Троянская война - Страница 24

– Неужели мы должны говорить неправду? – неуверенно осведомился Пирр, не желая отличаться от своего вызывающего восхищение друга. – Я плохо умею лгать, – добавил он, слегка покраснев.

Несмотря на гордыню, в сердце он был честен и невинен.

– Должны – или предадим наших товарищей, – твердо ответил Одиссей. – Иначе мы не сможем к нему приблизиться, ведь он – лучник, который ни разу не промахнулся.

Пирр неохотно согласился, но был совершенно подавлен, когда, стоя перед пещерой, к которой Одиссей направил его, увидел жалкое логовище, в котором Филоктет просуществовал все эти годы.

Некоторое время пещера была пуста, но следы присутствия Филоктета были повсюду. В одном углу лежала маленькая кучка дров. В другом была его постель – несколько веток, прикрытых перьями бесчисленных птиц. Около нее стояла грубая деревянная бадья, в которой настаивались травы. Какие-то грязные тряпки валялись рядом, и, если не считать кострища, там больше ничего не было.

Глаза Пирра увлажнились от жалости при мысли о десяти годах, проведенных в таком убожестве. Обернувшись, он увидел, как Филоктет, приволакивая больную ногу, тащится к пещере. У него за спиной был огромный лук, а в одной руке он сжимал тушку птицы, которую он, очевидно, убил стрелой. Пирр побежал, чтобы помочь ему, и увидел, что Филоктет был черен от измождения и грязи и превратился в живой скелет. Его нагота была прикрыта лохмотьями и длинными волосами, растрепавшимися по его плечам. Его обувь была изношена и разбита, а одна нога неуклюже перевязана полосами ткани. Радость и благодарность Филоктета были столь ошеломляющи, что Пирр едва сумел выпалить историю, которую приготовил для него Одиссей.

Филоктет был слишком возбужден, чтобы заметить нерешительность своего собеседника. Он завалил его вопросами, поохал о гибели Аякса, который был его другом, и с готовностью посочувствовал вымышленной несправедливости, от которой Пирр якобы пострадал по милости Одиссея.

– Этот человек слишком зол, он не достоин смерти, – возмущенно сказал он. – Пусть бы пожил лет десять на пустынном острове, далеко от дома, как я из-за его козней!

Он взял свою бадью с травами, которые, по его словам, несколько умеряли его боль, и вложил лук в руки Пирра, прося его понести до корабля.

Пирр замешкался с луком в руках, нетерпеливая благодарность Филоктета стала для него последней каплей. Он повернул обратно по тропе и нерешительно протянул оружие владельцу.

– Остановись на минутку. Я хочу тебе кое-что сказать, – начал он.

– Дай мне лук!

Одиссей выступил из-за скалы, откуда он наблюдал за тем, как Пирр выполняет поручение.

– Одиссей! – воскликнул Филоктет. – Мой лук!

Он тоже сделал попытку схватить оружие, в то время как Пирр поспешно отступил назад, держа лук вне пределов досягаемости обоих.

– Дай мне лук, – властно потребовал Одиссей. – Троя не может быть взята без него, поэтому ради всего греческого войска мы должны привезти его назад. Вспомни о чести, которая была тебе оказана, и о славе, которой ты добьешься, если мы победим в войне.

Пирр нерешительно направился к Филоктету.

– Ты не поедешь с нами в Трою? – спросил он. – Калхас сказал, что если поедешь, то твоя рана излечится. По этой причине и ради многих других героев, которые не желали тебе зла, поезжай с нами и забудь прошлое.

– Никогда! – заявил Филоктет. – Разве я могу забыть холод, голод, боль, одиночество и отчаяние? Разве я могу простить ловкача, чьи хитроумные советы приговорили меня к такой судьбе? Отдай мне мой лук!

– Иди за мной и оставь его, – скомандовал Одиссей, разворачиваясь на пятках. – Боги требуют лук, а не его владельца. Пусть поживет здесь еще лет десять!

Молодой человек неохотно повиновался, оглядываясь на одичавшего несчастного, прислонившегося к скале.

– Будьте вы прокляты! – хрипло крикнул Филоктет. – Что я сделал тебе, сын Ахиллеса, что ты приехал ко мне с ложью и украл мой лук, пообещав взять меня с собой домой в Грецию?!

– Бери свой лук назад! – неожиданно закричал Пирр и побежал назад к нему. – Я не вор и свое слово держу. И я отвезу тебя домой в Грецию, если ты того хочешь. Но неужели ты не поедешь в Трою, где тебя ждет исцеление?

– Как я могу доверять царям, которые уже однажды предали меня?

– Они теперь помудрели, и они отчаянно нуждаются в тебе, ведь без тебя они не смогут взять Трою.

– Как я могу забыть?.. – начал было Филоктет и вдруг замолчал, глядя на странную тень, возникшую между ним и солнцем.

На склоне над пещерой стоял гигант, опирающийся на огромную и корявую булаву. Пирр разинул рот, потому что, хотя он сам был не маленьким, незнакомец был выше его на целую голову. Юноша никогда прежде не видел таких плечей, таких рук и таких ладоней, как те, что легко касались огромной булавы. Филоктет тоже удивленно пялился на фигуру человека, который давно умер.

– Геракл! – выдохнул он.

– Отправляйся в Трою, мой друг, и обрети себе славу, – неспешно сказал призрак глубоким басом. – Тебя ждет исцеление, богатство и радостное возвращение к родной земле, если ты забудешь свой гнев на военачальников, ибо такова воля богов.

Фигура медленно исчезла в тумане и скрылась из виду, в то время как оба героя молча наблюдали за ней. Филоктет убрал руки от скалы, за которую держался, и распрямился.

– Подойди сюда и подставь мне плечо, – сказал он. – Ты должен отнести мой лук на корабль, ведь Одиссей нас ждет.

Прихрамывая и опираясь на плечо своего молодого товарища, он медленно побрел вниз к берегу.

Энона

Грубые носилки, которые тащили четверо слуг, миновали врата Трои и направились к склонам Идских гор. Светлые кудри человека, который лежал на них, слиплись от пота, а его лицо казалось бледным под загаром. Он время от времени ворочался и стонал, когда носилки тряслись по ухабистым тропам, где никто, кроме пастухов, не ходил. Однако он ни разу не попросил, чтобы они остановились, даже когда они переходили ручей по щиколотку в воде. Носильщики упарились и раскраснелись на солнце, несметное число мух сводило их с ума, но все же они не остановились у ручья, а с трудом взбирались, задыхаясь, на поросшие травой склоны через жаркий лес или же переходили на трускую рысцу всякий раз, когда тропа вела их вниз.

Однажды, когда они взбирались вверх по крутым камням, словно по гигантской лестнице, они на мгновение остановились, тяжело дыша. Голова беспокойного страдальца приподнялась, и сухие губы приоткрылись и прошептали:

– Поспешите!

Люди снова взялись за свою ношу и начали с трудом подниматься по горячим камням к поясу деревьев выше.

Теперь они ушли далеко в Идские леса, и если глядеть вниз со склона, то можно было видеть белый храм Аполлона, возвышающийся из цитадели Трои. Здесь наверху не было слышно ни единого звука сражения и не видно никакой борьбы на большой равнине перед городом, спускающейся к морю. Это была дикая, мирная местность, где пастухи со своими стадами коз жили на ягодах и сыре из козьего молока. Даже Ахиллес не проникал так далеко, потому что эти люди не были подданными Приама и держались вне войны.

Между холмами небольшой ручеек образовывал озерцо, окруженное грубой дамбой из камней. Всего несколькими ярдами ниже он широкой брызжущей дугой прыгал вниз со скалы и бежал с холмов в Скамандр, который нес его к морю. Скамандр был желтый от песка, смытого многими такими же потоками, но здесь наверху озерцо было кристально-прозрачным и бегущий ручеек пел, словно звонкий колокольчик. Полоса деревьев затеняла его берега, а на противоположной стороне ручья был небольшой грот с зеленым кустарником около него и входом, устланным ковром из желтых цветов.

– Здесь! – сказал страдалец. – Теперь кладите меня на землю и принесите воды.

Один поспешил принести больному напиться воды в ладонях, остальные погрузили свои горящие лица прямо в ледяное озерцо.

– Позовите ее, – сказал раненый чуть громче и повысил голос до крика: – Энона!