Тринадцать маленьких голубых конвертов - Страница 2

Запах тоже был знакÓм – тяжелый маслянистый дух жареной говядины и свинины с перцем и сладковатый аромат от чанов с дымящимся рисом. Этот запах просачивался через пол тети Пег и насквозь пропитывал ее саму. Он всколыхнул воспоминания, и Джинни даже захотелось обернуться и проверить, не стоит ли тетя Пег позади нее.

Но, конечно, это было невозможно.

– Вот, – сказала Элис, вынырнув из-за занавеса с коричневым свертком в руке. – Для Джинни.

Сверток – раздутый мягкий коричневый конверт – и правда был адресован ей, Вирджинии Блэкстоун, но был отправлен Элис в ресторанчик «Лапша на 4-й стрит», Нью-Йорк. На бумаге, пропахшей жиром, был лондонский штемпель.

– Спасибо, – сказала Джинни и осторожно протянула руку за конвертом, боясь при малейшем движении завалиться вперед, лицом на стойку.

– Передавай привет Пег, – добавила Элис и взяла телефон, собираясь заняться заказом.

– Хорошо… – Джинни кивнула. – Эм, конечно.

Оказавшись на улице, девушка судорожно огляделась в поисках такси. Ее вновь обуял страх перед будущим. Желтые машины, походившие на чудовищ, мчались по улицам Нью-Йорка, увозя вдаль одних и приводя в ужас других пешеходов, которые, казалось, искали укрытия.

Джинни заколебалась, раздумывая над тем, стоит ли вернуться и рассказать хозяйке заведения о случившемся с тетей. «Нет», – решила она и неуверенно вытянула руку так далеко, как только могла, когда показалось желтое стадо, несущееся в поисках добычи. Нет причин открывать Элис правду. Она и сама едва в нее верила. И кроме того, пора ехать.

Когда тете Пег было столько же, сколько сейчас Джинни (семнадцать), за две недели до отъезда в колледж Маунт-Холиок, где она получила полную стипендию, тетя сбежала из дома, расположенного в Нью-Джерси. Вернулась она спустя неделю и, казалось, была очень удивлена тем, что все на нее злились. Она объяснила, что ей нужно было подумать, решить, чего она хочет достичь за время учебы, поэтому уехала в Мэн, и там ей посчастливилось познакомится со строителями рыболовецких судов. Затем она заявила, что не собирается прямо сейчас ехать в колледж, а хочет взять перерыв на год и поработать. Так она и поступила. Пэг отказалась от стипендии и весь следующий год работала официанткой в большом ресторане морепродуктов в центре Филадельфии и жила с тремя незнакомцами в небольшой квартирке на Саут-стрит.

На следующий год тетя Пег поступила в небольшой колледж в Вермонте, где никто не следил за успеваемостью. Своей специализацией она выбрала живопись. Мама Джинни, старшая сестра тети Пег, имела четкое представление о том, что является «стоящей» специализацией в колледже, и живопись в этот список не входила. Для нее это все равно что фотокопирование или подогрев остатков пищи. Мама Джинни была практичной. Она всегда жила в хорошем доме; именно она подстрекала младшую сестру стать бухгалтером, как и сама. Тетя Пег в ответ прислала ей письмо, где сообщала, что вторым предметом выбрала перфоманс[2].

После выпуска тетя Пег отправилась в Нью-Йорк и поселилась в пентхаусе над ресторанчиком «Лапша на 4-й стрит», да там и осталась. Только это место и было неизменным в ее жизни, даже работу она меняла постоянно. Она была менеджером в крупнейшем магазине художественных принадлежностей, пока случайно не набрала лишний ноль, когда оформляла заказ в Интернете, и вместо двадцати изготовленных на заказ итальянских мольбертов, не подлежавших возврату, она с удивлением приняла доставку в две сотни. Потом она отвечала на телефонные звонки в качестве временного секретаря в штаб-квартире Трампа, пока ей не посчастливилось услышать в трубке голос самого Дональда. Посчитав, что ее решил разыграть кто-то из друзей-актеров и притвориться Трампом, она разразилась тирадой о «капиталистах-мерзавцах в скверных париках». Она любила рассказывать, как ее выводили из здания два охранника. Для тети Пег эти должности были просто формальностью, переходным этапом до тех пор, пока не пошла в гору ее творческая карьера.

И снова мать Джинни охватило отчаяние из-за поведения младшей сестры – она всегда говорила дочери, что при всей любви к Пэг ей не стоит брать с нее пример. Но боялась она зря. Джинни была слишком хорошо воспитанной, слишком нормальной, чтобы создавать проблемы, хотя ей и нравилось ездить к тете в гости. Эти короткие и нерегулярные визиты были удивительным опытом, попыткой выйти за рамки жизненной нормы. Ужин необязательно должен быть сбалансированным и подаваться ровно в шесть, можно было поесть в полночь, например, афганского шашлыка или даже мороженого с черным кунжутом. Вечера совсем не обязательно проводить у телевизора. Временами Дженни с тетей Пэг бродили по дорогим магазинам одежды и примеряли самые невероятные вещи, какие только могли найти. Перед кем-нибудь другим девочка бы просто постеснялась предстать в чем-то подобном, к тому же все эти наряды были чрезвычайно дорогими, и ей всегда казалось, что, прежде чем дотронуться до них, нужно спросить разрешение.

– Это магазин, – говорила тетя Пег, примеряя круглые, как блюдца, очки за пять сотен долларов или огромную шляпу с перьями. – Вещи выставлены здесь для того, чтобы их мерили.

С тетей Джинни чувствовала себя живой, и это ей очень нравилось. Она больше не вела себя тихо и послушно, а становилась бесшабашной. Пег меняла ее, обещала, что всегда будет рядом, даже когда Джинни пойдет в старшую школу, а затем в колледж.

– Когда я понадоблюсь, я буду здесь, – всегда говорила тетя Пег.

Однажды в ноябре, когда Джинни была в десятом классе, телефон тети Пег перестал работать. Мать Джинни лишь вздохнула, когда выяснила, что счет не был оплачен. Они с дочерью сели в машину и поехали в Нью-Йорк. Квартира над ресторанчиком «Лапша на 4-й стрит» была пуста. Управляющий сказал, что тетя Пег выехала несколько дней назад и не оставила адреса для пересылки почты. Но под дверным ковриком они нашли короткую записку: «Я просто кое-что должна сделать. Вскоре с вами свяжусь».

Сначала никто не обеспокоился. Все считали, что это очередная выходка тети Пег. Прошел месяц. Затем два. Закончился весенний семестр. Настало лето. От тети Пег пришло несколько открыток, подтверждающих, что она в порядке. Штампы были из разных мест – Англии, Франции, Италии, – но никаких объяснений.

Это было полностью в духе Пэг – отправиться одной в Англию, прихватив с собой лишь сверток из китайского ресторана, – и никого не удивляло.

Однако странным было то, что тетя Пег была уже три месяца как мертва.

Дженни не могла смириться с ее смертью. Тетя Пег была самым живучим человеком из всех, и ей было всего тридцать пять лет. Цифра застряла у Джинни в голове, потому что мама повторяла ее снова и снова. Всего тридцать пять. Полные жизни тридцатипятилетние люди не должны умирать. Но тетя Пег умерла. Как-то из Англии позвонил врач и объяснил, что у Пег был рак, который распространялся очень быстро, и, несмотря на попытки, ничего нельзя было сделать.

Эти новости… эта болезнь… все это было так далеко от понимания Джинни. Она почему-то никогда в это не верила. Для нее тетя Пег всегда была где-то там. И Джинни спешила к ней, летела на самолете. Только тетя Пег могла такое придумать. Не то чтобы Джинни отказывалась, но ей все же пришлось приложить усилия и убедить себя, что она может отправиться в это безумное путешествие. Ведь тетя никогда не была благоразумной. Джинни также удалось уговорить своих родителей, а уж визу она получила быстро.

И вот она здесь. Назад пути нет.

В самолете было холодно. Очень холодно. Свет погашен, снаружи расстилался непроглядный мрак. Другие пассажиры спали, в том числе и те, кто сидел рядом с ней. Она не могла пошевелиться, не разбудив их. Джинни закуталась в небольшое и тонкое покрывало, выданное стюардессами, и прижала сверток к груди. Она не могла заставить себя открыть его. Большую часть ночи она провела, вглядываясь в тени и мелькавшие в иллюминаторе огни. Сначала ей казалось, что это берег Нью-Джерси, затем местность походила на Исландию или Ирландию. И только на рассвете, перед самым приземлением, она поняла, что все время смотрела на крыло самолета.