Трое в долине (СИ) - Страница 61

Любовь… пожалуй, вот что нас тогда составляло. Любовь к этому миру. К тому, что нас окружает. Любовь к человеку. К свету, к солнцу, друг к другу… да и просто любовь, как невыразимое, всеобъемлющее, воистину неописуемое чувство, которое до этого мига меня еще не касалось.

Быть может, кто-то скажет, что любовь — слишком слабое чувство, чтобы в масштабе целого мира быть по-настоящему значимым. Но я в тот момент ощущала себя воистину всемогущей. И совершенно точно знала, что могу сейчас действительно все: погасить звезды, зажечь солнце, сотворить мир заново или уничтожить его, если он покажется неудачным. Любовь, она ведь может не только созидать, но и разрушать — человеческие отношения, судьбы, души. Болезненно сильная любовь способна жестоко ранить. Поэтому, как и любая сила, она должна идти рука об руку с разумом. Как мужчина и женщина. Как свет и тьма. Как мир живых и царство теней. И как темный бог, который неизменно поддерживает, оберегает и одновременно стережет излишне мягких в каких-то вопросах светлых сестер от принятия неверных решений.

Наверное, это было озарение… или откровение? Не знаю. Но кто бы что ни говорил, а все-таки наш мир устроен мудро. Именно поэтому в нем уживаются разные расы, разные боги и самые разные люди и нелюди. Но так ведь и должно быть: равновесие наиболее устойчиво, когда его составляют несколько элементов. Тогда его сложнее нарушить. И тогда же оно становится залогом стабильности.

Тогда же зрение самым удивительным образом ко мне вернулось, и я снова увидела маленький храм. Алтарь. Объятые светом фигуры, которые крепко держались за руки. Лежащее перед нами неподвижное тело. И ласково омывающий его океан любви, внутри которого, недовольно посверкивая алыми искрами, дрожал и подпрыгивал крохотный черный камушек.

Каким чудом мы оказались рядом, я даже не поняла, но почему-то до Вилли теперь стало рукой подать. Он, как и раньше, не дышал, и я с сожалением подумала, что это неправильно. К тому же в его теле по-прежнему не было души, и мне вдруг показалось это несправедливым. Невинное дитя… одна из жертв войны, причиной которой стала, к несчастью, именно любовь, по ошибке превратившаяся в ненависть.

Но разве Вилли можно винить за что, что он стал ее жертвой? Все эти годы он, хоть и не чувствовал боли, все-таки оставался несчастным. Отчаянно жаждал вернуть утраченные душу и чувства. Одинокий. Не понятый никем, кроме своих же созданий… он тщетно искал в мире живых то, что перестанет делать его мертвым. Но не знал, что мертвую душу уже никто не оживит.

Впрочем, сейчас рассуждать об этом было неуместно, поэтому я наклонилась и, даже не задумавшись, почему алтарь вдруг стал таким низеньким, погрузила в грудь мальчика ладонь, а потом беспрепятственно подхватила спрятанный внутри него камушек и, вытащив на свет божий, легонько подула, возвращая истинному владельцу.

Саан, все так же стоя на пороге врат между мирами, благодарно кивнул. А камушек, проплыв по воздуху, мгновенно растворился в его груди. Казалось бы, тут-то темному богу и настало время вернуться домой, но он отчего-то медлил. И только через пару мгновений я поняла… вернее, откуда-то ко мне пришло совершенно четкое осознание, что это был отнюдь не последний осколок. И где-то там, далеко-далеко, находятся как минимум несколько сотен таких же пылинок, без которых он не станет цельным.

Не знаю, было ли дело в том, что их размеры оказались совсем ничтожными, поэтому Вилли их не заметил, или же причина в том, что кто-то успел подобрать их раньше… однако даже эти частицы следовало вернуть. И не успела я об этом подумать, как Ник (а может, и Ланка или же мы вместе) что-то сделал, и от нас во все стороны потянулись тоненькие лучики света. Чтобы убежать в такие дали, в которых я раньше не бывала. И с такой скоростью, о какой я даже и помыслить не могла.

Безошибочно отыскав там забытые нами пылинки, лучики ловко их подхватили, окутали теплым коконом и так же стремительно вернулись обратно.

Я… мы… тут же отдали их облегченно вздохнувшему Норру.

Но и это было еще не все.

— Простите, детки, это я тоже заберу, зря Вилли с вами ими поделился, — пробормотал он, протянув полупрозрачную руку к замершим неподалеку вампирам. Из его пальцев вырвались такие же лучики, как и из нас, только черные, с силой ударили Нардиса и его сына в грудь. А потом так же быстро вернулись, неся с собой последние два камня, которые призрак быстро сжал в кулаке. — Вот теперь действительно все!

Вампиры, пошатнувшись, дружно охнули и, схватившись за грудь, осели на каменные плиты. Норр, не обратив на них внимания, в который уже раз повернулся к нам. Странно улыбнулся, к чему-то прислушался, кивнул и, обратившись в плотный черный клубок, коротко бросил:

— До встречи!

Наверное, будь мы в тот момент обычными людьми, то и заметить бы не успели, как через весь храм метнулась гудящая черная молния и ударила в грудь явственно скривившегося темного бога. Коротко вспыхнув, душа Саана бесследно растворилась в нем, истаяла и заодно буквально вышибла… вышвырнула бога из нашего мира, отправив его туда, где ему и положено было быть — в далекое и мрачное царство теней.

В этот же самый момент плиты под нашими ногами явственно содрогнулись. Из зияющих врат плеснуло такой кромешной тьмой, что даже каменные стены первохрама застонали. Широкие черные лизуны, раскинув жадные щупальца, и до нас хотели добраться, однако окруживший нас свет практически сразу откинул их обратно, а напоследок еще и наподдал так, что они с виноватым писком втянулись внутрь и больше не шалили.

Врата после этого с громким треском захлопнулись. В храме пахнуло свежестью, как после грозы. Плиты под нашими ногами перестали ходить ходуном. Стены тоже успокоились. Темный бог больше не порывался вернуться, так что, можно сказать, свой главный долг перед империей мы выполнили. Вот только оказалось, что на ногах после этого остались только мы трое, Ларун, уставившийся на нас огромными глазами снизу вверх, и так же сильно потерявший в росте мрон, которого я отыскала взглядом и не сдержала улыбку, когда он протянул ко мне руку, обвитую вполне отчетливыми, весьма внушительными по толщине золотыми нитями.

В этот момент, беззастенчиво читая его душу и глядя на то, что в ней творилось, я особенно остро смогла почувствовать симпатию, заботу, ласку… причем не только от него, но и идущее из моего собственного сердца… из самой глубины души… пока еще новое, едва окрепшее чувство нежной привязанности к этому суровому, молчаливому, но невероятно мужественному человеку.

А еще меня посетило такое же четкое ощущение, что быть в тройке для меня не самое важное. Ведь в жизни есть и другие вещи, которые я хотела бы испытать. Причем не как всемогущее существо, а просто как человек, как женщина. Просто как Ниэль Корно. Вещи, с которыми даже с близкими не всегда поделишься и которые можно разделить только на двоих.

Быть может, я излишне увлеклась этой мыслю. Быть может, что-то в глазах оборотня напомнило мне о прошлом. Но в какой-то момент мне до такой степени захотелось оказаться внизу, с ним, что я всем существом потянулась навстречу и… на удивление легко утратила чувство целостности. Разрушила волшебное единение. А потом буквально вывалилась из состава тройки. Но ничуть этому не огорчилась, потому что в тот же миг почувствовала, как меня подхватили и обняли чьи-то сильные руки, а знакомый голос с чувством произнес:

— Ниэль!

И мне уже не понадобилось объяснять, что за чувство звучало в этом голосе. Я знала это. Видела. Ощущала каждой клеточкой своего тела. Поэтому просто обняла своего мужчину в ответ и так же тихо ему шепнула:

— Я знаю.

***

— Нет, я не поняла! — очень некстати разрушил воцарившуюся идиллию возмущенный Ланкин голос. — Линнель, ты что, последний страх потерял?! Как ты мог допустить, чтобы Ниэль обнимал какой-то оборотень?!

— Не какой-то, а полноценный вожак. И очень, между прочим, уважаемый в Норне, — со смешком отзывался живой и невредимый маг, заставив меня оторваться от мрона и с широкой улыбкой обернуться. — Ланк, ну ты что, совсем ничего не замечаешь?! Они же пара! Причем благословленная свыше. Так что у меня с самого начала не было ни единого шанса.