Тринадцатый бог. История одного Зла (СИ) - Страница 7

- Тащите сюда деда! - рявкнул детина. - Спросим, кто у него такой храбрый!

Вторая стрела просвистела у виска здоровяка. Разбойник взвизгнул, как порося, и схватился за окровавленное ухо.

- Там! Там, на дереве! - заорал похожий на крысу, маленький человечек, тыча пальцем в Гидеона. - Вон он!

- А ну слезай, сукин сын! - заорал детина, бросаясь к дереву и на ходу потрясая кривым тесаком. - Собачье отродье! Выблядок грязной шлюхи!

Гидеон, закинув лук за спину и придерживая плащ, спрыгнул вниз. Клинок потянулся к его груди, дубинки взмыли над головой.

- Постойте, господа! - он поднял замотанные по самые перчатки руки. - Я всего лишь...

- Заткнись, чучело! - рявкнул здоровяк и, не дав Гидеону произнести пламенную речь, прошил его грудь тесаком.

- Куда торопишься, хряк? - Гидеон резко развернулся. Разбойник потянул было тесак на себя, но клинок, под углом войдя между ребер, просто-напросто там застрял.

- Какого..., - здоровяк озадаченно посмотрел на противника, а в следующий миг Гидеон, легко провернув тесак, вытащил его из себя.

- Он чё, колдун? - пропищал крысеныш, отскочив в сторону. - Ему чё, не больно?

Вместо ответа Гидеон сделал выпад и чиркнул клинком по круглому пузу здоровяка. Тот крякнул, схватился за живот и, повалившись на землю, бочкой откатился в сторону, освобождая своим подельникам место для маневра.

Гидеон, отступив назад, замахнулся тесаком, словно готовился нанести удар, но вместо этого поддел клинком веревку, державшую капюшон, и перерезал её. Красная ткань упала на тощие плечи, обнажив желтый череп.

- Поиграем в кости? - Гидеон клацнул зубами.

На один миг у водяной мельницы стало так тихо, что можно было различить среди пения птиц и плеска воды веселый перезвон колокольчиков на шеях коров, пасшихся на противоположном берегу.

- Ведьмин воин! - опомнился коротышка. - Ведьма мертвяка подняла!

- Мертвяк! - подхватил другой

- Мертвяк!!!

- Чары! Чары проклятой ведьмы!!!

Один из разбойников бросился прочь так стремительно, что, потеряв сапог, на нем же и споткнулся. Кубарем покатившись с берега, он налетел на прыщавого, который, постанывая, выбирался из ручья. Оба с дикими криками свалились в воду. Крысеныш, тыча в Гидеона каким-то самодельным амулетом в виде собачьей головы, пятился назад до тех пор, пока не оказался подле здоровяка с поцарапанным пузом. Тот, поднявшись, кряхтя и бранясь, схватил малыша поперек туловища и дернул в лес.

- Спалим мы твою хозяйку, мертвяк! Спалим ведьму! Так ей и скажиииии, - разнеслось по лесу.

- Ведьму? - тихо переспросил Гидеон. Его вопрос остался без ответа.

Осмотрев разбойничий клинок, Гидеон забросил его в кусты и направился к хижине мельника, который, распахнув дверь, бочком спускался с крыльца. Каурая покосилась на чужака и, нервно фыркнув, потрусила вниз, к речке.

- Ты иди в дом, иди, - мельник махнул на Гидеона рукой. - Иначе Колосинку испугаешь. Мне её не поймать, с моими-то ногами.

Гидеон кивнул и, напоследок оглядев лесок, поднялся в хижину. Он знал очень мало людей, с которыми мог говорить, не закрывая лица, и порой, чаще всего весной, его нестерпимо тянуло к ним. Он хотел говорить, не думая о тайнах, не ища извилистых путей среди каверзных вопросов. Он хотел слушать, потому что простодушная болтовня напоминала ему о том, что он всё ещё человек. В обычных людях, в своих добрых старых друзьях, Гидеон искал себя.

Замерев перед рукомойником, он заглянул в висевшую на стене, натертую до блеска металлическую пластину - крышку от давно потерянного котелка.

- Хорош, - клацнул зубами желто-серый череп. Из черного провала глазницы вылетел комар и, погудев для приличия, направился искать жертву посвежее.

Немудрено, что разбойники решили не продолжать бой. Кому известно, как убить мертвого? Как сражаться с ходячим скелетом? Гидеон провел затянутой в перчатку рукой по нижней челюсти. Вот его слабое место. Пару раз особо везучим противникам удавалось её выбить. Был случай, что Гидеон полночи искал драгоценную в тростнике у глухого болота, проклиная всех богов, которых мог вспомнить. С тех пор он изловчился приторачивать нижнюю челюсть к черепу с помощью проволоки или, на худой конец, лент. Выходило сносно. Гидеона больше удивлял тот факт, что кроме нижней челюсти ни одна кость от него не отпадала. Даже зубы всегда оставались на месте, словно весь он был высечен из каменного монолита. Поистине, о путях проклятья не ведает и Тринадцатый бог.

- Не убежала?

- Фух, нет, - мельник, почесывая вспотевшую под седой бородой шею, свалился на табурет и без тени страха уставился на Гидеона. - Вовремя ты. Каким ветром занесло?

- Да вот... Решил сходить на север.

- Неймется тебе. Плесни-ка водицы

- Предлагаешь зарыться в землю? - Гидеон подошел к стоящей в углу огромной бочке и, сняв с крючка потемневшую от времени кружку, зачерпнул воды. На один короткий миг, когда сорвавшаяся с края посудины капля упала на черную гладь, заставив её вздрогнуть, Гидеону почудилось, что он чувствует во рту вкус студеной воды. Нижняя челюсть дрогнула, и скелет клацнул зубами.

- Здорово ты их... Малой аж в штаны наложил, - мельник сделал пару огромных глотков, а остатки плеснул себе в лицо. - Фррр... Видал, наглецов!

- Я думал, ты сам дашь им отпор, - Гидеон сел на скамью у бочки и принялся поправлять шнурки на перчатках. Те, без креплений, так и норовили соскочить с костлявых рук.

Мельник удивленно крякнул.

- Помирать за муку и лошадь? Вот уж нет.

- Раньше ты был храбрее.

- Раньше я был моложе. Да и не часто к нам такой сброд захаживает, - старик сплюнул себе под ноги. - Демоны их знает, откуда взялись. Этих четверо, да у деревни человек десять околачивается.

- Думаешь, за их поимку заплатят?

- Это вряд ли. Народ короля ждет. У него пятая жена померла, и он сюда собирается, в Олений раздол. Лесничий по секрету сказал. Вот и вояк с собой приведет. Они, глядишь, разберутся и с шайкой, и с ведьмой.

- Ведьмой?

- Да пришла зимой одна барышня, то старухой прикинется, то девой моложавой, - старик вдруг залился краской до корней волос. - Поселилась в доме прошлого лесника... У нынешнего-то хоромы, вот... Ну и того... колдует помаленьку - то бабам наговор нашепчет полезный, то... мужикам.

- И ты к ней ходил?

Старик замялся, склонил голову на бок.

- Ну... Не я сам... А баба одна... местная... знакомая...

- И как? Помог наговор?

Лицо мельника стало пунцовым.

- А чего ж не помочь-то? Я ещё... того... силен сам.

Гидеон накинул капюшон и затянул шнурок.

- Зачем же гнать ведьму, если она вам помогает? - он поднялся, проверил застежки и только тут заметил дыру, пропоротую тесаком. - Хм...

- Надо бы заштопать..., - старик обрадовался, что можно сменить тему. - Погоди.

Гидеон снова опустился на скамью.

- Так зачем вам гнать ведьму?

- Да виданное ли это дело - баба чароделит, - старик прищурился, вороша в деревянном ящичке всякую полезную мелочь. - У меня булавки только.

- Давай три.

- Ага. Ну вот. Навлечет гнев Двенадцатого, а он крут на расправу-то, - мельник на раскрытой ладони протянул Гидеону ржавые булавки. - Ты оставайся, сколько хочешь, а я плащ твой швее в деревню снесу, она починит.

Мельник снова покраснел.

- Швея, значит, - Гидеон поднялся и похлопал старика по плечу. - Хватит с вас и ведьмы. А мне пора. Береги себя.

В лесах Оленьего раздола весна перерождалась в лето. По полянам, усеянным желтыми цветами, носились, деловито жужжа, пчелы. Верещали, перепрыгивая с ветки на ветку, белки, заливались вернувшиеся с юга певчие птахи, а к полудню на лес опускалась по-летнему жаркая истома и не спадала до самого заката. Но стоило подняться выше, в горы, как духота, вслед за лесом, отступала. Гидеон не любил равнины, но горные луга манили его безлюдьем и тишиной. Он часами сидел в траве и наблюдал ни за чем и за всем сразу. Он не мог вкусить пищу, глотнуть воды, почуять запахи, приятные и не очень, но порой, шагая по неведомым людям тропам, он вдруг замирал, как громом пораженный странным чувством, далеким воспоминанием о пряных, волнующих ароматах, что приносил с высокогорных лугов странник-ветер. Тогда он, охваченный тоской по прошлому, бросался на поиски воспоминаний и себя, и не было для него времени года более тяжелого, чем весна, перерождающаяся в лето. Всюду буйствовала жизнь, изо всех укромных уголков восхваляли её земные твари, и Гидеон, вслушиваясь в их восторженные песни, нетерпеливо ждал нового воспоминания, чтобы на толику мига вновь ощутить себя живым.