Три пути (СИ) - Страница 9

Солнечные зайчики сделали круг над головой Атли и негодующе заплясали перед самыми глазами.

— Извините, ребята, — опомнился он, — чуть не забыл. Вы молодцы, без вас бы ничего не получилось!

Прыг — более золотистый, чем жёлтый — и Скок — более жёлтый, чем золотистый — заискрились, довольные похвалой. Сколько Атли себя помнил, два маленьких блуждающих огонька всегда были рядом. В детстве они любили дразнить его, мельтеша перед глазами, а затем разбегались по сторонам в надежде на догонялки. Взрослые ворчали и хлопали ладонями по головам, когда Атли проносился мимо, охотясь незнамо за кем.

Однажды он рассказал про огоньки маме, но мама улыбнулась и обняла его. Она не видела их, как и все остальные. Зато понимала Атли без слов и, что важнее, знала, когда слова не нужны. Тогда-то он и решил, что зайчики будут его тайной.

Постепенно шалуны остепенились и даже стали приходить на выручку своему подопечному. Именно так. Атли давно заметил, что огоньки считали себя ужасно важными, словно без них он и шагу ступить не может. А избавиться от сверкающих надоед можно было только ночью. Атли не знал, куда с заходом солнца исчезали Прыг и Скок, но предполагал, что им тоже нужно спать.

В этот раз зайчики здорово помогли ему. Атли в кои-то веки возвращался домой с добычей и мог надеяться, что тётка не будет так уж сильно ворчать. А дядя Э́ймунд похвалит своим коротким: «Добро», — и наконец отправит на сете́р пасти скотину. Как в прошлом году, когда старый Хья́рре повредил ногу.

Атли целое лето провёл с его стадом. И, к удивлению взрослых, справился. Коровы и овцы вернулись на хутор здоровые, лоснящиеся, а молока и шерсти дали больше обычного! На все расспросы Атли пожимал плечами и улыбался, поправляя мешочек на поясе. Ещё одна маленькая тайна.

На сетере хорошо. Можно валяться в душистой траве, слушать жужжание мух и фырканье стада, смотреть сквозь ресницы на солнце и ни о чём не думать. Представлять, будто он, Атли, в целом мире один, а хутор, насмешки, косые взгляды — всего лишь странный сон, который вскоре забудется…

Он настолько углубился в приятные мысли, что не сразу заметил тревогу зайчиков. Те метались над зарослями справа от тропы и беспокойно подрагивали. Что-то здесь не так! Мальчик остановился, прислушался, но было поздно. Из кустов с громкими криками выскочили двое — один спереди, другой сзади. Последний от души саданул палкой по ноге, и Атли со стоном плюхнулся на замшелую землю. Рядом шлёпнулись лук, стрелы и куропатка. Нападавшие довольно расхохотались, и Атли чуть не застонал снова.

Кузены… Сыновья дяди Эймунда и тёти Илзы.

Гу́ннару зим столько же, сколько и Атли, то есть двенадцать. Приземистому коренастому Ра́гнару — на одну больше. Старший готовился стать воином, что и показывал всем своим видом. Мощная грудь в зловещих татуировках. Крепкие руки с внушительными кулаками. Голова, обритая на висках и затылке. На макушке, наоборот — русая копна, а косая чёлка падала чуть не на глаза.

Гуннар — повыше брата и тонкий в кости — был хорош лицом и густыми золотистыми волосами, которые обожал расчёсывать. За это сверстники дразнили его Девчонкой, пока Рагнар не выбил из них дурь. Теперь все звали Гуннара Красавчиком — чтобы польстить Илзе, которая в своём младшем души не чаяла. Красавчик умел располагать к себе людей и на раз втирался в доверие. Это часто позволяло ему избежать наказания за подленькие проделки.

Братья совершенно не походили друг на друга, но кое-что их объединяло. Они ненавидели Атли и никогда не упускали случая поиздеваться над ним.

— Итак, посмотрим, что за добыча досталась сегодня великим налётчикам! — с гаденькой улыбочкой провозгласил Гуннар.

— Неважнецкая добыча, — Рагнар смачно плюнул, явно подражая кому-то из старших, — вонючий Подкидыш и облезлая куропатка.

— Куропатку можно зажарить в нашем разбойничьем логове, — предложил Гуннар, — но что нам делать с Подкидышем? Может, продадим его в рабство?

— Да кому он нужен, Атли Криворучка! Его и задаром никто не возьмёт!

— Ты прав, брат, — с притворным разочарованием произнёс Красавчик, — он совсем ни на что не годен. А раз так, может, убьём его?

«Да что я лежу, — разозлился на себя Атли, — надо встать!» Он пошевелился — палка Рагнара ударила в грудь, затем по плечу. Восторженно улюлюкая, к забаве присоединился Гуннар.

Атли вертелся волчком, но удары сыпались и сыпались злым каменным дождём. В отчаянии он сжался в клубок, закрыл руками голову, которой уже досталось, и вдруг увидел свой лук. Он валялся совсем рядом.

Не понимая, зачем это делает, мальчик схватил оружие и перевернулся на спину. Тупая боль в кисти — пальцы разжались. Рагнар пинком отбросил лук в сторону. Атли застонал от боли и унижения.

— Да ты хотел застрелить меня, Подкидыш! — воскликнул Гуннар, замахнувшись палкой, но рассмеялся и выкинул её в кусты. — Позволь узнать, чем? Пальцем?

— Лук — оружие трусов, — сплюнул Рагнар. — А криворуким Подкидышам вообще не полагается оружия.

Он снял тетиву с лука, примерился и с громким «Ха!» сломал его об колено.

— Нет! — закричал Атли и вскочил на ноги. Рагнар, грубо рассмеявшись, бросил в него обломками.

— Так-то лучше, — хмыкнул Гуннар. — С луком любой дурак сможет добыть птицу. Даже ты, Подкидыш. А как насчёт сбить её палкой в полёте?

— Если получится, мы больше не будем звать тебя Криворучкой, — пообещал Рагнар. — Так что дерзай.

— А мы пошли готовить нашу добычу, — Красавчик ухмыльнулся и помахал куропаткой. — До скорого!

Кулаки Атли сжались, в глазах щипало. Прыг и Скок гневно плясали над головами обидчиков, но сделать ничего не могли. Вскоре братья исчезли в кустарнике.

Он прижался к берёзе и заплакал. Лёгкий ветерок остужал горячие слёзы, тёплая береста гладила по мокрой щеке. Солнечные зайчики зависли в воздухе и слегка подрагивали. Жалели.

— Спасибо, — Атли решительно вытер лицо и улыбнулся друзьям.

Он посмотрел на сломанный лук и ярко представил выпученные глаза Красавчика, стрелу в его животе, окровавленную рубаху, растерянность во взгляде наглеца Рагнара… «Плохие мысли, — мальчик помотал головой, отгоняя видение, — нельзя так думать. Даже о них. Сам виноват. Не схватись за лук, может, и не сломали бы». Он подобрал с земли разбросанные стрелы — их братья испортить не догадались. И то жир.

Ничего. Не в этот год, так на следующий ру́тсинги возьмут Рагнара с Гуннаром в поход на Гулленгрё, где местные зарубят их своими большими топорами. И он не проронит по ним ни слезинки.

Атли потрогал распухшую скулу, поморщился и, прихрамывая, побрёл в сторону хутора. Зайчики привычно скакали впереди, указывая дорогу.

Из-за болячек дорога до дома заняла больше времени, чем обычно. Особенно неприятно было перебираться через Аргово ущелье. Мост — узкий деревянный настил шага в два шириной — давно не ремонтировали, и он коварно скрипел. Но лучше уж идти по нему, слушая шум горной реки, чем хромать в обход. Этак совсем долго получится — мама волноваться будет.

Одолев мост, Атли обречённо поплёлся к хутору. Сейчас ему меньше всего хотелось попасться на глаза тёте Илзе, которая и наказала добыть что-нибудь к ужину. Объяснять, что остался без куропатки из-за её драгоценных сыночков — гиблое дело. Зато, когда Гуннар притащит на кухню его, Атли, птицу, сразу начнёт щебетать, какой у неё вырос добытчик.

«А меня, значит, альвы в колыбель всем в наказание подбросили», — мрачно хмыкнул мальчик, вспомнив глупую байку. Да, чернявый он, да, глаза тёмные, не фиордландские. Но человек! Даже тинг постановил, что никакой он не альв, а сын своего отца!

Об отце он знал немногое. Тот носил имя Скъягги и погиб, когда Атли едва месяц исполнился. Был ульфхе́днаром и славился крутым нравом. Ох и досталось бы на орехи всяким пустозвонам, вернись он живым из того похода! И на тётку с кузенами управа бы нашлась — Скъягги приходился Илзе родным братом. И никто не посмел бы назвать Атли Подкидышем, а маму — колдуньей.