Три романа и первые двадцать шесть рассказов (сборник) - Страница 61
– А чего не знать. Это все давно знают. Знаю, конечно.
– Поехали!
Из кузова спустились руки и задернули мужика наверх. Оратор оттянул пальцем ворот, будто это именно он был причиной паузы в его речи, мешая проходить словам, теснящимся в груди.
Толпа раздалась, образовав проход, и грузовик продолжил движение под полощущими воздух волнами слипшихся фонем:
– ащи росы ами ело хрр… атра!
«Товарищей матросов с нами» разобрали сообща, оставив конец приветствия на совести оратора. Кренясь и приседая в кузове в такт качанию рессор и придерживая аборигена объятиями за плечи, по ходу были извещены им о полном отсутствии значимой информации: то есть зарплаты не было с весны, детские сады закрываются за отсутствием снабжения, мебельная фабрика стоит без заказов, в школах получают деньги только наркоторговцы, а кредиты городу мэр крутит через банк братков, где, как в каждом нормальном банке, во главе сидит еврей с кандидатской диссертацией, а за его спиной стоит чечен с кинжалом; а озвученный митинг на площади – это забастовка врачей, учителей, транспортников и – что самое действенное, как они надеются – сантехников. Сам же мужик, Матвей Ершов, – потомственный рабочий с завода среднего машиностроения «Красная стрела», где все находятся в неоплачиваемом отпуске, потому что выпускаемые нынче вместо зенитных ранцевых ракет пароварки никто не покупает, а пишут рекламации с критикой силы струи, бьющей из вращающейся свободно головки пароварки и сбивающей в кухнях все, что под нее попадает.
Грузовик шикарно тормознул, так что провело юзом, под зданием мэрии типично горкомовского образца: серая тюремная штукатурка внашлеп, скошенные наружу вертикали оконных проемов по урбанистической моде Чикаго прошлого века и тройные крепостные ворота темно-желтого дуба в панели из полированного черного гранита. Матросы высыпались на клумбы с кустами отцветших георгинов и, разбрасывая по ветру клеши и лапая из коробок маузеры, ринулись по ступеням.
Щиток нацеленного пулемета скрывал отсутствие ленты. Болтавшаяся за дверьми охрана предупредительно скосила глаза к дежурной комнате, куда и была заперта, лишенная оружия и связи, с готовностью с ее стороны.
В кабинете мэра проходило совещание. Сам мэр, мужчина ухоженный и налитой, но каким-то нездоровым серо-зеленым соком, как будто он питался от одной корневой системы с долларовым станком, сидел во главе длинного стола под российским триколором и слушал одного из присутствующих, омерзительного вида старого пня, которому даже взломщик не доверил бы подержать свой бутерброд, пока сам он достает отмычки.
– …таким образом, повысив ставку до двадцати семи процентов… – говорил пенек, когда грохот шагов достиг кабинета и створки дверей метнулись на петлях, выбивая штукатурку из стен.
Наслаждаясь и во исполнение детской мечты Шурка выстрелил в люстру. Ударил хрустальный перезвон, крутящаяся пропеллером отстреленная подвеска цокнула об стол и порскнула в сторону.
– Заседание окончено! – картинно объявил Шурка, дунул в дымящийся ствол и пошлепал маузером по ладони. – Встали – поклонились – всё! Молчим и отходим к стенке.
Если вид вломившейся матросской банды и звук выстрела ошеломили городскую элиту, то при слове «стенка» лица побледнели, а зрачки расширились. Возникла короткая и заторможенная суета, когда вставшие из-за стола не могли выбрать, вставать каждому к ближайшей стенке или собраться всем вдоль одной, пока дирижерский взмах Шуркиного маузера не указал нужную позицию.
– Вот ваш новый мэр. Как тебя?.. Матвей Ершов. Прощу любить и, как говорится, жаловать. Его приказ – закон.
Матвея посадили за стол мэра. За его спиной встал Груня, пристукнув об пол прикладом трехлинейки с примкнутым штыком.
– Печать! – протянул руку Шурка.
Разжалованный мэр осторожно отошел от стенки, открыл маленький сейф в углу и, повинуясь жесту, положил печать на стол перед Матвеем.
– А это подпись, – сказал Кондрат и положил рядом с печатью отобранный у охраны пистолет.
– Хоть представьтесь, вы кто? – предложил мэр, срываясь с начальственного баса на просительную фистулу, и пуля просверлила ореховую панель над его головой. Шурка мягко улыбнулся и опустил ствол в уровень его живота.
– Кондрат, мы кто-о? – томно протянул он.
– В пальто, – хмуро сказал Бохан. – Молчать всем на хрен.
– Отвечаю на главный и невысказанный вопрос, – сказал Шурка. – Какова наша программа. Проста, как правда. Все предприятия города принадлежат трудовым коллективам. Руководят ими выборные советы, которые выбираются на общем собрании. Собрания пройдут везде завтра же утром. А сегодня мы вынимаем из банков деньги, и они раздаются по всем предприятиям, учреждениям и так далее, которым задолжали зарплату. А также с личных счетов господ директоров и прочих президентов акционерных обществ. Попрошу всех документы на стол! Матвей – вызывайте по телефону друзей, которым доверяете, и начинайте разбираться. Так. Председатель совета директоров банков или кто тут у вас главный по бабкам – здесь? Два шага вперед!!! Ты, пенек? Поедешь с нами. Матвей – этот товарищ пока остается при вас. (Груня погладил цевье винтовки и обвел строй кровожадным взглядом.) И надеюсь, никто не вздумает рыпнуться!
Хмурый Бохан в этот момент выпалил, и бутылка пепси на тумбочке под окном взорвалась, брызнув коричневой пылью. Все проследили, как гильза катится по паркету.
– Следущая будет в лоб, – пробормотал он. С шумом выходя, в приемной кто-то лапнул за круглый зад секретаршу, она вежливо пискнула.
– Вари кофе новому мэру, детка, – попрощались с ней. – И не вздумай шалить без нас – скоро вернемся, жди!
Двое сели с банкиром в «мерс» и поехали вперед, чтоб раньше времени не пугать охрану грузовиком с пулеметом. Получив указания от подъезжающего босса по сотовому телефону, сбитые с толку татуированные ребята в камуфляже дали сменить себя на дверях, разоружить и запереть без лишних эксцессов. Подкованные каблуки застучали по искусственному мрамору вестибюля.
– Где тут у тебя кладовые, они же защечные мешки и закрома родины? – спросил Шурка, пихая пенька стволом в ребра. – Веди, родимый. Вынимай, все вынимай. Знаешь, какое самое болезненное ранение из неопасных для жизни? Колено прострелить. Одна заминка – и ты хромой. Вторая – и хромота тебе уже не помешает.
Пенек, лысый и седой при черных разбойничьих бровях, был еще крепкий старый дуб и пыхтел на лестницах явно не от немощи, а от злости и умственных усилий найти выход. Тем временем бабы из отдела расчетных операций начали спускать с принтеров списки предприятий и обзванивать бухгалтерии – под зорким присмотром облизывающихся морячков.
– Да! Присылайте срочно людей с машиной для получения зарплаты!
Перед дверью с номерным замком пенек остановился. Сопровождающий его начальник отдела хранения брякнул ключами и глянул искоса. Конвой ощерился.
– Чтобы отключить сигнализацию здесь, надо вызвать представителя вневедомственной охраны, – сказал пенек. – Ну что?
В штанине его синего в редкую полоску костюма появилась круглая дырочка с бурыми краями.
– Ишфините, – прошептал он и поправил вставную челюсть. Прислушался к ощущениям, и облегчение сорвалось с его лица, как птица.
Блиндированная дверь отошла. В ярко освещенном хранилище стояли в два ряда стеллажи, наполовину заполненные мешками и упаковками. Противоположную стенку занимали ячейки сейфов. Пахло неживым запахом бомбоубежища и живым – неповторимым ароматом бумажных денег, прошедших через множество рук.
– Ребя, – с восхищением сказал Габисония, – бабок-то сколько!
– А баксы где лежат?
– Ячейки чьи? Открывай – без фокусов! У народа банковских сейфов нет.
«Наладив процесс», директор банка грустно погладил дырочку на штанине и вежливо испросил разрешения отдохнуть немного в кабинете. Сев в кресло напротив Шурки, он распорядился секретарше подать нитроглицерин, седуксен, кофе, коньяк и сигареты. Запив первые вторыми, закурил, закашлялся и спросил хрипловато: