Три пути (СИ) - Страница 23

— Твоя правда, господин. Тогда этот человек, вероятно, хотел исчезнуть, — сказал он негромко.

— И что же он натворил?

— Я убил своего брата.

Гийом встрепенулся. Наёмник заметил и поспешил ответить на немой вопрос:

— Иначе бы он убил женщину и ребёнка.

— Твою женщину и ребёнка?

— Свободную женщину и её ребёнка от моего отца.

Ги собрался с мыслями.

— Если всё обстояло так, то любой суд оправдал бы тебя.

— Мне не везёт с судьями, — печально усмехнулся Фрай. — Пришлось бежать.

— Ты спокойно об этом рассказываешь.

Арангиец пожал плечами.

— А ты милостив с людьми, которые убили твоего отца.

Гийом вдруг устыдился лжи про Вайдбриг. Отчаянно захотелось поведать Фраю свою историю. Он — поймёт. Он — не осудит!.. Ведь он…

— …такой же, как я! — фыркнул дядя Рейнар. Красные капли разлетелись в стороны. — Я тоже встал за правое дело. И что получил? Нож в горло!

— Тебе нет оправдания, паскуда, — прошипел Ги.

— Господин? — спросил Хиттер, склонив голову набок.

— Как трогательно! Мне всегда нравилось твоё упрямство.

— Молчи, братоубийца!

— Правильно, братец! Так его! — Из кустов на обочине возник Жильбер. — Смотри, что у меня есть.

И повернулся спиной, из которой торчал нож.

— Как думаешь, сестричке понравится?

— Ты!.. Только подойди к Анабели… Я спущу с тебя шкуру! — вскричал Гийом, вращая глазами, и дал шпоры коню.

Парзифаль, весь в пене, домчал его до ворот Хэмптуна, изрядно переполошив караульных. Лицо наёмника, прискакавшего следом, было непроницаемо. Ги чувствовал, что должен с ним объясниться, но ужас перед мёртвыми оказался сильнее. Да и не велика ли честь для преступника и язычника?

Пришли холода, от которых ломило кости, а стены Хэмптуна промерзали насквозь. Солнечный бог арангийца чуть не забрал его к себе — ползимы Хиттер Фрай провалялся в жестокой горячке. Горничная Анабели — Мариса — ходила за ним день и ночь. Так велела госпожа. Гийом изнывал в мрачных раздумьях, покусывая отросший ус. С одной стороны, не хотелось потерять наёмника, с другой — злило настырное внимание сестры к нему.

Ещё эта дурацкая загадка от Глена… Лотар, недовольно бурча, притащил на суд господина все имевшиеся в замке ключи. Но Ключа среди них не нашлось. Да и демон из Шэмфорста оставил сны де Лера, будто впал в зимнюю спячку.

…

А с весной проснулся…

Но лиха беда начало. Ги едва успел справить нужду и подвязать шоссы, как его позвали из людской.

— Сэр Гийом! Господин!

Белобрысая шевелюра, острый нос… А́льфред — новобранец из Вайдбрига. Тот, с фингалом. В замке синяков у него прибавилось, но парень толковый, боевитый. Хиттер выделял его среди других и держал при себе как порученца.

— Чего тебе?

— Хатеман Фрай велел донесть. У ворот человек. Говорит, от самого маркиса Гулландского!

Хиттер, прищурясь, наблюдал за господином со стены.

«К посланнику ехал как на битву. А возвращается — будто на казнь, — думал он, глядя на опущенную голову рыцаря. — Не к добру».

Впрочем, с той поездки в Вайдбриг всё не к добру. Тогда наёмник понял, что насторожило его в Гийоме де Лере при первой встрече. Отблеск безумия. Точно такой же, как в тёмных глазах Теобальда… Арангиец поёжился, в груди неприятно кольнуло. Хватит воспоминаний — пора вниз, встретить господина. Вдруг какие распоряжения будут.

Распоряжений не последовало. Парзифаль, гордо задрав морду, прошествовал мимо наёмника. Рыцарь ссутулился в седле и водил перед собой невидящим взглядом. Левая рука прижимала к боку сверкающий шлем отличной работы. Подарок?

Альфред, стоявший неподалёку, смотрел на господина раззявив рот.

— Нечем заняться, Knecht? — сурово спросил его Хиттер.

Тот замотал головой и припустил в сторону донжона. Фрай же помянул Ночных и проследовал за Гийомом до конюшни. Убедившись, что рыцарь покинул её на своих двоих, зашёл к Снежку и долго чистил его, приговаривая всякие глупости. Тревога отступила. Но ненадолго.

— Мастер Фрай! Мастер Фрай!

Мариса — горничная госпожи. Та, что ухаживала за ним во время болезни. Чернявая, пышная, с тёмными озорными глазами. Но сейчас в них плескался страх.

— Госпожа… Ох, Создатель Милосердный! Вы нужны! Скорее!..

Хиттер пошёл за ней без раздумий. Да, сэр Гийом выразился однозначно: к Анабели не приближаться. Но Фрай был должен госпоже. Не приставь она к нему Марису, вряд ли бы пережил зиму. А долг платежом красен, как любил повторять папаша.

Натужно пыхтя — паскудная болезнь наградила его одышкой — арангиец мерил шагами узкие ступени. Мариса семенила впереди, охая и причитая. При этом не забывала бесстыдно раскачивать бёдрами.

Ох, бабы, бабы…

Ещё зимой полногрудая горничная всем видом намекала, что не прочь покувыркаться с бравым хатеманом. Фрай и сам был не прочь, но благоразумно изображал тупого варанга. Он помнил, какими глазами на него смотрела госпожа. Когда узнает — именно когда, а не если; у влюблённых женщин потрясающее чутьё на соперниц — не поздоровится ни Марисе, ни ему. Хиттер сглотнул и усилием воли оторвал взгляд от аппетитного зада.

Вовремя. Горничная привела его в людскую, к закутку, отгороженному занавесками. Фрай вошёл туда — да так и застыл столбом. Анабель, растрёпанная, простоволосая, сидела на деревянном сундуке, прижав к лицу сырую тряпку. Левая скула отливала синевой, щека вспухла. Девушка подняла на арангийца покрасневшие глаза, полные боли, непонимания и детской, искренней обиды.

— …я ничего не… я просто… спросила…

Слёзы хлынули летним дождём.

Хиттер шагнул вперёд, не зная, куда деть руки. Они сами тянулись к ней — обнять, утешить — но это же госпожа… Или…

Она решила за него. Вспорхнула с сундука, прильнула к широкой груди правой, здоровой щекой. Ладони Фрая легли на тонкую, гибкую, как деревце, талию. Скользнули вверх, поглаживая, успокаивая.

— Ru’ig, Mädschi, ru’ig…

Анабель всхлипнула, прижалась к нему всем телом. Подняла заплаканное, распухшее лицо. И посмотрела.

Томно. Зазывно. Жадно.

Арангийца бросило в жар. Ночные… как давно он не знал женщины! Его солнце мигом взлетело в зенит, коснулось её бедра через штанину… Он чувствовал её всю. Сердце девушки билось, как птичка в плетёной клетке. Огромные глаза блестели страстью и недавними слезами. Каштановые волосы отливали золотом, ждали прикосновений…

Анабель обхватила шею Хиттера. Осы́пала его подбородок, губы и щёки неумелыми поцелуями. Фрай очень хотел ответить, но лишь крепче прижал её к себе. Сквозь ткань платья ощутил два твёрдых соска. «Великий Сол!»

Будто муравей пробежал по затылку. Арангиец вздрогнул и повернул голову.

На него в упор взирал Лотар. Бледный, напряжённый, ошарашенный. Анабель тоже его заметила и гордо вздёрнула опухший нос. Глаза ветерана расширились, челюсть поползла вниз. Он неуклюже развернулся и исчез в темноте коридора.

Фрай отпустил Анабель. Отстранился — мягко, но решительно. Не замечая молящего взгляда. И ушёл, оставив за спиной тихое хныканье.

«Ночь и Смерть! Какой же я болван!» Всё ведь ясно как Сол. Они поругались — господин в припадке отвесил ей пощёчину. И девчонка, чтобы досадить брату, решила соблазнить приблудного язычника. А тот и рад соблазниться…

Хиттер шумно выдохнул через нос. «О чём ты думал, Фрай?» И чем… Истину папаша рёк: «Wirden brieg, gnädíger Herr, Mädsch ut Kneipen zuv Kerkér!» Право слово, хоть сам себе шары отрезай…

Хорошо, всё кончилось ничем. Хотя… Что помешает Лотару рассказать господину? Уж кто-кто, а ворчливый кастелян точно не пылает к арангийцу любовью. Особенно после того, как лишился должности, которую занимал годами.

Ладно. Зови Ночь, лишь когда невмочь… тьфу, прицепилось! Зажарь тебя Сол, папаша, с твоими прибаутками! Фрай, отбросив терзания, пошёл привычным маршрутом. Оружейная, плац, посты. Везде нашлось, к чему придраться, но он не стал. Арангиец чувствовал, что может легко перегнуть палку, а бойцы — разве они виноваты, что сегодня его припекло?