Три повести - Страница 41

Подскакивая на колдобинах, машина неслась в сторону питомника. Басов потерял представление о времени. Руки его словно окостенели на руле. Он не мог заставить себя оглянуться назад, потому что понимал: если мотоцикл и теперь окажется позади машины, значит, это погоня. И тогда нужно действовать! Действовать решительно и беспощадно!

«Москвич» взлетел на пригорок, и Басов увидел вдали потемневшую от талого снега реку. На другом берегу чёрной непроходимой стеной стоял лес. «Оглянуться, надо оглянуться! — приказывал себе Басов. — Дальше тянуть нельзя! Ну!»

Стиснув зубы, он резко обернулся. Мотоцикл неумолимо оставался на том же расстоянии. За ним маячил второй. Больше сомнений не было: его преследуют. Он рванул застёжку кармана, в котором лежал револьвер, тормознул и, прокатив несколько метров юзом, развернул машину поперёк узкой дороги. Выскочив из машины, Басов залёг у заднего колеса, выхватил револьвер и стал наблюдать за первым мотоциклом. Мотоцикл резко сбавил скорость, но не остановился, продолжая медленно приближаться. Теперь Басов мог разглядеть, что за рулём сидит высокий мотоциклист в шлеме. Лицо его скрывали большие очки-консервы.

«Уложить обоих — и концы в воду!» Едва только он подумал об этом, как увидел, что оба мотоциклиста едут теперь почти рядом.

— Прекрасно… — Басов медленно наводил револьвер на левый мотоцикл. Рука его дрожала, он не мог поймать мотоциклиста на мушку. Наконец он нажал на спуск, и гулкий выстрел, похожий в тишине на взрыв, подбросил в небо стаю ворон из прибрежного леса. Басов увидел, как мотоциклист свалился в снег. Закусив дрожащую губу, Басов снова вскинул револьвер, беря на прицел второго, но выстрелить не успел: второй мотоциклист свалился в сугроб и исчез в глубоком снегу.

«Спасается или ползёт в обход?» Басов вглядывался в снежную целину, стараясь уловить движение в этой неподвижной белой пустыне. Ему почудилось, что вдали за сугробом мелькнуло что-то, похожее на тень, и он дважды выстрелил в ту сторону. Сейчас же раздался ответный выстрел. Переднее колесо «Москвича» со свистом выпустило воздух. Басов не успел ещё понять, что случилось, как раздался второй выстрел, и с таким же свистом осело заднее колесо машины. На этот раз Басов заметил, что стрелял тот, кого он считал убитым.

«Жив! Этот жив, а второй заходит в тыл. Бежать! В лес! Там я их перестреляю, как перепёлок».

Вдавливаясь в глубокий снег, он пополз к обрывистому берегу и, не выпуская из рук револьвера, скатился вниз. Проваливаясь в снег, он бросился на другой берег в надежде пересечь реку и оказаться в лесу. Река здесь была неширокая — метров сорок — пятьдесят. Пробежав полпути, он, не останавливаясь, оглянулся, но преследователей на обрыве не заметил. Он бежал, оставляя на розоватом весеннем снегу глубокие следы, до леса оставалось уже совсем немного. Басов не выдержал и обернулся. На самом верху стоял высокий мотоциклист, целясь в него из пистолета.

— Сто-о-ой! — крикнул мотоциклист. — Стой, сволочь!

Басов сделал прыжок в сторону и почувствовал, что ноги его проваливаются в студенистую хлябь. Он ушёл под воду быстрее, чем успел понять, что случилось. Вынырнув, Басов ухватился за льдину, сорвался и скрылся под водой.

Прошла секунда, другая, третья… Басов не появлялся.

Дробов сунул пистолет за пояс и не спеша начал спускаться к реке.

Рация умещалась в старом, потёртом чемоданчике. Захлопнув его, Туманов облегчённо вздохнул: дело сделано, до очередного выхода в эфир — месяц, за это время он узнает назначение нового объекта. В ближайшие дни ему переправят самовоспламеняющуюся капсулу. Впрочем, если капсула и запоздает — не беда. Пожар возникнет не в день пуска, а, скажем, седьмого ноября. Это даже лучше!

Он выбрался из Муравьиного оврага и вышел на заброшенную, заросшую тропинку. Тихий лес стоял неподвижно, дышал покоем, невидимая птица заливалась иногда пронзительной трелью, обрывая её на самой высокой ноте, тогда тишина становилась ещё глубже и начинала тревожить Туманова. Он был высокого мнения о советской контрразведке и готов был в любую секунду к неожиданной опасности. Даже сейчас, возвращаясь в заводской посёлок после удачного сеанса связи с Западным Берлином, он не изменил своей обычной осторожности, — в левой руке чемодан, правая в кармане пиджака ощущала успокоительную прохладу пистолета.

Вдали, на шоссе, уже слышались автомобильные гудки. Туманов ускорил шаг. Сейчас он избавится от чемодана, сядет на рейсовый автобус и через двадцать минут окажется в посёлке. Рация останется в отлично замаскированном индивидуальном окопе, отрытом ещё в начале войны — четырнадцать лет назад. Туманов считал свой тайник лучшим из всех возможных. Окоп был искусно заминирован. Стоит случайному человеку потянуть чемодан — неизбежный взрыв уничтожит и человека и рацию.

До окопа оставалось совсем недалеко, когда он увидел идущих навстречу паренька в ковбойке и девушку в ярком сарафане. У парня в зубах торчала потухшая папироска. Они шли обнявшись, девушка хихикала, заглядывая парню в лицо, а он, слегка пошатываясь, мотал головой, стараясь откинуть нависший на глаза чуб.

«Хороша парочка — потаскуха с пьянчугой! — раздражённо подумал Туманов. — Ясно, чего им в лесу надо!»

Он сошёл с тропинки, уступая дорогу, но, поравнявшись с ним, девчонка в цветастом сарафане, нахально ухмыляясь, остановилась.

— Дайте ему спички, — сказала она, скаля в улыбке все тридцать два зуба. — Пожалуйста!

— Некурящий! — Туманов хотел пройти дальше, но парень, прижимая к себе девчонку, преградил ему дорогу:

— Не обманывай маленьких, дядя. Бог накажет! — И подмигнул ему, точно они были знакомы сто лет. — Я, дядя, сквозь землю вижу! Ответственно заявляю: у вас в кармане «Беломор» и спички.

Девчонка хихикнула:

— Не спорьте с ним, я его знаю, он не отстанет!

Надо было скорее отделаться от наглецов, чтобы успеть спрятать рацию и попасть на автобус. С каким удовольствием всадил бы он сейчас в парня хороший заряд!

— Ладно! Только скорее, — сказал Туманов. — Пропущу автобус!

Зажигалка лежала в заднем кармане брюк. Туманов нехотя оторвал руку от нагретой стали пистолета, чиркнул колёсиком и протянул дрожащий огонёк к папиросе парня. Остальное произошло мгновенно: парень рванул на себя руку Туманова, ударил его бутсой по лодыжке, и Туманов ничком свалился в траву. Он даже не заметил, как его руки оказались в наручниках.

Прижав Туманова к земле, парень отрывисто приказал девушке:

— Проверьте карманы. У него должно быть оружие.

Виртуозно, точно пианист по клавишам, девушке пробежала тонкими пальцами по одежде Туманова, вытащила из кармана пиджака пистолет и протянул парню:

— Вы правы, товарищ Румянцев.

Румянцев сунул пистолет за пояс под рубаху.

— Люся, возьмите чемодан. А вы, гражданин, вставайте. Автобус не понадобится — у шоссе нас ждёт легковая машина.

Он поднял с земли зажигалку, положил её в карман Туманова, где только что лежал пистолет, и зачем-то сказал:

— Некурящий я…

На допросе Туманов понял, что советская контрразведка следила за ним уже не первый день. Стало ясно, почему он за столько времени не сумел разобраться в назначении стройки: ему обдуманно давали чертежи, по которым нельзя было судить ни о характере, ни о мощностях объекта.

Чемодан с рацией был неотвратимой уликой, и Туманов понял — игра проиграна, надо спасать жизнь.

На допросах он вёл себя осторожно, стараясь уловить, что о нём известно, о чём можно умолчать, а о чём, предупреждая вопросы следователя, рассказать самому.

Когда на третьем допросе капитан Миров назвал ему даты и часы двух последних сеансов связи с Западным Берлином, Туманов сник: «темнить» дальше становилось бессмысленно. Уловив настроение Туманова, Миров бросил вскользь обнадёживающую фразу: