Троица - Страница 4

— Надо, мол, избрать царя.

Его же тайные люди повсюду в толпе стояли, и народу в уши нашептывали: дескать, пусть изберется на царство князь Василий, ведь его трудами и заботами мы от самозванца избавились, к тому ж и род его самый знатный, идет от святого и благоверного князя Александра Ярославича.

И стали все кричать:

— Пусть изберется князь Василий!

Вот так и стал царем Василий Иванович, он же и поныне царствует на Москве (хоть полцарства и захвачено иноземцами и русскими изменниками, и сам престольный град врагами обложен, народ же голодом и мечом истребляется, но о том впереди речь).

Возрадовался Василий превеликой радостию, и в божьем храме долго со слезами благодарил Пресвятую Богородицу, даровавшую ему царство, хоть и на старости лет.

А после совершил небывалое дело: перед всем народом целовал крест, и присягу принес, и поклялся власть во зло не употреблять, никого без боярского честного суда смерти не предавать, а имение казненных в казну не отбирать, но оставлять детям их и женам. А еще поклялся ложных наветов не слушать, с наветчиков же спрашивать улики верные, а клеветников казнить тою же казнью, какую хотели безвинному человеку учинить.

Боярам такие царевы речи не по нраву пришлись. Надобно, говорили, всем православным христианам на верность самодержцу присягать, царю же клятвы творить не подобает.

Я-то в царевой присяге дурного не вижу, а то худо, что не сдержал царь своего слова. Скоро начал и без суда казнить, и к лживым наветчикам слух преклонять.

Повелел царь Василий перенести прах Бориса Годунова, сына его царевича Федора и царицы Марьи из некого убогого монастыря, где их Расстрига велел похоронить как простых людей, в нашу преславную обитель, дом чудотворца Сергия. А царевну Ксению призвали из ссылки из Бела Озера, чтобы она сопровождала гробы единокровных своих. Так-то царевна у нас в Троице очутилась.

Не позабыл Василий и о другом покойнике, о царевиче Дмитрии Углическом. Будто не всю еще ложь излил на несчастного младенца, и не всю выгоду получил от давнего злодейства! Покаялся царь в том, что на безвинного грех возвел, в самоубийстве его обвинял, а после живым объявлял. И повелел, чтобы положить конец всем слухам, привезти прах царевича в Москву.

Раскопали могилку, и увидели Димитриево тело нетленным. Поистине, великое чудо, если правда. Показали народу нетленные мощи, и многие исцелялись от них. Так все могли удостовериться, что Димитрий рук на себя не налагал, и уж тем паче не жив, но был невинно убиен и за мученичество свое удостоен стать чудотворцем и божьим святым угодником.

Но не помог царю Василию и этот святой угодник Димитрий спасти царство от смут и остановить пролитие крови христианской; не помогли и нетленные мощи. Люди же говорили так: «Кто нам заистинствует, что подлинно те мощи Димитриевы? Уж не царь ли Василий Шубин, во всем государстве первый правдолюбец?». Шубиным же царя прозывают в насмешку, ведь в родовых его землях, в Шуе, народ издавна шубным промыслом промышляет.

Приехал в Северскую землю, в верный самозванцевой памяти город Путивль, князь Григорий Шаховской, и сказал горожанам:

— Жив государь наш Димитрий, вместо него на Москве убили ляха, а царь спасся. Должны мы показать о нем радение и царя Шубина не признавать, тогда в скором времени государь вернется, чтобы снова занять отеческий престол.

Возликовал народ, и все от царя Василия тотчас отреклись. И отложился град Путивль от Москвы и государя, а следом и другие города Северской земли. Стали туда собираться мятежники со всей великой России. Из Астрахани пришел с войском самозванец, ложно принявший имя царевича Петра, сына царя Федора Ивановича, коего никогда и не бывало. А еще пришел некто Иван Болотников, из холопов, его турки в плен захватили, а немцы в Царьграде из плена выкупили и отвезли во град Венецию, он же оттуда через Литву добрался до Путивля. Этот Иван был великой храбрости муж, воинским духом обуян, очень разумен, страха не ведал. И стал он у мятежников воеводой, и пошел на Москву с большою ратью.

У царя же Василия казна пуста, воинским людям за ратный труд платить нечем, все ведь царские сокровища, что много лет московскими государями собирались, окаянный Расстрига пирами и буйными потехами за единое лето промотал. Да и воевод дельных нет у царя Василия, если правду сказать. Что Мстиславский князь, что Воротынский, что брат царев Дмитрий Шуйский, кроме знатного рода и спеси иных достоинств не имеют, ни ума, ни ратного духа, потому и не любимы воинскими людьми. А один есть юноша, истинно славный и доблестный, Михайло Васильевич Скопин-Шуйский, царев племянник, так его из зависти и презрения к его юным годам до великих дел поначалу вовсе не допускали.

Иван же Болотников подступал к царствующему граду, а по пути мятежники, казаки и холопы, безжалостно честных людей мучили и грабили, дома дворянские жгли, а жен и девиц бесчестили всячески без пощады и разбору.

Разбил Болотников царские рати, против него посланные, и утвердился в селе Коломенском, и перекрыл все пути в царствующий град.

Тут царь Василий испугался, и от такой великой нужды, будучи со всех сторон тесним, додумался до разумного дела: поставил воеводой племянника своего Михаила, о нем же прежде писано.

Этот отважный князь Михаил Васильевич, не мешкая, храбро повел царские полки на мятежников. И была жесточайшая битва, и множество пало людей с обеих сторон. Понемногу же царевы воины стали одолевать, и погнали изменников острием меча, и долго их преследовали и многих убили. Тогда Болотников от Москвы ушел и уселся в городе Калуге. А царское войско тот град долго осаждало. Взять же града не могли из-за мужества и геройства бывших в нем людей.

А князь Шаховской и ложный царевич Петр с другим войском уже шли на выручку воеводе своему Ивану Болотникову. И заняли они город Тулу, а Болотников туда же перешел из Калуги.

Узнав о случившемся, о соединении вражеских ратей, царь Василий, хоть и стар, сам сел на коня и повел войско ко граду Туле. Град окружили, и многократно и яростно ко граду приступали, но взять не могли.

Среди осажденных мятежных людей началась смута, ругали своих начальников, говоря:

— Где государь наш Димитрий Иванович, коего вы нам обещали? Долго ли будем его дожидаться? Пусть явится нам государь, чтобы мы знали, за кого умираем.

Тогда князь Шаховской и Петрушка самозванец послали грамоту в Литву, королю Жигимонту и панам, с такими словами: «Порадейте о нас, великий король и панове, пришлите хоть какого-нибудь Димитрия царя, только бы обликом с прежним не сильно разнился. Мы же вас не забудем: от границы и до Москвы все наше, приходите и владейте, избавьте лишь нас от Шуйского».

И скоро является в Северской земле новый Димитрий, с первым, однако, не совсем схожий: бородавки на роже хоть и есть, да не в тех местах. О подлинном же имени его и роде разные толки ходят: то ли он Матвей Веревкин, поповский сын, то ли из жидов. Нравом же он, как говорят, груб, свиреп, жаден и хитер весьма; похваляется мудростью и якобы будущее прорицает; отвагою же и ратным умением не наделен, как первый самозванец.

Северским же людям все едино, хоть конь Димитрием назовись — и коня примут, так и этого вора приняли с честью и с радостью.

Самозванец собирает, не мешкая, великую рать и идет к Туле, своим на подмогу. Царь же Василий, прознав о новой беде, спешит Тулу взять, но с геройством и удалью ее защитников совладать не может. Но нашлись в царском войске хитрецы: построили на реке, ниже града, деревянные запруды, и засыпали землей. Стала вода в реке прибывать, но не могла пройти в свое русло, и повернула вспять, и затопила весь город. Горожане теперь от дома к дому на лодках плавали. К тому ж потоп все хлебные запасы погубил, и начался голод. До того дошло: ели кошек утопших, даже и человечину. Так что, хотели того или нет, пришлось им сдаться на государеву милость.