Три шага к опасности(изд.1969) - Страница 61

Сначала Андрею показалось, что декабр совсем потерял их. Но зверь спустился с башни, принюхиваясь. Он снова ослеп, попав в зону искусственного света. Встал на задние лапы, неуверенно побрел к стафометрам. Натолкнулся на столб фонаря, отскочил и, рассвирепев вдруг, взмахнул когтистой кистью. Столб упал, светящаяся лента оборвалась. Стало темнее на площадке, но для декабра положение переменилось. Он видел теперь. Выпрямился, решительно пошагал к той будке, где укрылся Андрей.

Он обнял будку когтистыми лапами и в упор посмотрел на человека. Их разделяла трехсантиметровой толщины прозрачная стенка.

Вост завозился в соседней будке, что-то крикнул. Но первый дежурный не повернул головы. Он смотрел на декабря, понимая теперь, отчего первые колонисты называли его помесью волка с обезьяной.

Грудь, могучие плечи и шея заставляли вспомнить о горилле. А морда была с длинными челюстями, так что пасть могла разеваться на четверть метра. Глаза были прозрачные, большие с удлиненным разрезом. И уши стояли прямо, возвышаясь над плоским лбом.

Целую минуту декабр был неподвижен. «Думает ли он?» — спросил себя Андрей. Нет, вряд ли. И даже не удивляется ничему. Вот пришли люди, разрушили весь его прежний мир, наставили свои сооружения. Но у него и представления нет, какой была его планета миллионы лет прежде: ведь родители ничего не сообщили ему об этом. Он зверь и исходит из данной ситуации. Здесь пища, а перед ней преграда. Он мыслит только о себе, ему свойственна полная самостоятельность, он весь в «сейчас» и «тут», его не омрачают, не просветляют ни прошлое, ни будущее.

Все это было так, и в то же время взгляд декабра, казалось, опровергал все это. В нем чудилась тоска, осознание того, что он уже пережиток, реликт на планете, которой впредь надлежит быть только камнем. Боль невозможности дойти до разума, понять и высказать понятое. Как будто он отвечал своим взглядом Андрею, увидев в глазах человека ту информацию, что шла не на словесном, сознательном уровне, а на том другом, на котором когда-нибудь, возможно, сумеет общаться все живое в Солнечной системе. И несмотря на страх, Андрей не мог не ощутить гордую отчаянную силу животного, не мог не залюбоваться лапами декабра, мощными, массивными и при этом гибкими и «нервными», на которых связки, кровеносные сосуды и каждый мускул выступали резко, отчетливо, ежесекундно меняя меру выпуклости и напряжения.

Зверь вдруг жалобно завыл, прижался грудью к стеклу. Андрей отшатнулся.

Опять что-то крикнул Вост в своей будке и махнул рукой.

А затем Андрей почувствовал, что им пропущено нечто. Зверь прыгнул к Восту. Но даже не прыгнул, потому что самого движения не было видно. Просто декабр сначала был в одном месте, а потом сразу оказался в другом. Без промежутка.

Декабр обхватил вторую будку и потряс ее. Но она стояла прочно. Тогда он поднял лапу, и резко проскрежетало что-то. Андрей в ужасе закусил губу, потому что кристаллизованное стекло поддалось. Пять тоненьких стружек — по одной из-под каждого когтя — брызнули в воздух, постояли и разрушились, падая. Снова взмах, и еще раз как будто струйки воды, внезапно иссякнувшей, повисли и опали. Зверь пустил в ход обе лапы, он рыл и царапал стекло, как собака роет землю. Через несколько секунд в двери образовалась дырка. Андрей видел, как Вост старается вжаться спиной в прибор.

Декабр попробовал сунуть лапу в отверстие, она еще не лезла. Он снова взялся царапать. Сама природа научила его этому: так он и мясо убиваемых им слоночеров добывал из-под стальной несокрушимости панциря.

Счетчик стафометра на уровне затылка Андрея защелкал неожиданно громко, торопясь, захлебываясь. Но первый дежурный не услышал. В голове метались обрывки мыслей. «Вот он, воет, рядом. Сейчас он погибнет… И пусть. Мы же ссоримся все время, пока остались здесь вдвоем. Даже сидеть не можем в одной кабине. Когда-то дружили, он был отличный парень, но теперь его присутствие непереносимо. Обрывает меня на каждом слове. Разве так можно?…»

Он нажал замок двери, ударил ее ногой и выскочил из будки.

— Эй, ты! Жри меня!.. На.

Но в этот момент стафометр за его спиной забился, заверещал. Что-то сгустилось в воздухе, он стал ощутимым, плотным. Свирепо дрогнула почва, металлические конструкции Центра задрожали, зазвенели. Один удар, второй… Андрей почувствовал, что его поднимает.

При первом толчке землетрясения декабр сделал гигантский прыжок от будки на открытое место. Он сел, как собака, уперев передние лапы в песок, подняв вверх морду, прислушиваясь.

Еще раз качнулась почва, Андрей едва устоял на ногах.

Стафометр забормотал и смолк. Стало тихо. Издалека, со стороны озера, где расположились слоночеры, донесся хриплый кашель.

Первый дежурный смотрел на декабра. Тот прислушивался, вытянув шею. Поднял лапу, поскреб себе грудь. Завертелся на месте и опять застыл.

Еще раз едва уловимо донесся кашель издалека.

Декабр стал во весь рост, сделавшись очень похожим на человека. Опустился на все четыре лапы и уверенным галопом поскакал прочь.

Стук копыт слышался некоторое время и стих.

Андрей глубоко вздохнул. Силы вдруг оставили его. Он сел на землю.

Распахнулась дверь второй будки. Вост вышел, пошатываясь. Он сделал несколько шагов как-то бесцельно, оглядываясь по сторонам. Остановился, рванул с пояса пистолет, направил его на стафометрическую будку.

Ярко, ослепляюще вспыхнул пятиметровый рукав плазменного пламени, белого в середине, синего по краям. Пахнуло жаром. Будка, вся оплавленная, покосилась. Вост направил пистолет на столб фонаря. Вспышка — и столб покосился.

Потом второй дежурный отшвырнул пистолет, подошел к Андрею и опустился рядом с ним на песок.

— Ты понял, что я тебе кричал?… Чтоб ты не выстрелил.

— Я бы и не стал стрелять, — сказал Андрей.

— И я бы не стал. — Вост кивнул. — Даже если б он сожрал тебя. И если потом меня тоже.

Уже совсем стемнело кругом.

Пустыни Венеры, ее горные хребты лежали там во мраке. И где-то в неизвестном убежище выжили, выдержали несколько последних декабров. Люди покинули планету, и один из прежних хозяев вышел на разведку.

— Не может быть, чтоб он сохранился единственным, — сказал Андрей. — Их тридцать лет не видели, а живут они меньше. Значит, где-то сохранились.

Вост открыл рот, намереваясь что-то сказать, но тут они оба опять почувствовали колебания почвы. Однако стафометр в будке молчал. То было не землетрясение, другое. Там, между башнями и озером, двинулись в путь тяжеловесные слоночеры. Древний инстинкт не изменил декабру. Он ворвался в стадо, калеча и убивая слабых. Погнал могучих животных, которые были устроены так, чтоб бояться только его одного. Заставил двинуться тех, от чьего движения зависел тут круговорот жизни.

Андрей и Вост посмотрели друг на друга, затем оба подались вперед, прислушиваясь.

И он пришел.

Издалека, все обнимая, исподволь, низом сначала и поднимаясь все выше, донесся звук органной басовой грубы. То вожак слоночерьего стада поднимал своих подданных к бою и бегу.

Вост взял руку своего друга:

— О, если бы!..

И Андрей ответил ему пожатием.

О, если сохранился где-нибудь хотя бы десяток нежных самок декабра и свирепых самцов! Если б не подрезали под корень этот вид! Тогда взведенная на планете пружина жизни опять возьмет свое. Трава пойдет в рост, лесами оденутся горы, вьюжными метелями полетят белые бабочки. И люди вернутся сюда, но уже по-другому. И синим станет небо над Утренней Звездой.

Андрей вскочил.

— Бежим! Надо дать радио на Землю — всем, всем, всем! Пусть сегодня же узнает весь мир.

А к органному призыву вожака присоединились другие самцы. И дрожали холмы.