Три ночи в таверне Хиггинз (СИ) - Страница 10
Она помотала головой, с трудом прогнав беспокойные мысли, запрятав их как можно глубже в себя. Так она делала почти каждое утро в госпитале.
А сейчас у нее был в запасе день. Целый, от начала до конца. И Офелия..
Но нет, Офелии не было.
Агнесс удивленно оглядела комнату, заметив кувшин теплой воды и завтрак, оставленный, как и вчера. Ни записки, ни вещей, ни единого намека на пребывание девушки в ее комнате этой ночью не было.
Агнесс наскоро позавтракала и поспешила спуститься вниз, надеясь, что Офелии пришлось убежать вот так только из-за неотложной работы, оставаться здесь в одиночестве на целый день ей было противно.
Посетителей сегодня было поменьше, несколько служанок неторопливо прибирались, собирая со столов оставленную после завтрака посуду. На один из самых мягкий стульев кто-то водрузил большую клетку, завешенную ярким куском ткани. Из-под этой ткани доносилось неустанное чириканье.
Агнесс усмехнулась, подобрав забытую кем-то утреннею газету. Она пролистала ее, усевшись поблизости.
Снова перед ее глазами пронеслись десятки объявлений в две строчки с просьбами купить всякое старье, помочь сведеньями о пропавших, в особенности детях, их было очень много. Писали не только о потерявшихся, но и о подброшенных, оставленных у вокзала, возле порогов домов.
Кажется, объявления эти шли сюда не только со всего города и деревни поблизости, но и с нескольких округов.
Работа, которую еще вчера подыскала Агнесс, сегодня требовалась вновь, она обрадовалась.
“Они надеются, что брошенных детей теперь кто-то подберет или выбросившая их мать опомнится и умер от горя, когда прочитает эту статью”, - фыркнула про себя Агнесс, по привычке хорошенько согнув вестник пополам.
Да, ей хватало денег, но она не чувствовала себя настолько доброй, чтобы приютить того, от кого отказалась собственная мать.
“ А может быть, и не отказалась, просто другого выхода не нашла”, - думала она, подперев лицо рукой и уставившись в запотевшее окно - Но самым взрослым детям, о которых пишут, не больше трех лет. Зачем же нужно было дарить им жизнь во время войны?..”
Эти мысли приводили ее в тихую ярость.
Агнесс испытывала некое отчуждение к детям и никак не могла представить себя матерью, больше того, в годы беззакония.
- Шлюхи, - прошептала она сама себе, наконец получив заказанную чашку кофе.
Девушка, что принесла его, уж как-то слишком приветливо улыбнулась.
- А вы кого ждете? Ваша прислуга изволила смыться засветло. Но я могу вам помочь, - девушка иронично хмыкнула, намекнув на Офелию, и сразу же мелодичным голоском предложила помощь, натянув сладкую улыбку.
Агнесс смерила ее нарочито высокомерным взглядом, в душе посмеиваясь над нарочной услужливостью служанки. Она отпила кофе, оказавшийся отвратительным на вкус, и покачала головой.
- Простите, но нет. А с Офелией мы уже все согласовали, и я лучше ваших любопытных ушек знаю, куда и зачем она направилась. Занимайтесь своими прямыми обязанностями.
Агнесс усмехнулась, немного приврав, что знает о планах девушки. И хотя она ни черта не знала в действительности, ей хотелось знать все о ней. Предсказуемо служанка сразу же похолодела.
- Вы останетесь у нас еще? Вы заплатили всего за три ночи, эта будет последняя, - сухо заметила она, стряхнув с фартука невидимую пылинку.
- Нет, завтра утром я ухожу, - кивнула Агнесс, больше не притронувшись к кофе.
Она накинула пальто и вышла на тротуар. Ветер, ударивший в лицо, донес отдаленный запах Рождества. Такой, какой она помнила из детства.
За углом чуть поодаль, как она еще в первый день успела заметить, устроилась двухэтажная кофейня, украшением ей служил наглухо прибитый к тротуару круглый столик, аккуратный пуфик возле него и изящный железный сервиз, точно так же искусно прибитый к столику. Кажется, кофейня горела, потерпела не малый крах, но все равно, словно к непотопляемому кораблику к ней тянулись прохожие, не редко заходили внутрь.
Агнесс с улыбкой покачала головой и прошла мимо. Сначала ей хотелось пойти и разведать о работе, а уже потом заглушить память о тошнотворном кофе в таверне. В тайне Агнесс была бы рада встретить где-нибудь в переулке Офелию, но девочка не попадалась ей на глаза, и Агнесс точно решила, что вечером обязательно спросит, куда она исчезала. Если, конечно, Офелия появится вечером.
Агнесс вздохнула. Вот бы никуда ее не отпускать.
Она прошла через приоткрытые ворота в больничный сквер. Об этом обветшалом здании за деревьями она и читала в объявлении.
“И никто не приведет его в порядок,” - с жалостью думала Агнесс, оглядываясь по сторонам.
Влажные после утренней мороси скамейки, полуразрушенная беседка и давно засохший фонтан. Людей было немного, а в вестибюле всего несколько человек.
Агнесс поглубже вдохнула едкий запах лекарств и наклонилась к окошку регистратуры.
- Простите, я по объявлению..
Поднявшись наверх, Агнесс удивилась тишине в здании, палат, очевидно, теперь хватало, никто не лежал в коридорах, как она привыкла видеть в госпитале.
Это была обыкновенная больница мирного времени, пережившая бомбежку, укрывавшая раненых, но теперь опустевшая в мирное время. Когда еще в начале войны Агнесс обратилась сюда, ее сразу же перенаправили в госпиталь, и поэтому здесь было ново для нее.
- Никто больше не задерживался, - пояснила старшая медсестра, проводя ее по коридору - Когда закончилась стрельба кого забрали семьи, кто сам кое-как ушел. Лучше бы вам не знать, сколько детей здесь было, приносили матери, нечем было кормить. Здесь поблизости служил один лейтенант, он им помогал. Конечно, как не помочь, у самого дочка родилась, прижила девчушка одна, а он не отказался. А потом его перевели. Из твоего госпиталя как раз новость о смерти пришла.
- Может, я видела его? Если это случилось несколько лет назад, - пожала плечами Агнесс, нахмурившись.
Нет, тот единственный лейтенант, которого она знала, не мог оказаться тем, о котором говорила женщина.
- Адамсон. Пол Ричард Адамсон, вот, - вопросительно взглянула на нее медсестра.
Было заметно, что ей этот человек тоже стал не чужим, она не скрывала интереса. Агнесс поджала губы, решительно покачав головой, хотя в груди все перевернулось от удивления и грусти.
- Нет. О таком не слышала.
Ей не хотелось, чтобы кто угодно знал, что она, Агнесс Гилберт, знакома с покойным Адамсоном, ей хотелось те дни заботы о нем захоронить глубоко в себе и вспоминать лишь в часы одиночества.
Похоже, медсестра уловила ее напряжение, но ничего не сказала. Агнесс получила должность, получив похвалу за трудолюбие.
Она с усмешкой подозревала, что все это из-за того, что в госпитале, где она работала, скончался тот самый добродетельный лейтенант.
Но это была шутка, Агнесс не отрицала перед собой своего трудолюбия. Впереди у нее оставалось несколько выходных.
Теперь Агнесс неторопливо шла улицей, ощущая, что начинает подмерзать. С ней вечно бывало так после помещения, выходишь из него в холодную погоду и за секунды мерзнешь еще сильнее. Она вспомнила недели, когда в госпитале было “тепло” точно так же как и сейчас на улице. Ей тогда еще приснился нелепый сон о напарнице, будто та уснула в постели, не сняв штаны и пальто.
Агнесс усмехнулась. В витрине одного из магазинов она заметила скопление людей. Это отвлекло ее от мыслей о госпитале и лейтенанте, она заглянула внутрь, подавив желание чихнуть. Внутри топтались женщины, девушки, пахло духами, а престарелый торговец не успевал всех обслуживать, то и дело прося покупательниц вести себя потише.
В очереди одна девушка нашептала Агнесс, что магазин закрывается, вот и отдают товар по бросовым ценам. Продавали то, к чему Агнесс не имела вкуса. Излишне изящная одежда, наверняка краденные безделушки, украшения.
“Стоят же, деньги есть, а бездомным не помогают,” - подумала Агнесс, усмехаясь, - Но что я сужу. Я тоже стою здесь, а они, быть может, помогают нищим, а я одна из них циничная и жадная. Но нет, я не для себя стою тоже”