Тривселенная - Страница 24

– Тепловой луч мог сжечь кожу, – согласился Аркадий. – Но восстановить ее? И еще – как ты тогда объяснишь предсмертные ощущения Подольского? Геометрия – да, но физика? В лаборатории попросту нет никаких генераторов, способных…

– Это нужно было проверить, – резко сказал Виктор, – и я надеялся, что ты это сделал, как только обнаружил зеркало.

– Естественно, я это сделал, – обиженно сказал Аркадий. – Ничего там нет. И не было. Послушай, Виктор, ты сам привел сюда Чухновского, так пусть он скажет то, что хочет, а потом сделаем свои выводы.

– Свой вывод я уже сделал, – пожал плечами Виктор. – С тобой, Аркадий, мы все обсудим в офисе… Ну хорошо, давайте послушаем.

Раввин бросил на Аркадия благодарный взгляд, а Подольский чуть отодвинулся на своем стуле. Чухновский закрыл глаза и начал, раскачиваясь, произносить какие-то слова. «Барух ата адонай, – услышал Аркадий, – элохейну мелех аолам»…

– Господи, – вздохнул Виктор, но Аркадий сделал предупреждающий жест, и Хрусталев лишь возвел очи горе и сложил руки на груди.

Чухновский молился около минуты, произнес «амен», перестал раскачиваться и сказал:

– Запишите: Подольский заслуживал наказания, потому что посягнул на прерогативу Творца.

– Так и запишем, – любезно согласился Виктор, и Аркадий недовольно поморщился. Лучше бы Виктору помолчать, иногда он – из лучших побуждений, конечно, – всеми силами мешает расследованию. У Аркадия была своя версия, и молитва Чухновского ее не нарушала, не нужно Виктору суетиться, но ведь начальству не прикажешь, можно только посмотреть осуждающе…

– Я уже говорил вот… Аркадию Валентиновичу, что Подольский начал ходить в синагогу семь лет назад, – продолжал раввин. – Как-то он подошел ко мне и сказал, что хочет посоветоваться. Я не мог отказать, это очевидно. Он сказал, что разговор должен остаться между нами. Я ответил, что умею хранить молчание. И тогда Генрих Натанович рассказал о целях своей научной деятельности. Это был странный разговор. Я понял, что в глубине души Подольский оставался атеистом, его вера была лишь попыткой что-то понять в собственной душе. Творец для него – лишь некий символ, обращаясь к которому он пытался углубить свои сугубо атеистические представления о человеке и его сути. Вы понимаете?

– Нет, – сказал Виктор, и Аркадий опять ощутил глухое раздражение. Если Хрусталев своими репликами заставит Чухновского замолчать – а это вполне может произойти, – тайну смерти Подольского они никогда не раскроют.

– Нет? Ну…

– Продолжайте, – кивнул Аркадий. – О чем вы говорили с Подольским тогда и о чем – впоследствии?

– И тогда, и впоследствии – об одном и том же. О душе человеческой. О том, сколько у каждого человека может быть духовных сущностей. Его интересовало, как религия – ясно, речь шла только об иудаизме – относится к возможности замены души у конкретного человека. Сначала речь шла о… как бы это сказать… спонтанном явлении, что ли. Вдруг вы теряете свою душу и приобретаете чужую. Становитесь другим человеком? Или остаетесь собой, но только изменяете прежним целям и принципам?

– В христианстве, – пояснил Подольский, впервые перебив раввина, – это называется одержимостью дьяволом. Но в иудаизме нет такого понятия – Дьявола не существует по определению.

– Совершенно верно, – сказал Чухновский. – Сначала я не понимал истинной цели таких разговоров. Я думал, что Генрих Натанович искренне хочет приобщиться к вечным ценностям… Я рассказывал ему о ТАНАХе, о Синайском откровении, показывал отрывки, где Творец говорит с Моисеем именно о том, что интересовало Подольского… Я подарил ему Тору – двуязычную, на русском и иврите, в наши дни это редкость, сейчас вообще мало книг на бумаге, а мы не признаем компьютерных версий… Потом я начал понимать, что Генрих Натанович… нет, не то чтобы он обманывал меня, он был искренним, когда интересовался религией, но интерес был сугубо научным. Его почему-то интересовало, что произойдет с человеком, если вынуть из него одну душу и заменить другой.

– Электронное клонирование? – спросил Виктор. – Что тут нового? Страшнов занимался этим полвека назад.

– Нет-нет, – сказал Подольский. – Это совсем другое.

– Совсем другое, – повторил Чухновский. – Генрих Натанович как-то признался мне, что намерен провести опыт по проверке основных положений монотеизма. Потому и интересуется всеми этими деталями. Я сначала не понял, что он имел в виду. Он пояснил. Он хотел проверить, действительно ли существуют ангелы и архангелы. Действительно ли есть демоны и наконец…

Чухновский замолчал, Аркадию показалось, что его передернуло от воспоминания.

– Ну? – спросил Виктор.

– Действительно ли есть Бог, – торжественно, но с легкой иронией в голосе, произнес Подольский. – Он и ко мне приезжал с этой идеей.

Чухновский опять дернулся, но промолчал и теперь, ожидая, видимо, наводящих вопросов.

– М-да, – сказал Виктор. – Ну и что? Есть Бог, нет Бога – теологические диспуты меня не интересуют. Мне нужен мотив.

– Мотив… чего? – пробормотал Чухновский.

– Мотив преступления, – отрезал Виктор. – Поймите, уважаемый Пинхас Рувимович, у нашего агентства есть достаточное количество улик для того, чтобы я подписал решение о вашем временном задержании. Конечно, в деле много неясного, но это технические детали.

– Задержании? Меня? – удивился Чухновский. – Я прихожу сюда, я говорю вам то, что мог бы и не говорить, я хочу, чтобы вы правильно поняли, что сделал я, что сделал он, и что сделал Творец, а вы опять все сводите к каким-то техническим деталям, о которых я не имею никакого представления.

– Виктор, – не выдержал Аркадий, – давай дослушаем.

– Что дослушаем? – взорвался Чухновский. – Зачем дослушаем, если можно арестовать? И зачем я все это буду… Если все равно вы не верите ни одному слову!

Виктор удовлетворенно улыбнулся и откинулся на спинку стула. Аркадий понял, что Хрусталев намеренно выводил раввина из себя. Надеялся, что тот скажет лишнее? Нужно было раньше, до начала беседы продумать и обговорить общую линию разговора, теперь же получалось, что Виктор действовал по одному ему понятному сценарию, а Аркадий этого сценария не знал. Неужели Виктор воображает, что раввин держит в синагоге какое-то новейшее оборудование по сожжению живой материи на расстоянии?

Чухновский встал и принялся ходить по комнате от окна до двери и обратно. Он старался не проходить мимо кровати, и потому путь его напоминал дугу, будто грузное и массивное светило двигалось по небу от горизонта до горизонта.

– А меня вы тоже хотите арестовать? – спросил Лев Николаевич. – Учтите, если у вас есть такое намерение, вы должны сказать об этом сразу, чтобы я мог вызвать своего адвоката. У меня есть дополнительная юридическая страховка, предусматривающая…

– Знаю, – бросил Виктор. – Кстати, зачем вы ее оформили? Предполагали, что она может понадобиться? Вы ведь сделали это совсем недавно… – он бросил взгляд на экран блокнота, – семнадцатого июля, всего три месяца назад.

– Имею право, – сказал Подольский и отвернулся от Виктора. Он предпочитал смотреть на Аркадия, хотя тот вряд ли смог бы помочь в случае, если Хрусталев действительно решит сейчас провести задержание.

– Послушайте, – сказал Чухновский. – Время идет, вы не желаете ничего понимать, вас все время сносит на частности.

– Меня не сносит на частности, – возразил Виктор. – Аркадий Винокур собрал достаточно материала для того, чтобы я ответил на главный вопрос: кому это нужно? Смерть Подольского и смерть Раскиной.

– Кому же? – равнодушно спросил раввин.

– Только вам, дорогой, только вам. Вы слишком самоуверенны. Вы считаете себя чуть ли не наместником вашего Бога в пределах Московского кольца. Вы фанатик, а религиозный фанатизм часто становился причиной криминальных действий, в том числе и убийств. Подольский по наивности рассказывал вам о своих исследованиях, полагая, видимо, что может услышать от вас дельные идеи, не знаю уж, какие именно. Вы наверняка сделали все возможное, чтобы отговорить его от экспериментов. Вы вступались за Бога! И не сумев предотвратить опыты, – убили. Мы еще разберемся, как вы это сделали. И Раскину вы убили тоже, потому что узнали, что она для вас опасна. Она хотела встретиться с Аркадием, а он, не продумав последствий, сообщил об этом вам, и в результате Раскина не доехала до места встречи.