Три версты с гаком. Я спешу за счастьем - Страница 109

— Растяпа я… И комсомольский билет и продуктовые карточки оставила в лыжной куртке. На гвозде.

— Ложись здесь, — показал я ей на свободную койку.

В комнате стояло шесть коек, а нас стало четверо. Если ночью прибудет еще бригада — уступлю свою. Собственно, спать-то осталось часа три с половиной. Мы, не сговариваясь, один за другим вышли из комнаты. В коридоре закурили. Генька не курил, а тут тоже протянул руку за папиросой.

— Родственница? — спросил Рудик.

— Знакомая, — сказал я.

— А я уж хотел было приударить за ней… Красивая дивчина!

— Ребенок, — сказал я. — Шестнадцать лет.

— Тетке нужно руки укоротить, — сказал Генька. — Шлюха, видно. И все у девчонки на глазах.

— Попробуй укороти, — усмехнулся я. — Гвардеец в юбке. У нее туфли сорок третий размер.

— Я в горкоме поговорю, — сказал Генька. — Можно тетку приструнить. Через организацию, где она работает.

— А здорово она этого… дядьку выкатила! — рассмеялся Рудик. — Если надо, — он шевельнул плечами, — я помогу. Девчонку в обиду не дадим. Фигура у нее, Максим! Балерина!

— Завтра же сходим в горком, — сказал Генька. — Тянуть нечего.

Я слушал ребят и молчал. Я знал, что они не треплются. Я спрашивал себя: «Мог бы я так вступиться за постороннего человека?» Ведь они никогда в глаза не видели Рысь и вот оба готовы что-то сделать для нее. Ну Рудик, ладно, Рудик хороший парень. А Генька Аршинов? Не очень-то мы с ним ладим, а вот тоже… Чужая забота, чужая печаль вдруг стала общей.

Мы вернулись в комнату. Рысь с головой закуталась в грубое синее одеяло. Торчали только нос и завиток золотистых волос. Рудик выключил свет. Мы тихонько разделись и тоже забрались под колючие одеяла. Я закрыл глаза и почувствовал, что скоро не усну.

— Мальчишки, — услышали мы шепот Рыси, — я забыла сказать: спокойной ночи!

И мы трое тоже шепотом ответили:

— Спокойной ночи.

Я стоял на тротуаре и смотрел вслед грузовику: мне показалось, что в кабине только что проскочившей мимо машины сидел за рулем Корней. Такое же угрюмое лицо, тупой подбородок. Я прочитал белую надпись на борту: «ПФ-1207». Машина не наша. Из другой области. Великолукский транспорт имеет обозначение «ВИ» или «ВА». Тяжелый грузовик, погромыхивая, выехал на перекресток, сделал левый разворот и скрылся за углом противоположной улицы. Показалось. С какой стати Корней поедет в Великие Луки? Надо быть дураком, чтобы так рисковать. Корней прячется в какой-нибудь дыре. И все-таки было неприятно. Я вспомнил, как Швейк все время предостерегал меня: «Не шути с Корнеем, — говорил он. — Этот все может». Мишка рассказал мне такую историю: Корней в лагере проиграл в карты соседа своего по койке. По тюремным законам он должен был его в течение недели убить. И Корней ухлопал человека в карьере. Подстроил так, что на него даже не упало подозрение. Бандиты выбрали его своим вожаком. Мишка говорил, что Корней может приказать какому-нибудь ворюге, и тот выследит меня и — нож в спину. А Корней останется в сторонке. Корней рисковать не любит.

Я понимал, что все может быть, и первое время немного опасался. Но потом предостережения Швейка как-то забылись. Мне не раз приходилось шататься ночью по темным улицам, — пока все обходилось благополучно. И вот сегодня эта встреча… Надо бы на всякий случай парабеллум достать из-под камня. Но сейчас не военное время, и носить при себе оружие опасно. Обнаружат — три года припаяют. Прав был дядя — ни к чему мне этот парабеллум. И выбросить жалко. Вещь. Пусть себе лежит под камнем. Смазан, не заржавеет. И есть не просит. А там видно будет.

Об этой встрече я скоро позабыл, тем более, что был уверен: это ошибка. Но иногда на меня накатывалась черная тоска, и я снова вспоминал мрачную рожу «дяди Корнея». Однажды ночью он приснился мне верхом на украденном ящике.

В городе стояла оттепель. Капало отовсюду: с крыш, с деревьев, с водосточных труб. Даже с проводов срывались увесистые капли. Снег съежился, осел и почернел. Кое-где у заборов вылупились коричневые островки земли. Страшно стало ходить по тротуару. Над головой нависли огромные, сросшиеся вместе сосульки. Они прилеплялись под самой крышей к карнизам и острием своим нацеливались на прохожих. Иногда сосульки падали. Бывало так: идешь по городу, и вдруг слышишь где-то вверху глухой угрожающий шум. Шум нарастает, переходит в страшный грохот, и вот из разинутого рта водосточной трубы с ревом и свистом вылетают куски льда. Они прыгают по тротуару, скачут на дорогу. Это очередная сосулька спустилась на землю по жестяному лифту.

Одни говорили, что пришла весна, другие утверждали, что это ложная тревога. Март, мол, никогда не уходит без морозов. Шли дни, снег совсем исчез с улиц, — прятался в оврагах, на свалках, в ямах, под окнами домов с северной стороны. А солнце с утра до вечера разгуливало по небу и с каждым днем набирало силу. Поехал снег с крыш. С утра в городе был только перезвон капель, а в полдень вступала в бой тяжелая артиллерия. То и дело слышались тяжелое уханье и звучные шлепки. Это глыбы снега падали на тротуар. Снег не сосулька, если и упадет на голову — не беда. Не убьет наповал.

На Невельском шоссе очистился асфальт, можно было выезжать на мотоцикле. Этого дня я ожидал давно. С мотоциклом моим приключилась такая штука: вернулся я с практики и увидел в мастерской полностью собранный мотоцикл. Даже шины были накачаны. Мы с Игорем Птицыным, Генькой и другими ребятами из нашей группы начали ремонт, а завершили второкурсники, которые вернулись перед нами с практики. Пока я, растерянный и счастливый, крутился вокруг мотоцикла, Климыч молча поглядывал на меня, пощупывая профессорские усики. А я не знал, что сказать: я, конечно, был рад, что машина на ходу, но с другой стороны… Теперь стипендией не отделаешься! Человек двадцать поработало, а то и больше, Я даже не знаю, кто. Вообще-то я никого не просил помогать, и сам бы помаленьку справился. Но факт остается фактом: мотоцикл стоит готовенький. Хоть сейчас заливай в бак бензин, заводи мотор, садись и поезжай… А остальные что скажут? Те, кто ремонтировали? «Нахал ты, Максим, и подлец!» — вот что они скажут. А если и не скажут, то подумают. И как мне ни хотелось вывести мотоцикл на улицу, я не решился. Лучше потом, когда все уйдут.

Я подошел к Климычу и спросил:

— Не пробовали заводить?

Климыч посмотрел на мотоцикл и сказал:

— Покатится как по маслу.

— Я бы дал им покататься, — сказал я. — Не смогут…

Климыч несколько раз кивнул головой, но ничего не ответил. Смотрел он мимо меня.

— Машину разобьют, — неуверенно продолжал я, — и сами… шеи вывихнут.

— Чтобы яичко съесть, надо сначала облупить его, — изрек Климыч и наконец удостоил меня не очень-то ласковым взглядом. — Так-то, брат.

Когда мастерская опустела, я выкатил мотоцикл во двор и пошел в гараж стрельнуть у шоферов бензина и масла. Заправив машину, я с двух оборотов завел мотор и, чувствуя, как замирает сердце, сел в седло. С закрытыми глазами мог выжать сцепление и включить скорость.

— На обкатку? — услышал я голос Игоря Птицына. Он стоял у двери учебного корпуса с сумкой в руках. Лицо у Игоря было безразличное.

— Хочу попробовать, — сказал я. — Шоссе сухое.

— Попробуй, — Игорь забросил сумку на плечо и зашагал к воротам.

— Можно вместе, — сказал я.

Игорь остановился у тополя. На суку все еще висела ржавая каска. Территорию давно убрали, а вот каску так и забыли снять. Висит она на суку и от порывов ветра тихо раскачивается. Зимой в каске был лед, а сейчас опять вода.

— А кто еще с тобой? — спросил Игорь, глядя на каску.

— Один.

— На Невельское?

— До Купуя… и назад.

— Не хочется, — сказал Игорь и, качнув каску, ушел. Не хочет — не надо; в ножки кланяться не буду.

Игорь ушел, а каска все еще раскачивалась. Мне захотелось остановить ее. Я выжал сцепление и включил первую скорость. Я знал, что рычаг нужно отпускать медленно и плавно, но мотоцикл все-таки дернулся вперед и заглох. Под конец резко отпустил. С третьей попытки я поехал. Машина шла толчками, неуверенно. Чтобы выехать на дорогу, нужно было миновать ворота. Ворота были широкие — грузовик пройдет, а я ухитрился рулем зацепиться за столб. Мотоцикл заревел и, сделав скачок, упал. Я ободрал колено и до крови расшиб пальцы на правой руке. Мотоцикл лежал на боку, уткнувшись рукояткой в песок, и негромко урчал. Заднее колесо рывками крутилось. Я выключил мотор и оглянулся. К счастью, на дворе никого не было. Мне стало ясно, что тут без специалиста не обойдешься. Теория теорией, а без практики далеко не уедешь. Еще хорошо, что в воротах застрял, а если бы я выехал на дорогу?..