Тринадцатая ночь (СИ) - Страница 51

– Полагаю, что окна на кухне выходят не на помойку?

– Иди посмотри.

Он провел ее на кухню. Там был маленький столик с двумя стульями, плита, на которой грелся чайник, и огромное окно, открывавшее живописнейший вид на парк через дорогу.

– Улучшение налицо, – заметила она, положив локти на кухонную стойку, а подбородок на тыльную сторону ладоней. Деревья в парке были охвачены белым и розовым цветением.

– Ну, не знаю, – задумчиво протянул он, опираясь на стойку рядом с ней. – Я вроде как скучаю по крысам, шныряющим среди мусора в поисках старой заплесневелой картошечки.

– Да уж кто бы не скучал! Здесь такого не увидишь. Одни деревья, да цветочки, да трава. Скукотища.

– Абсолютная.

На плите засвистел чайник.

– Кстати, пахнет у тебя фантастически, – заметила она, пока он разливал чай по чашкам.

– У меня яблочный пирог в духовке.

– Да иди ты, – она неверяще посмотрела на него.

– Чего?

– Ты печешь?

– Духовка, конечно, волшебная, потому что проводить сюда электричество – слишком много мороки, оно того не стоило.

– Знаю, – начала она, подойдя к столу, – просто я всегда думала, что твое увлечение готовкой было результатом подсознательного желания варить зелья.

К концу ее голос сорвался, когда она осознала, как жестоко звучали ее слова. Она не просто в очередной раз показала себя невыносимой всезнайкой, но и превратила его в объект психоанализа. И, хоть в чем-то она могла быть права, все же… говорить этого в открытую не стоило. Он не ответил, вместо того заколдовав руки и вытащив противень из духовки.

– Проще, чем в варежках с хреном, а? – спросила она, попытка загладить сказанное была слабенькой.

– Типа того.

– Драко, прости, что я сказала…

– Да забудь ты, Грейнджер, – он начал резать пирог.

– Хорошо. – Она переступила с ноги на ногу, засунула руки в карманы, вытащила их и наконец скрестила на груди, сев за стол.

Завитки пара поднимались над куском яблочного пирога, который он поставил перед ней. Рот у Гермионы наполнился слюной.

– Спорю, с мороженым будет просто непередаваемо, – сказала она.

– Ну, у меня его нет.

– И так хорошо. У меня все равно зубы болят от резкого перепада температур.

– А твои родители-дантисты ничего не могли с этим сделать? – он сел напротив нее и положил салфетку на колени.

– Я никогда их не просила, – сказала она.

– У тебя оба родителя специализируются на лечении зубов, и ты никогда не подумала попросить их вылечить твои? – с иронией спросил он.

– Это довольно напряжно, когда твои родители – дантисты. Я при них и конфетку стеснялась съесть. Ты бы видел, как разочарованно они выглядели, когда поняли, что у меня будет неправильный прикус. Как будто я их подвела. Так что я решила, что небольшая чувствительность зубов того не стоит. – Она отломила кусочек пирога вилкой и съела. – Очень-очень вкусно.

– Ты на полном серьезе говоришь мне, что родители были разочарованы тобой из-за зубов?

– В смысле, они не то что отреклись от меня из-за этого, но… а чего ты так на меня смотришь?

– У тебя красивые зубы, – сказал он, отпивая чай.

– Полагаю, тут я должна тебя поблагодарить. Твой Дантисимус просто чудо сотворил с моей улыбкой.

– Я метил в Поттера.

– Ну, теперь-то мне намного легче!

Он пожал плечами.

– А что твои родители сказали про творчество Мадам Помфри?

– Они никогда не хотели, чтобы я использовала магию для исправления зубов. Считали, что старые добрые брекеты справятся лучше.

– Как интересно.

– А то, – ответила она.

– Ты же не поверила, что я нахожу это интересным?

– Драко, мои родители маггловские зубные врачи. Как вообще ты можешь находить это интересным?

– Не делай обо мне поспешных выводов, Грейнджер, – он посмотрел на нее тяжелым взглядом. Она сосредоточилась на своей тарелке и размазала последний кусочек пирога по ней.

– Прости, – пробормотала Гермиона.

– Ты знаешь, как умер мой отец? – спросил он, голос еще был резковатым.

– Да.

– Я не спрашиваю тебя, что именно вызвало его смерть.

– Тогда о чем ты спрашиваешь?

Резкость из его голоса передалась и ей.

– Я спрашиваю, знаешь ли ты, о чем мой отец думал, когда умирал.

– Конечно, не знаю.

– Он был во мне разочарован, Грейнджер.

– Ты этого не знаешь.

– Знаю.

– Да как такое можно знать? Ты даже рядом не был, когда он умер.

– Он должен был быть во мне разочарован. Я подвел его во всем.

– Драко… то, что он, наверное, заставлял тебя делать…

– Это не важно, – он завозил своей чайной ложкой по столу.

– Уверена, что еще как важно, – она в ответ завозила своей.

– Не для него.

– А как насчет тебя? Как… насчет твоей матери?

Он снова взял со стола чайную ложку и гневно стал помешивать чай.

– Это совсем другое… – начал было он, но потом закрыл рот, глядя, как ложка крутится по кружке. – Бруствер сказал, что собрал комитет, который пересматривает наложение заклинания на всех остальных. Ну, или разбирает горы бумажной волокиты и подобной кучи мусора, – он остановил ложку и отпил немного чая. – Она все еще счастлива? – голос смягчился. – В Штатах?

– Да, – сказала она, положив вилку на тарелку. – Гарри показывает мне папку каждую пятницу. Она в будущем месяце устраивает огромную вечеринку для детей какого-то известного гольфиста.

– Она… с кем-нибудь встречается?

– Не думаю, что есть что-то серьезное. Но… одинокой она не кажется. Хочешь посмотреть папку? Думаю, я смогу ее для тебя скопировать.

– Нет.

– Уверен?

– Так проще.

– Хорошо.

– Но ты скажешь мне, если…

– Обещаю.

Выражение его глаз в эту секунду заставило ее захотеть взять его за руку, совсем как раньше, накрыть его ладонь своей, погладить костяшки его пальцев… Вместо этого она сказала, что чай очень вкусный.

– Это она меня научила, – ответил он. – Она всегда сама его делала, вместо того, чтобы наколдовать или попросить домашних эльфов принести его.

В любом другом случае упоминание домашних эльфов из дома Малфоев исторгло бы из Гермионы длинную тираду о благосостоянии магических существ, но в данной ситуации она сочла это неуместным.

– Где она этому научилась? – спросила она. А лучше бы промолчала.

– Понятия не имею, – он отглотнул еще чая. – Вряд ли у тети Беллы.

Гермиона буквально одеревенела от этого имени. Она открыла рот, но закрыла его до того, как успела что-нибудь сказать.

– Если сожмешь пальцы вокруг чашки еще сильнее, она треснет.

– Наверное, – ответила она сквозь зубы.

– Вот поэтому у нас ничего не получится, Грейнджер.

Она ослабила хватку и попыталась, чтобы голос не выдал ее беспокойства.

– Ты это о чем?

– Почему ты так загрустила после пьесы? И утром, после того, как мы переспали?

– Потому что знала, что долго это продолжаться не может. Так или иначе, это должно было кончиться.

– Ты все еще так думаешь?

Она закусила одну щеку, думая, как бы лучше ответить. А, черт с ним, решила она. Можно и правду резануть.

– Я не хочу, чтобы это заканчивалось.

– А как же твои гребаные друзья? Твоя семья?

Она не ответила. Но, очевидно, ее молчание стало самым красноречивым ответом.

– Ты полная дура, – резко сказал он голосом, полным презрения.

– Может и так.

Он что-то пробормотал под нос.

– Что?

– Ничего, – вздохнул он. – Послушай, мне нужно кое-что спросить у тебя.

– О чем? – она с подозрением посмотрела на него.

– О том, что со мной случилось.

– А я могу вести себя как сволочь, отвечая на вопросы?

Его брови поднялись так, что аж скрылись под волосами. Смешок сорвался с губ.

– Если пожелаешь, – ответил он.

– Хорошо. Тогда спрашивай.

– Во-первых, – начал он, глубоко вдохнув, – какому гребаному идиоту пришло в голову назвать меня Дрейк О. Малфорд?

Она улыбнулась в чашку, отчаянно пытаясь не рассмеяться.