Три Рождества, которые мы провели вдали от дома - Страница 23

И она улеглась, стыдясь себя. Она прекрасно знала, что ее чувства к «аристократу» меняются, становятся все нежнее.

Шли недели, но времени даже подумать о летных занятиях не находилось. «Странная» война окончательно сменилась настоящей. Ночь за ночью, а порой и среди бела дня начиная с конца июня Королевские военно-воздушные силы сражались в небе юга Англии с немецкими люфтваффе. Ходили слухи, что неприятель стремится как можно скорее уничтожить как можно больше британских истребителей, чтобы перейти к следующему пункту своего плана – вторжению.

Сирены воздушной тревоги завывали теперь в любое время дня и ночи, и Дейзи давно уже перестала мечтать о том, чтобы научиться летать. Главным ее чувством теперь был стыд за собственный непростительный эгоизм. День за днем Эдейр и такие, как он, бросали вызов врагу и рисковали жизнью, в сверхчеловеческом напряжении борясь за безопасность Британии; а Дейзи Петри мечтала об одном: чтобы он вернулся и начал учить ее летать… То немногое, что она усвоила, взмыв с ним однажды в небо, теперь, наверное, уже забылось. Как помочь этой беде?

Она штудировала газеты в поисках летного училища поблизости. Раньше учились летать и те, кто не служил в ВВС, а значит, такие училища должны были существовать; или – страшная мысль! – летчиками становились только богатые люди, передававшие эту премудрость друг другу?

Однажды вечером она наткнулась на маленькое объявление в самом конце газетной страницы: «Уроки пилотирования, опытные инструкторы, три гинеи в час»[6].

Дейзи застонала. Это же целое состояние, больше ее недельного заработка! Где взять такую уйму денег? Обращаться с этим вопросом к отцу было бессмысленно. Ее посетила еще одна фантастическая мысль: что, если ей устроиться работать в эту школу и вместо оплаты брать уроки? Но, внимательно прочитав объявление, она поняла, что на дорогу до аэродрома и обратно у нее уходил бы целый день.

«Тебе остается одно: надеяться на его скорое возвращение», – сказала она себе и плюхнулась на кровать.

Воспоминания о детских играх с братьями и с сестрой вызывали у нее улыбку. Их фантазии в те безмятежные времена не было предела. Они преображались то в рыцарей в сияющих доспехах, бьющихся на турнирах и неизменно одерживающих победы, то в ковбоев, скачущих по прериям верхом на красивых конях… У плохих парней не было ни малейших шансов против всадников в белых шляпах!

Сейчас ее кровать превратилась в самолет. Она повторяла все движения Эдейра, которые успела запомнить, снова слыша его мелодичный голос; какую скорость он советовал развивать?.. Самолет для нее – недосягаемая мечта, но она все равно станет летчицей!

Ее верный старенький велосипед превратился в «Аэронку», окрещенную ею в «Эдейра» – это было, конечно, ее тайной. Она ездила взад-вперед, представляя, как набирает скорость и отрывается от земли. В ту же игру она стала играть за рулем фургона, оставляя его окна открытыми даже в самый сильный ветер, в проливной дождь. Все свое время она посвящала такой своеобразной летной практике. Это было лучшее, что она могла сделать до возвращения Эдейра.

Всякий раз, когда было слышно или даже видно, как самолеты ведут смертельный бой в небе над Дартфордом, Дейзи истово молилась: если он там, в небесах, где ему самое место, то пусть выйдет из сражения живым и невредимым!

Стало известно о появлении в британском арсенале нового замечательного оружия – бесценного радара. Это чудо техники непрерывно ощупывало небо над морем между Британией и Европейским континентом, выискивая приближающиеся самолеты. При их обнаружении сложнейшая и точнейшая система наземного слежения передавала координаты врага летчикам Королевских ВВС.

Маршрут стервятников, летевших бомбить Лондон, и тех из них, которым удавалось, сбросив смертоносный груз, повернуть назад, пролегал как раз над улицами Дартфорда, поэтому ему доставалось, как мало какому другому городу воюющей страны.

Как-то утром после особенно сильного налета Дейзи, оставив в лавке Фреда, отправилась на почту за марками.

– Пойди проветрись, дочка, – напутствовал ее отец. – Проверь, что там и как, чтобы не нужно было выходить матери. Ей лучше избегать лишних волнений.

Оказаться на свежем воздухе уже было чудесно. Дейзи прошла по Спайтел-стрит, потом по Хай-стрит. Ее сердце затрепетало от радости при виде церкви Святой Троицы: храм пятнадцатого века стоял нетронутый. Он высился тут уже без малого пятьсот лет. Дейзи поймала себя на мысли, что она не прочь прожить в Дартфорде всю жизнь. В родном городе ей нравилось сочетание старинных и современных построек, даже невзрачные жилые кварталы, не говоря о просторных парках. Но она знала, что придется отсюда уехать, когда ее призовут принять участие в обороне. Она не думала горевать по этому поводу. За прошедшее лето она очень много узнала не только о самолетах, но и о самой себе. Страшно ли ей будет воевать? Она надеялась, что нет; но если она испытает страх, надо будет его скрыть.

Налеты следующих недель стали страшным испытанием. «С меня довольно! – скрежетала зубами Дейзи. – Не могу больше сидеть взаперти в лавке, тем более в душном темном убежище!» В последние три недели каждый ее выход оттуда заканчивался нырянием в канаву под грохот разрывов. Вспоминая свои прекрасные мечты о блестящих свершениях вдали от отчего дома, она жалела, что они так и остались мечтами. До чего же ей хотелось, чтобы кончился весь этот кошмар, а лучше, чтобы он вообще не начинался! Она не переставала задаваться вопросом: зачем люди воюют? Ответа не было.

– Я на пределе, Дейзи, – пожаловалась однажды Роуз, в кои-то веки получившая возможность отдохнуть. – Видит бог, большинство моих сослуживцев – симпатичные люди, но у меня такое чувство, что я провожу больше времени на фабрике, чем дома. Думаю, я тоже многим надоела, как и они мне. Одно дело работать с ними вместе, другое – есть и спать: это уже перебор! И вообще, если я сейчас же не выпрямлю ноги, то они на всю жизнь останутся согнутыми! Скоро я сровняюсь ростом с нашей Дейзи.

Своей болтовней Роуз развлекала родителей, но сестра отвешивала ей за это подзатыльники, хотя понимала, что Роуз изнурена работой куда сильнее, чем она. Ее сестре случалось возвращаться домой после нескольких часов, проведенных в фабричном бомбоубежище, а совсем скоро снова торопиться на работу: подходило время начинать новую смену.

– Терпение, девочки, – утешал их Фред, сам едва не падавший от усталости, – так долго не продлится. Наши парни топят эти «мессершмитты» как котят!

«А мы теряем свои «спитфайры»!» – уныло думала Дейзи, но помалкивала.

– Этим налетам нет конца! – простонала Роуз. – И вчера, и позавчера… Наверное, хотя бы сегодня будет передышка. Давай прогуляемся по пустоши, – предложила она сестре и пообещала матери: – Мы непременно вернемся к чаю!

– «Остался ли для чая мед?» – пропела Дейзи. Она понятия не имела, из какой песни эта строчка, внезапно всплывшая у нее в памяти.

– Мед? Не припомню, когда я в последний раз видела мед! А ты помнишь, Фред?

– Наверное, с нами делилась медом Нэнси, – неуверенно предположил Фред.

– Прости, мам, в голову лезет всякая чушь. Это какой-то старый стишок.

Флора сочувственно посмотрела на дочерей. Она знала, как им трудно проводить столько времени взаперти. С раннего детства они часами колесили по окрестностям на велосипедах, до изнеможения играли с братьями или просто носились как угорелые. Сейчас сестры ждали, что предложение Роуз вызовет у матери возражения, но она не посмела им перечить. Она чувствовала дрожь в ногах и стояла неподвижно, чтобы девочки не заметили, до чего ей страшно.

– Похоже, Роуз права, Флора. Даже немцам нужен отдых, к тому же нынче воскресный день. А главное, кому придет блажь бомбить Дартфордскую пустошь? Ни тебе складов оружия, ни инженерных сооружений, разве что одна здоровенная зенитка, ее они бы, конечно, не прочь взорвать, но сперва ее надо отыскать… Не волнуйся, любимая, их мишени – это наши заводы. Ступайте, девочки, вам пора размяться.