Тройной полярный сюжет - Страница 17

Коричневые таежные люди сели в вертолет. Закрутился винт, и вертолет медленно пошел вверх. Стало окончательно пусто.

– И когда же я улечу?

– Почтовый приходит раз в месяц. Он позавчера был. Иногда заходят случайные.

– Значит, застрял?

– Вы не жалейте, – сказала девушка. – У нас хорошо. Тихо.

– А жить?

– С этим здесь трудно. У меня комната при медпункте пустая. Зовут меня Инна. Я и сын, так и живем.

– Просто Саша. Саша Ивакин.

Взгляды их встретились. Она отвела глаза.

– Не-ет! Еще не-ет! – Мальчишка кричал на всю окрестную лесотундру и заливался смехом.

– Сейчас посмотрим, – сказал Сашка и обошел вокруг кряжа, выбирая место. – Ну-у, смотри внимательно.

Сашка примерился и ловким ударом колуна развалил кряж.

– Не-ет! – счастливо верещал пацан. – Нету, – тихо добавил он.

– Значит, в другом, – Сашка вывалил из груды дров следующий кряж.

Мальчишка открыл рот, округлил глаза. – Что тут у вас? – Инна в белом халате стояла за штакетником и смотрела на сына и Сашку.

– Мама, мам! Дядя Саша говорит, что в поленьях маленькие человечки живут. Как расколешь, они убегают в другое. Правда, да?

Инна улыбнулась и спросила тихо:

– У вас выдумки когда-нибудь кончатся?

– Еще не иссякли.

– На рыбалку бы съездили.

– А борт? Вдруг борт к пастухам будет?

– С утра все известно бывает. Разве чудо какое.

– А я в чудеса верю, – сказал Сашка.

Инна поковыряла пальцем штакетник, посмотрела на Сашкину спину. Сашка обернулся. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, потом она тихо повернулась и ушла. Поднялась по деревянному крыльцу к двери с надписью «Амбулатория».

Они еще немного покололи дрова, потом уселись на пахнущие смолой поленья. Пацан явно соскучился по мужскому обществу, смотрел на Сашку с немым обожанием. По неизвестной причине Сашка вдруг стал рассказывать ему о дяде Васе Прозрачном, который все на свете умеет. Вот любая работа, и он умеет. Сейчас он уехал в Антарктиду, где звери, птицы да лед.

– А белые медведи там есть? – спросил мальчишка.

– Белых медведей там нет. И вот почему. Однажды они отправились в Антарктиду. Шли все на юг и на юг и чем дальше они шли, тем жарче им становилось. С высокой горы они увидели Африку. Над Африкой висело жаркое солнце, и вся она даже издали казалась горячей, как печка. Медведи на горе долго совещались: снять им белые шубы или повернуть обратно.

Все-таки пожалели шубы и вернулись. Так и не попали в Антарктиду.

Они сидели на деревянном крыльце дома. Светловолосый мальчуган слушал Сашку с любопытством и изумлением. Инна искоса поглядывала на него.

– А живут там пингвины. Грудь у них белая, как в нейлоновой рубашке, пиджак черный, лапы синие, а нос красный.

– Как у дяди Гриши, – сонно сказал мальчишка.

Сашка лежал на диване, закинув руки за голову. В соседней комнате Инна говорила что-то, укладывая мальчишку. Стало тихо. Сашка нагнулся, вытащил из рюкзака дневник Шаваносова. Последняя страница была так же аккуратно заполнена, как и все предыдущие. Точка и подпись: стойбище Сексурдах.

– Сексурдах! – сказал Сашка.

Скрипнула дверь. Вошла Инна в домашнем халатике. Остановилась, прижалась спиной к косяку и посмотрела на Сашку бабьими дурными глазами. Щелкнула выключателем. Сашка встал и шагнул к ней навстречу.

– Задвинь шторы, – шепотом попросила она…Они лежали рядом на узком диванчике.

– Кто был твой муж? – глухо спросил Сашка.

– Шофер.

– А… где он?…

– Завтра будет вертолет, – ровным голосом сообщила она.

Сашка молчал.

– Ты слышишь? Будет спецрейс к пастухам. Как раз к Сапсегаю. Тебя возьмут. Я просила.

– Выпроваживаешь?

– Я хочу знать: уедешь ты или останешься.

– Я вернусь.

– Нет. Не вернешься. – Откуда ты знаешь?

– У женщин, Саш, ум так устроен. Они видят то, что другие не видят.

– Тогда почему ты…

– Саш! – перебила она.

– Да?

– Обещай мне.

– Что?

– Ты, Саш, должен быть очень хорошим человеком. Понимаешь, мы здесь живем, живем… Людей видим мало. Тут тихо, и вообще тут делаешься другой. И когда приезжий, то сразу видишь, кто он. Подлец, бабник, добряк или…

– Или?

– Есть люди, которым труднее других, И на них обязанность быть лучше. Другим сходит с рук, а им нет.

– Ты странная…

– Ты проживи здесь три года… три года подряд… ночь полярная.

– А почему я должен быть лучше других?

– Не знаю. Это вроде бы каждый обязан. Но если человек решился жить по мечте, то он обязан вдвойне. Потому что большинство по мечте жить трусит… Или благоразумие мешает. А те, кто живет по мечте, – они вроде примера. Или укора.

– Я понял, – сказал Сашка.

– Сейчас снизимся, – сказал Витя Ципер.– На, передай Сапсегаю.

Он протянул Сашке бутылку спирта.

– А сам?

– Что ты! Тебя выкинем и сразу на курс. На базе узнают, голову оторвут командиру. Тебя взяли из-за Инны. Знаешь, как ее чукчи зовут? Доктор Переургин. Это они ее фамилию так переделали. Ее тут в каждом стойбище знают.

Вертолет сел, взметав вершинки лиственниц. Витя Ципер открыл дверь. Сашка выпрыгнул, и тотчас винты закрутились, и вертолет пошел вверх.

Сашка огляделся и вынужден был надеть очки.

И тотчас увидел сцену, точно выстроенную тщательным провинциальным фотографом.

На фоне покрытого оленьими шкурами кочевого жилья стояли коренастый чукча Помьяе, жестковолосый, с расстегнутой на груди кухлянкой, рядом ламутка Ольга в цветастом платье-камлейке, а к ней прижалась дочка Анютка – смешное дите в не очень чистом платьишке и ботинках с загнутыми носками, и еще сидел на земле, скрестив ноги, старик в вытертой дошке. Лицо у старика было иссохшим, в трещинах, деревом, седина окружала голову евангельским нимбом, крохотные руки эвенка – аристократа тайги были сложены на коленях рондужных [2] старых штанов. Старик крепко смахивал на святого, но портили впечатление глаза. Живые человеческие глаза были у того старика.

И вмиг все ожило, щелкнул шторкой провинциальный фотограф. Помьяе закосолапил к оленю, принялся его развьючивать; Ольга пошла к костру, над которым висели котел, чайник и еще чайник побольше; девчонка Анютка сунула палец в рот и смотрела, как Сашка с натугой вылазит из рюкзачных лямок.

– Иди сюда, – позвал приветливо Сашка. Анютка-ребенок засмеялась. Сашка ей нравился.

– Хи-хи! – сказала смешливо Анюткина мать Ольга и принялась шустро кидать в огонь тонкие веточки.

Старик Сапсегай внимательно и неотрывно рассматривал Сашку Ивакина. Сашка взял рюкзак и вытряхнул на разостланный около костра брезент консервные банки, пачки чая и сахара, галеты. Из рюкзачного кармана вынул бутылку спирта. Подошел к Сапсегаю.

– Летчики передать просили.

Старики бывают разные. Иногда называют их обобщенным и неловко звучащим именем «долгожители». Долгожитель – это человек, уцелевший в многочисленных схватках со случайностями бытия на земле. Сам факт выживания требует уважения, потому что в числе «случайностей» долгожители нашего времени пережили миллионы тонн взрывчатого металла, созданного специально для того, чтобы их уничтожить, сюда же входит тот самый пресловутый кирпич, что случайно падает сверху, и подвернувшаяся на лестнице нога, оборвавшийся лифт или вирус гонконгского гриппа.

Есть общий признак, по которому можно разделять стариков.

У одних прожитые годы, преодоление «случайностей» как бы выщипывают по кусочку души, если чисто условно принять душу материальной. Это старики с согбенными спинами.

Но есть другая порода стариков. Спектр отпущенных на их долю «случайностей» бывает, как правило, очень велик. Похоже на то, что судьба, древний фатум, не жалеет тут ни фантазии, ни упорства. Но этот процесс приводит их организмы к странному биохимическому феномену. Тело их, скроенное от рождения из мокрых и хрупких веществ, заменяется телом из малообъемного материала, очень похожего на жилы сушеных животных. И душа их (которую мы условно считаем материальной), их мозг приобретают свойства звонкого материала.