Тройная игра. Книга 1 (СИ) - Страница 5

— Было бы существенным упущением с нашей стороны ставить жизнь Жанетт Эль де Вор на один уровень с теми людьми, от которых я избавился, как узнал об их обращении. Два человека из среднестатистических американских семей — их пропажа не вызовет никакого ажиотажа. Мы не можем так относиться к лучшим из нас! — Антуан стал повышать голос. — Я понимаю... вы другого мнения. Складывается впечатление, что собственный корм вы ставите выше себя!

Один из сидевших в зале мужчин опустил голову на руку, прикрыв глаза. Слова Региса явно его развеселили.

— Вам нужно меньше размышлять о таких философских вещах, но думать о последствиях принятых вами конкретных решений, Антуан, и в первую очередь — чтить Закон, не ставить выше Закона, принятого задолго до вашего появления на этот свет почтенными представителями нашего вида, ни чистокровных, ни обращенных, ни людей, ни себя.

— Я не ставлю себя выше закона! Как вы могли такое подумать? Я пытаюсь все взвесить и принять оптимально верное решение. Нельзя же так рубить с плеча!

— Вы, похоже, так и не поняли всю важность вашего положения, — дама в красном недовольно покачала головой, не сводя пристального взгляда с оппонента. — Вы назначены Регисом Лос Анджелеса — одного из самых критичных городов по уровню анархической обстановки. И если уж вы здесь не собираетесь “рубить с плеча”, как вы выразились, то я понятия не имею, что должно произойти, чтобы вы взялись за голову. Вы проигнорировали наказание мисс Эль де Вор — вот вам двойной рецидив: обращен человек, жизнь которого вы наконец посчитали достойной смерти его Родителя. И что самое страшное — он не часть среднестатистической американской семьи, которых в стране миллионы, а всемирно известная личность. Мне продолжать, или вы догадаетесь сами, к чему это может привести? — дама в красном в ожидании ответа наклонила голову на бок.

Но Антуан молчал. Желваки нервно играли на его лице, а ноздри раздувались. Он явно был взбешен, но только непонятно, чем именно: разговором, в котором его упрекали в глупости, или его и вправду осенило, что он сглупил.

— Я трактую молчание в качестве ответа на вопрос двумя способами: либо это несогласие, либо непонимание. И если вы со мной не согласны, Антуан, то вы что-то не поняли. Вы не видите в этом своей вины, Антуан? Вины в том, что мисс Эль де Вор трижды вас ослушалась? Напрасно. Ибо мягкосердечность и надуманное благородство влекут игнорирование применений необходимых санкций. В мотивах мисс Жанетт мы еще постараемся разобраться, хотя бы ради интереса, но это уже другой разговор... Но вы же создали всю эту неблагоприятную обстановку. Рассадник непослушания и своеволия. Кому, как не нам, знать природу человека? У одного получилось — сделают все, пользуясь вашими, как вы выразились ранее, “положительными чертами характера”. Боюсь представить, сколько еще аналогичных собраний нам предстоит провести... Вы посчитали себя выше закона, который гласит, что нарушение Традиции Преемственности карается смертной казнью. Вы сделали это трижды. Теперь ваша недалекость, простите, грозит нам нарушением второй Традиции, а именно — Маскарада, и в данном случае это может произойти просто в масштабных размерах. Вы не понимаете смысла в Традициях? Вы презираете людей, называя их своей пищей, и не знаете, за что нам следует их уважать? А если не уважать, то, как минимум, опасаться? Считаете, что если тет-а-тет человек вам во всем уступает, то мы как вид стоим над видом людей? Да объяви они нам войну — как это случилось в средние века, когда нас чуть с лица земли не стерли — мы не выживем. Нравится мыслить глобально?

— Если нас будет больше, нам будет нечего опасаться! — неуважительно прыснул Лакруа.

— Ровно как и нечего будет есть, — парировала дама в красном. — Количественное преобладание хорошо в том случае, когда его участники несут в мыслях мир. А это не о нас. В наших сердцах разрушение, которое ведет к хаосу. А в хаосе гибнут все. Поэтому мы живем по принципу “клин клином”. Для жестоких умов — жесткие правила, иначе зверя не удержишь, и он сам тебя сожрет, — дама сделала паузу. Во время произнесения своего монолога она ни разу не вздохнула. — Я могу рассчитывать на то, что вами понята наша точка зрения?

— Да, — сухо ответил Антуан, недовольно окинув присутствовавших взглядом. Дольше всех он задержался на Вэлане.

— Надежда умирает последней... — в воздух кинула дама в красном. — Мисс Эль де Вор, вы раскаиваетесь в содеянном? Или хотя бы можете объяснить причину, по которой вы нарушали Традицию? Вы же прекрасно знали, чем все это закончится, — голос Совета непонимающе и с сочувствием пожала плечами. Она словно подозревала, что все не просто так, но понимала, что должна вынести смертельный приговор. — Вы кого-то искали? Ищете? Или на этом молодом человеке ваши поиски закончились? Или это какой-то фетиш? Игра? Интрига? Вы хотели очернить мистера де Лакруа?

— Вы задали так много вопросов, — подала голос прекрасная голубоглазая девушка, и Вэлан нашел в себе силы выпрямить позвоночник, чтобы лучше ее видеть. — Так много версий... Выберите ту, которая вам больше нравится, — обвиняемая устало улыбнулась. — Ну а я дам ответ на ваш первый вопрос: нет, я не раскаиваюсь, — она нервно хохотнула и шумно втянула носом воздух: признак наворачивающихся слез. — И повторила бы все снова... И снова...

Она смотрела на Вэлана, смеясь и вытирая ладонью странные красные капли под глазами.

— Тогда будем считать, что вы безоговорочно заслужили окончательную смерть без права на обжалование и помилование. Антуан, можете увести ее. Оповестите о приговоре по всему вашему округу влияния, а ее отца я сама поставлю в известность.

Громила с серым лицом под руку вывел девушку из зала. Антуан прижал ладони к губам.

— Вас понял.

— И когда все более-менее успокоится, новообращенный придет в себя и все осознает, пришлите его ко мне. С его ситуацией обязательно нужно будет разобраться. И для вас это должна быть первоочередная миссия.

Присутствовавшие встали со своих мест и бесшумно удалились. Еще некоторое время спустя стали выводить и Вэлана. Хотелось спросить, что все это значит, что он тут делает, кто они все такие, в конце концов, но язык заплетался, и во рту было отвратительно сухо. А голос словно не поддавался контролю, будто парень разучился и говорить, и ходить, и вообще что-либо делать. И боль. Боль все это время никуда не пропадала. Она даже на миг не отступала, секунду за секундой избивая каждый участок его тела.

— Ты видела его лицо? — довольно проговорил мужчина.

— В какой момент конкретно? Когда приговорили эту идиотку или когда Совет упрекнул его в непослушании закону?

— У него вообще сегодня плохая ночка выдалась. Любовницу прикончили, да еще и с ним что-то делать надо.

— Думаешь, его не отправят туда же, куда отправляли всех остальных? — посмеялась женщина.

— Это уж будет совсем свинство. Да и это сейчас только парень смиренно молчит. Представляю, какой скандал мистер Мэдлер нам устроит завтра. Это ведь потянет на похищение, да?

Мужчина выжидающе помолчал, и они вместе рассмеялись оглушающим металлическим смехом.

— Завтра я, наконец, им займусь. С нетерпением жду момента, когда смогу с ним нормально поговорить.

— С чего вдруг? По-моему, ты никогда не любила заниматься учительством. Может, оставишь это тем, кто привык это делать и знает, что нужно говорить?

— Еще чего! Я такой трофей не отдам кому попало! Я сделаю из него настоящего вампира, Пэйн. Так-то.

— Вперед. Я полюбуюсь на твои старания. С удовольствием.

Они вошли в очередную мрачную комнату, но уже пригодную для проживания, и, оставив Мэдлера на кровати, ушли.

В кои-то веки наступили практически полные тишина и темнота.

Недолго Вэлану удалось расслабиться: через минут сорок откуда-то раздался истошный вопль. Кричала женщина. Ее голос пронизывал до мозга костей и вызвал по всему телу неприятную дрожь. Казалось, что источник крика находился непосредственно в его голове, в его сознании, так как территориально Вэлан не мог понять, откуда он раздавался: сверху, снизу, снаружи здания? Далеко ли? Близко?