: – Давай уйдем, пока моя мать не опомнилась от этих вестей.
Талфибий не сделал попытки увести ее, а продолжал мяться в нерешительности.
– Имеется также Андромаха, – произнес он наконец.
Гекуба, повисшая на шее своей дочери, не обратила на это замечание внимания, но сама Андромаха, которая сидела на земле с ребенком, спящим на коленях, стала белой, словно смерть.
– Что меня ждет? – спокойно спросила она.
– Тебя берет Пирр. Не бойся, он слышал, что ты благородна и имеешь хорошую репутацию, так что он уже тебя полюбил.
– Боги прокляли меня, – ответила она с горечью, – если все мои достоинства уготовили мне самую плохую участь из всех. Быть любимой дикарем Пирром, чей отец убил моего мужа и всю мою семью?
– Успокойся, – ласково сказала Поликсена. – У тебя же есть ребенок Гектора.
– Относительно ребенка… – замялся Талфибий.
– Да? – спросила мать, с тревогой прижимая мальчика к себе. – Конечно, он идет со мной! Он ведь еще так мал!
– Сейчас он мал, – задумчиво сказал глашатай, – но его отец был великим героем, которого греки сильно боялись. Они не осмелятся позволить сыну такого человека вырасти, чтобы потом иметь от него неприятности. Ребенок должен умереть.
– Нет! – закричала Андромаха в отчаянии, еще сильнее прижимая сына к себе.
– Вынужден сообщить это, – бормотал Талфибий. – Если ты отдашь его без протеста, то сможешь похоронить его с честью и отправить жить счастливо в Аиде. Если же ты станешь сопротивляться, его труп будет брошен незахороненным в чистом поле.
– Отпусти его, – мрачно сказала Гекуба. – Они возьмут его в любом случае, а мы сможем, по крайней мере, послать сына моего великого сына в страну мертвых, как подобает принцу.
Андромаха тихо прижимала ребенка к себе, слезы катились по ее бледному лицу, но она встала, когда к ней подошли солдаты, и последовала за ними, не сопротивляясь. Гекуба снова опустилась на землю и в отчаянии закрыла глаза, слушая шаркающий звук сандалий, удаляющихся от нее по траве.
Греки сбросили ребенка Гектора с самой высокой башни Трои. После этого мрачного злодеяния Пирр взял Андромаху к себе домой и был столь добр и ласков, насколько позволял его характер, поскольку он нежно ее полюбил. Однако он не женился на Андромахе, потому что она была лишь рабыней, а предпочел дочь Менелая и Елены, которую ему обещали в жены еще до того, как он прибыл в Трою. Когда принцесса узнала, что ее муж, Пирр, любит рабыню, ее гордость была уязвлена, и она со своим двоюродным братом вступила в заговор, чтобы лишить Пирра жизни.