Тринадцатый рейс - Страница 42

Как этот Юрский отыскивал в темной воде «Онегу», когда подплывал заряжать баллоны? Наверное, отправляясь в первый раз к своему тайному убежищу на корабельном «кладбище», он проложил шнур либо расставил какие–то «вешки». Но ничего подобного на дне затона я не обнаружил.

Незаметно приблизился к основанию пирса. Оно не было ровной стенкой. Как и предупреждал Стырчук, в зыбком свете передо мной выступила фантастическая колоннада из выщербленных, изъеденных водой железобетонных свай. Покачивались, шевелились, словно змеи, нити водорослей, приросших к бетону. За колоннадой угадывались металлические конструкции с острыми, оборванными краями. Очевидно, они были повреждены взрывами.

Разумеется, водолазы не могли обследовать водное пространство, скрытое за сваями. Им удобно работать на свободном грунте. Лезть в эту металлическую кашу — все равно что в сети. К тому же водолаз не любит работать «под крышей» — если рубашка переполнится воздухом, его прижмет к потолку, и он станет беспомощным, словно муха, попавшая на клейкую бумагу.

А вдруг там, за сваями, за колючей железной преградой, у бетонного потолка — полое пространство? Если тело затолкали туда… Нет, вопреки предупреждению Стырчука я должен был осмотреть этот скрытый в темноте район под пирсом.

Срезав ножом капроновый шнур — он вел к буйку, за которым следили наверху, — я привязал его к старому якорю, глубоко уткнувшемуся в ил. Пусть Стырчук думает, что аквалангист присел на дне и занимается криминалистическими исследованиями, как ему и положено.

Затем протиснулся между сваями. Навстречу вытянулись два железных щупальца арматуры. Они едва не вцепились в гофрированные трубки. Пришлось опуститься поглубже. Дальше снова шли колонны, чуть потолще, двумя рядами, как будто отделяя нефы какой–то затопленной базилики. Некоторые колонны были разрушены, остатки их напоминали полусгоревшие свечи. Вместо фитилей торчали толстые прутья.

На одной из свай блеснуло светлое пятно. Посветив фонарем вплотную, я увидел дощечку из нержавеющего металла с выпуклым изображением бычьей головы. Должно быть, это была эмблема строительной фирмы. Через несколько метров я уперся в сплошную стенку, в которой темнело несколько дыр. И опять здесь поблескивала табличка с головой быка.

Признаться, я на минуту забыл и о цели, которая привела меня в подводный мир, и об осторожности Мальчишеское любопытство толкнуло на необдуманный поступок.

Я сделал легкое движение ластами и по–рыбьи скользнул в темный лаз. Акваланг царапнул по бетонному потолку — этот звук показался оглушительным, как грохот камнепада. Я опомнился. Если ход сузится, из ловушки не выбраться. Осторожно отталкиваясь руками, я попятился, как рак, и выскочил из норы. Не имея точного плана, нечего было соваться в этот подводный лабиринт.

А что там, наверху, какое основание поддерживают бетонные сваи? Форт… Да, форт! Стена с бойницами обрывается метрах в семи от воды, а эти семь метров я как раз проплыл между колоннами.

Тут я увидел капроновую бечевку. Конец ее скрывался в одном из темных отверстий, неподалеку от дощечки с изображением бычьей головы

Я уцепился за бечевку, потянул, и она неожиданно легко выскользнула из входа в подводную пещеру. В руке оказался лишь трехметровый обрывок. Куда вела эта путеводная нить?

Вдруг показалось, что железобетонный лес бесконечен и я заблудился, потерял «свою тропу», направление…

Существует болезнь — клаустрофобия, боязнь замкнутого пространства, боязнь стен, потолка, пола. Нечто вроде этой болезни угрожает и ныряльщику, ведь для него сама вода становится как бы эластичной стеной, она приникает к телу, обволакивает, от нее никуда не денешься. Человек начинает метаться, теряет ориентировку. Нет ничего опаснее под водой, чем чувство страха.

…Я вынырнул в двух метрах от катера, продолжая держать в правой руке обрывок капронового шнура. Дюжие ребята втащили меня на борт.

— Очень хорошо! — стиснув зубы, — произнес темнолицый Стырчук. — Значит, играем в «нетушки».

Неподалеку, выделяясь оранжевой окраской на темной воде, колыхался буек. Я совсем забыл о своей уловке.

— Или, может, вы раздвоились? — спросил старшина водолазов. — Один остался там, а другой вышел подышать?

Помощники Стырчука рассмеялись.

— Ладно, — сказал бородач. — Запрещаю спускаться вторично.

Находка искупала все неприятности. Я осмотрел шнур. Не требовалось экспертизы для того, чтобы установить причину обрыва: витой капрон был подрезан ножом так, что целыми оставались лишь несколько жилок. Они–то и лопнули, как только я приложил усилие.

— Никогда бечевки не видели? — спросил Стырчук.

— Она капроновая, — ответил я.

— Так что же?

Я рассказал о том, где нашел шнур.

— Странно! Кто мог втянуть ее в этот ход? И вообще, кто там «ползал» под водой? Такие штучки плохо кончаются.

— Не могла же остаться веревка еще с войны!

— Капрон! Откуда?

Мы перешли на нос и уселись на бухту толстого каната.

— Послушайте, это все серьезное дело, да? — спросил Стырчук.

Он посмотрел на коричневый разлапистый форт:

— Если б у меня был план подводных сооружений, я бы поднырнул. Подразведал!

— Такого плана ни у кого нет?

— Говорят, было два экземпляра. Фашисты, отступая, увезли с собой или уничтожили. Там в форту пять или шесть подземных этажей и все затоплены.

— Откачать невозможно?

— Без плана никак. Принцип сообщающихся сосудов… А где они сообщаются — неизвестно. Лезть наобум нельзя, строители все предусмотрели и создали лабиринт со всякими ловушками. Одного водолаза мы уже загубили там. Корешок был. Вместе воевали.

Форт смотрел на нас немыми глазницами амбразур. Березки, прилепившиеся к выбоинам, мирно шелестели листвой.

— Кто его знает, что еще там таится в подземных этажах, — сказал Стырчук. — Про Янтарную комнату слыхали?

Но не Янтарная комната сейчас занимала меня. Капроновый шнур! Это не случайная находка. Не случайно и то, что свидание Маврухина с Юрским состоялось именно у этого причала, где форт вплотную подходил к затону. Быть может, где–то под пирсом, в каком–либо закоулке подземных и подводных коммуникаций было оборудовано убежище.

Я вспомнил, что Шиковец рассказывал о теплых свитерах и ватнике, которые купил Маврухин для Юрского. Их не нашли в трюме катера, где первые дни скрывался беглец. Почему он прихватил эти вещи с собою? Ночи сейчас стоят теплые, а таскать по городу узел небезопасно — постовые обратят внимание. Видно, новое убежище, куда направился Юрский (или куда его заманили), было особенно холодным и влажным. И как раз старый затопленный форт…

Да, но, значит, Маврухин или его убийца знали схему подземных коммуникаций и потайных помещений? Откуда? Может быть, объяснение скрывалось в прошлом Маврухина, когда он был «шпажистом» и бродил по развалинам со щупом?

— Можно пробраться в форт посуху?

— Это нетрудно. Но большинство помещений отрезано водой, — сказал Стырчук и без всякой связи с предыдущим добавил: — Когда–то, говорят, православная церковь здесь стояла.

Он посмотрел на часы.

— Водолазам скоро возвращаться. А я вот что… я все–таки поднырну под пирс. Туда, где вы были. Взгляну.

— Как же техника безопасности? — спросил я.

— Не беспокойтесь, вернусь. Я без акваланга, с маской. На минутку.

Он стянул с себя фланельку и тельняшку, открыв выпуклую атлетическую грудь, которая в свое время, очевидно, послужила классной доской для какого–то начинающего татуировщика.

— Вы уж это… не читайте лучше, — стыдливо сказал бородач. — Как говорится, грехи юности. Видите, я только с лица загорелый? То–то…

А ведь под пирс и в самом деле можно проникнуть и без акваланга, подумал я. Если человек тренирован и легкие его вместительны, достаточно тридцати–сорока секунд, чтобы вынырнуть где–то там, в форту. Конечно, для этого надо хорошо знать лаз и не бояться, что застрянешь в ловушке.

Стырчук вынырнул ровно через минуту. Пыхтя, взобрался на борт и торопливо надел тельняшку.