Тринадцать мнений о нашем пути - Страница 34

Александр Житинский: Ну, и это тоже имеет место. Трудно назвать это благом, но как фактор работает.

Андрей Измайлов: Что за историческая точка зрения? Дурак, ваше благородие! Виноват, исправлюсь! Как только активирую в себе центростремительные процессы! Бу сде!

А строго «антр ну»… Отчасти будучи номинальным мусульманином из солнечного южного Баку, загадочно молчу с присущей мне мягкой интеллигентной улыбкой. Понятно, из-за природной скромности… Но мы-то с вами зна-аем!..

Андрей Лазарчук: «Все, что меня не убивает, делает меня сильнее»

Святослав Логинов: Мне вообще не кажется благом давление одного народа на другой. Впрочем, это давление обусловлено объективными причинами, так что я ничего с ним поделать не могу.

Евгений Лукин: Да, разумеется, благо. Не такое, конечно, как гитлеровское давление с Запада в 1941-м, но всё-таки…

Сергей Лукьяненко: Может быть. Но это то горькое лекарство, которое при малейшей передозировке убьет пациента.

Сергей Переслегин: Скорее, это давление активирует в России интерес к исламу, создание таких необычных и прогрессивных идей, как «русский ислам», то есть — к работе с идентичностями. Кроме того, антропоток, идущий с юга, можно и должно использовать в интересах экономического развития России.

Геннадий Прашкевич: Нет, не кажется. Насилие и жестокость никаких процессов не активизируют, кроме ответных жестокости и насилия.

Вячеслав Рыбаков: Не знаю. Не уверен. Не те это методы, не те… Вон, четверть Сибири уже под китайцами — а никакого центростремления и в помине нет. Если для тебя Родина — это банк, в котором лежат твои кровные наворованные, дави тебя хоть православными, хоть мусульманами, хоть иудеями, хоть жрецами Вицлипуцли, тебе и горюшка мало.

52. Вопрос:

Способно ли религиозное учение стать национальной идеей, объединяющей Россию?

Эдуард Геворкян: Вполне.

Олег Дивов: Сомневаюсь.

Кирилл Еськов: Религиозное учение — навряд ли. А вот религиозное мракобесие — запросто. Собственно, уже становится…

Александр Житинский: В нынешнем виде — вряд ли. Оно должно полностью переродиться. Что-то вроде Православного Реформаторства.

Андрей Измайлов: Нет и нет. См. ответы № 37–38. И потом, что ещё за религиозное учение?! Какое именно?! Да какое бы ни было! Всегда найдётся и уже есть иное-другое — всё в той же России. А вы говорите! Ишь, «объединяющей»!

Андрей Лазарчук: Нет.

Святослав Логинов: Нет. И дело не в том, что я атеист. Просто-напросто в России слишком много людей, относящихся к самым разным конфессиям. Какое религиозное учение может объединить старовера с суннитом, а ламаиста с католиком? В любом случае, это не православие, которое сейчас полупринудительно насаждается властями.

Евгений Лукин: Национальной идеей может стать всё, что угодно. В повести Брайдера и Чадовича ею стала поваренная книга. А почему бы и нет, если слух большинства улавливает не смысл слов, а исключительно интонацию, с какой они произнесены?

Сергей Лукьяненко: Полагаю, что уже — нет. Во всяком случае, не нынешнее православие — оно слишком сильно дискредитировало себя в советское время и недостаточно гибкое, чтобы завоевать популярность у молодежи. Но если у нас появится патриарх-реформатор… тогда все возможно. Но я бы не ставил на это.

Сергей Переслегин: Нет.

Геннадий Прашкевич: Не думаю.

Эволюция, к счастью, необратима.

Вячеслав Рыбаков: Ни в коем случае. В столь многоконфессиональной стране, как Россия, любая попытка сделать одну из конфессий государственным знаменем взорвет страну. Опять-таки, это дополнительная сложность нашего положения. Ее надо учитывать, а не пренебрегать ею. Одна на многие конфессии национальная идея обречена быть светской. И если ее примут достаточно многие члены разных конфессий, каждая из них легитимизирует ее своей поддержкой.

53. Вопрос: Исторически национальные интересы РФ и США неизбежно должны противоречить друг другу. Как скоро, на Ваш взгляд, Россия и Америка вновь окажутся по разные стороны баррикады?

Эдуард Геворкян: Да они и не расходились с баррикад. По крайне мере, Америка уж точно не слезает с них. Формы противостояния несколько завуалированы, стали более гламурными, что ли. Но конкуренция как была, та и остается. Просто идеологические противоречия сменились конфликтом бизнес-интересов. Со временем они будут нарастать, а когда транснациональные корпорации окончательно переформатируют мир, возникнут забавные «многослойные» баррикады, когда противники на одном «этаже» являются союзниками на другом.

Олег Дивов: Не вижу причин. Скорее мы снова поделим мир, только уже при полном взаимном согласии. Мировых жандармов должно быть двое, это очень удобно.

Кирилл Еськов: Я сейчас крайне непопулярную по нынешним временам мысль выскажу, но вообще-то Америка — это естественный стратегический партнер России. Причем — единственный; как выразился бы известный исторический персонаж: «Других стртэгыческих партнеров у меня для вас нэт». Не скажу, чтоб мне этот партнер шибко нравился, но ведь мы и сами — тоже не мармелад. Ой, не мармелад…

Или, может, вам нынешняя Европа больше по душе? Страсбургские общечеловеки во главе с лордом Джаддом и Алисой Красномогильной?.. Есть у нас, опять-таки, и любители «назло бабушке отморозить себе уши», а именно — закорешиться вообще с кем угодно, лишь бы только в пику Заокеанскому Большому Брату: хоть с Китаем (чтоб те учинили тут у нас тут повсеместную Ордусь, аж по самую Александрию-Невскую), хоть с Исламским Миром (а эти, к бабке не ходи, устроят нам обрезание — ровно по ту же Александрию). …Так, кто там еще у нас остался, из потенциальных союзников — Индия? Япония? Израиловка? Или, может, вам сразу «дать другой глобус»?..

Хорошо некогда высказался Государь-Император Александр Миротворец: «У России друзей нет. И не надо»… Хорошо-то хорошо — но, как выражаются нынче, «контрпродуктивно». Потому как без друзей жить можно (Англия вон всю жизнь живет), а вот без союзников — никак не выходит: Советский Союз как-то попробовал… А при выборе союзника такая категория, как «дружба» вообще ни при чем, и первейший принцип тут — «Союзничать через голову». Сам Александр-Миротворец, к слову, именно так и делал: стратегический союз заключил с весьма ему неприятной Французской республикой, «через голову» от классово близких монархий Центральной Европы… А от нас «через голову» — кто?..

Александр Житинский: Да они уже сейчас. И всегда были.

Андрей Измайлов: Тут меня подкупает «неизбежно должны»… С какой стати?! Между прочим, Америка никогда не воевала с Россией. Помогала — да. Лэндлиз, Второй фронт и всё такое. Опасалась — да. Как «сумасшедшего с бритвой». И при чём тут разные стороны баррикад?

Хотя… Если мы снова и опять от большого ума схватимся за бритву (а уже норовим в потёмках нашарить), то — как только, так сразу.

Андрей Лазарчук: Никогда. Более того, будет происходить дальнейшее сближение — возможно, вплоть до создания некой конфедерации. Спина к спине. Сейчас это кажется парадоксальным, но вот увидите…

Святослав Логинов: Обе страны исторически обречены и могут продлить своё существование только держась друг за друга. А если минутные интересы, нелепый случай или дурость политиков разведут их по разные стороны баррикады, это лишь ускорит гибель обеих народов.

Евгений Лукин: А мы уже по разные стороны баррикады. С момента принятия государственного гимна на музыку Александрова, слова Михалкова.

Сергей Лукьяненко: К сожалению, это так. К сожалению, потому что по менталитету мы достаточно близки с американцами. Потому и неизбежно конкурируем, что слишком похожи… А противостояние начнется как только (если только) Россия сумеет окрепнуть и проявить себя активной силой мировой политики.