Три жизни господина N (СИ) - Страница 6
Читая о первых впечатлениях героя, Денис чувствовал, как и его захлестывает волна ностальгии. Словно он сам перенесся в прошлое, и каждая мелочь вокруг задевала потаенные струны души. А герой повести шел на кухню, где ждал приготовленный мамой завтрак. Он видел, как солнечные лучи весело играют на новых обоях, и в то же время хорошо помнил, как они с отцом много лет спустя отдирали от стены их пожелтевшие остатки, и отец тогда вдруг всплакнул, то ли от нахлынувших воспоминаний, а, может быть, над своей одинокой долей. А потом был двор, который даже сложно было узнать из-за отсутствия плотно припаркованных иномарок и еще не подросших деревьев. И, наконец, школа, возвращение в которую стало настоящим шоком…
… Представьте себе, мой читатель, что вы проходите мимо беснующейся компании подростков. С высоты своего возраста снисходительно взираете на и глупые забавы молодежи. И вдруг, вы уже не за броней своего положения, а в центре круга. И это на вас со всех сторон сыплются толчки и затрещины, а над ухом звучит оглушительный глупый смех. Вот так и я шел по школьному коридору. Молодые люди, от которых давно привык слышать только вежливое «Вы», фамильярно хлопали меня по плечу, а под ногами, мешаясь, носилась мелкота из младших классов.
Войдя в кабинет литературы, я проследовал к своей парте и первым делом проверил сидение на наличие кнопки. Она лежала там, где и положено быть — в самом центре стула, заботливо замаскированная серым хлебным мякишем. Выкинув это орудие издевательства, я поинтересовался, кому на этот раз «дать по шее». Ответом было молчание и усмешки. Мой сосед и лучший друг Колька Салохин, как ни в чем не бывало, протянул руку:
— Привет, Вини! Опять кто-то кнопку подложил?
Забытое школьное прозвище остро резануло слух. Вини-Пухом меня окрестили за медвежью неуклюжесть и внушительные габариты. Кольку пробовали звать Пятачком, но прозвище не прижилось. По характеру он совершенно не походил на преданного поросенка. Сейчас уже могу побиться об заклад, что кнопку либо подложил он сам, либо хорошо видел, как это происходило, но даже намеком не собирался предупредить товарища. Всю подлость Колькиного характера я узнаю уже в зрелые годы. Сейчас же представился шанс заранее прекратить эту дружбу, но я еще не решил, стоит ли это делать.
А вскоре мне стало не до Салохина. Взгляд, словно магнитом, притянуло к первым рядам класса. Маша Коноплянова сидела за второй партой. Волосы ее были собраны в хвостик, но кончики их распушились, и когда она наклоняла голову, темно русые завитки дрожали над белым воротничком школьной формы. Солнечный луч как-то по-особому падал на ее хрупкие плечи и трогательно тонкую шею. Склонившись над партой, Маша что-то увлеченно писала, наверное, очередное послание Вике Кошелевой. Литераторша рассадила подруг в разные концы класса, и на ее уроках девочки общались записками. Однажды, будучи дежурным по уборке класса, я нашел одну из таких депеш, скомканную до размеров бумажного шарика. «Восстановив» документ, несколько раз в каком-то мазохистском экстазе перечитывал откровения Марии про их сложные отношения с Костиком. Себя в тот момент ощущал героем романа, который перехватил тайное послание своей возлюбленной к сопернику. Чувства, которые меня в тот момент переполняли, тоже были оттуда — из виртуального пространства любовной классики. Но самое удивительное, что сейчас эти глупые и наивные призраки снова начинали обретать плоть и кровь, и набирать силу.
«Стоп! Не за этим ты сюда вернулся!» — прикрикнул я на самого себя. Чтобы окончательно отрезветь, вспомнил, что рассказала мне на встрече выпускников Аля Присыпкина. Как выяснилось, к тому времени, героиня моего несостоявшегося романа успела три раза выйти замуж. Все три попытки были неудачными. А на встречу, по словам Альки, Маша Коноплянова не пришла потому, что сильно подурнела и не хотела разрушать оставшийся в памяти одноклассников образ. Сама же Присыпкина выглядела тогда на все сто и пользовалась у постаревших и полысевших «мальчиков» большим успехом. И сейчас я с удивлением смотрел на неказистого лягушонка, сидевшего за одной партой с первой красавицей класса.
Наконец, в кабинет ворвалась, стремительна я как вихрь, Анна Петровна — наш классный руководитель и учительница литературы. Начался урок, и я попытался вспомнить, что знаю по текущей теме. Надо сказать, что с моей памятью происходили странные вещи. Юноша из семидесятых послойно перемешался с человеком успевшим перешагнуть рубеж тысячелетий. Я хорошо помнил, как эту, так и свою будущую жизнь, но из-за наслоений воспоминания мешали друг другу.
А в теме урока стоял «Вишневый сад». Эту чеховскую пьесу я прочитал гораздо позже и несколько раз потом видел в театре, так что багаж из моего будущего пришелся сейчас очень кстати. Мне даже хотелось, чтобы Анна Петровна вызвала меня отвечать. Но какой-то опыт за прожитые пятьдесят лет я все-таки приобрел, поэтому старался не обнаружить свое желание. И, наверное, я убедительно прятал глаза и изображал не выучившего домашнее задание школяра. Не прошло и пяти минут, как Анна Петровна объявила:
— Новиков, к доске! Раскроешь нам образ Лопахина.
И вот я уже я под перекрестным огнем тридцати пар глаз. Правда, лица у одноклассников скучные. Ждут, что, как всегда, что-нибудь промямлю и, получив свой трояк, вернусь на место. А я вдруг действительно ощутил страх. Умудренный опытом мужчина в какой-то момент уступил место пятнадцатилетнему подростку, который боится уронить себя в глазах таких же сопляков, да еще и мечтает произвести впечатление на юную особу со второй парты.
— В образе Лопахина Чехов изобразил явление возникающего в России капитализма, — сумел я все-таки из себя выдавить. Анну Петровну слегка передернуло от построения фразы. Однако, она кивнула головой:
— Продолжай, Новиков. Или это все, что ты можешь сказать?
В классе послышался смешок. Кажется, это был Костик. Тут меня разобрало и, постепенно обретая уверенность, я начал говорить, что образ Лопахина эту предупреждение о том новом явлении, которое набирает силу и вскоре подомнет под себя страну. И остальные герои пьесы, по сути, обречены. Они уже не смогут сохранить свой мир, свой «вишневый сад». Он будет безжалостно уничтожен, превращен в площадку для добывания арендной платы. Что деньги скоро станут единственным мерилом значимости человека, и их безграничная власть придет на смену дворянской культуре, с ее старомодными понятиями чести, служения отечеству, поисками красоты и смысла жизни. Говоря это, я видел исчезнувший на моих глазах НИИ, где начинал свою трудовую карьеру. Чтобы не говорили о подобных советских учреждениях, мне там когда-то хорошо жилось и работалось. Однако, ветер перемен не пожалел этот маленький и уютный мирок, где по пятницам играли в футбол с соседним отделом, и все лабораторией отмечали праздники и дни рождения. А потом пришел какой-то новоявленный Лопахин и сдал площади в аренду…
— Хорошо, Новиков! — оборвала меня Анна Петровна. — Я не согласна с твоей идеализацией паразитирующего дворянского класса, но пять с минусом ты сегодня заработал.
Класс даже притих, а Маша Коноплянова посмотрела на меня как-то очень внимательно и по-особому. Чувствуя себя победителем, я проследовал на свое место. Правда, перед тем как сесть, снова проверил стул. Но на этот раз кнопки там не было…
Подробное описание нескольких последующих дней, Денис снова пролистал по диагонали. Отметил только, что автопортрет, который рисует господин N, мало похож на его сегодняшний образ. А вот его приятель Колька Салохин, под эти приметы очень даже попадал. Во всяком случае, автор несколько раз упомянул аномальную худобу и похожий на флюгер нос.
«Наверное, человек подсознательно недоволен своей внешностью и в рассказе переносит ее на отрицательный персонаж. Но тут уже область ведения профессора Фрейда».