Три лишних линии (СИ) - Страница 7

      — Я понимаю тебя, но не мне ж теперь твои долги платить, — миролюбиво, как-то по-отечески заметил Владимир Германович. — Мне самому несладко пришлось. Там всё по справедливости.

      «Жирная сука! — подумал про себя Лазарев. — Выкрутился! По справедливости?! Это ни хрена не по справедливости! Это как один и тот же вес на человека навьючить и на слона!»

      — Вы… вы можете мне помочь?

      — Нет, Рома, нет. Я не могу ничем помочь. Я сам… пострадал. Ты просто делай, что тебе говорят, потому что… Деньги — дело наживное, а… Короче, расплатись, — пропыхтел в трубку Владимир Германович. — Они серьёзно. Они… Короче, я не могу помочь. Выкручивайся сам. Ты их на меня вывел, ты и разбирайся! Скажи спасибо, что я тебе не предъявляю за то, что ты меня втравил в эту… в беспредел этот.

      Лазарев понял, чего боялся Владимир Германович: что он не заплатит — сбежит куда-нибудь или же начнёт артачиться. Если деньги не сумеют взыскать с него, то куда они пойдут возмещать убытки? Правильно, к Владимиру Германовичу Муралёву.

      Германыч расплатился. Послушался, хотя у него ресурсов побольше… С другой стороны, ему деваться некуда: у него дети, внуки, пространства для манёвра нет. А вот Лазарев может рвануть за границу, и хрен Николай Савельевич его там достанет.

***

      Лазарев хотел оказаться на месте встречи первым, но когда он за пятнадцать минут до назначенного срока припарковался — повезло найти пустое место в первом ряду — Алекс1717 уже стоял возле крыльца «Макдоналдса» и курил. Он смотрел в другую сторону, на вход в торговый центр, и не видел, как Лазарев подъехал. Тот какое-то время сидел в машине и наблюдал за ним. Самый обыкновенный парень, типичный студент младших курсов. Никакого, даже самого отдалённого намёка на манерность. На нём были те же самые светлые джинсы и те же самые кроссовки, возможно, даже та же футболка — её не было видно из-под короткой ветровки. Куртяшка была забавной: из камуфляжной ткани со множеством ярких нашивок, имитирующих настоящие армейские с группой крови и знаками отличия войск и прочей ерундой. Самую крупную нашивку, в виде флага Великобритании, расположенную ровно по центру спины, наполовину скрывал перекинутый через одно плечо рюкзак.

      Лазарев вышел из машины. Он хотел, чтобы Алекс обернулся, и ему не пришлось бы подкрадываться к нему сзади, может быть, окликать, но пацан стоял, немного ссутулившись, и без интереса, сонно смотрел на входящих и выходящих в магазин людей.

      Позавчера в сауне Лазареву показалось, что волосы у Алекса были тёмными, наверное, потому, что они были сырыми после душа. Теперь было видно, что они самого заурядного средне-русого сероватого оттенка. Острижен Алекс был очень коротко, особенно сзади. «Как детдомовец», — подумалось Лазареву.

      Он никогда не считал себя обладателем сверхчувствительного гей-радара — возможно, потому, что вообще не думал над этим и был равнодушен к незнакомым людям, случайно оказавшимся рядом с ним в кафе или в транспорте, — но даже сейчас Лазареву с трудом верилось, что именно этот мальчишка в сауне пропустил через себя не меньше десятка мужиков (если не считать тех, кто пристраивался к нему пососать), да ещё и орал, чтобы трахали сильнее.

      Лазарев нахмурился, убрал очки, которые надевал только за рулём, в карман пиджака и сделал последние пять шагов до крыльца. На него накатило странное ощущение: это происходило не на самом деле, это был сон или же проигрываемый в голове сценарий. Он сам не до конца верил в то, что собирается сделать… Что делает сейчас.

      — Алекс? — тихо окликнул он, подойдя ближе.

      Пацан обернулся и посмотрел напряжённо, без улыбки. У него были тёмные глаза, карие с узким зеленоватым ободком.

      — Вообще-то Кирилл, — сказал он, выбрасывая окурок в урну.

      Лазарев думал, что он после этого протянет ему руку, но мальчишка этого не сделал.

      — Роман, — представился он в свою очередь и сразу указал в сторону дверей «мака»: — Зайдём? — Увидев в ответ молчаливый кивок, он спросил: — Взять тебе что-нибудь?

      — Ну, так, перекусить, — неопределённо ответил Кирилл. — И молочный коктейль.

      Сначала он стоял в очереди рядом с Лазаревым, но потом отошёл в сторону, так и не сказав, что будет есть. Лазарев боялся, что он втихую свалит, но Кирилл, обойдя зал, вернулся и предложил:

      — Давай на улицу выйдем. Нормальные места все заняты.

      Они просто пошли по улице, и Кирилл, громко шурша обёрткой, быстро расправлялся со своим чизбургером. Лазарев, взявший себе только чай со льдом, наблюдал за ним. Парень был, конечно, симпатичный. Немного юношеской миловидности сохранялось, но черты лица были совершенно не женскими, оно всё было сложено из углов и линий, жёсткое, резкое, худое, кроме, может быть, рта; брови и ресницы были насыщенно чёрными — странно для человека с очень светлой кожей и русыми волосами.

      «Красивый мужик будет», — подумал Лазарев.

      — Ты учишься, наверное? — спросил он. — Студент?

      — Нет, — Кирилл настороженно посмотрел на него исподлобья. — Я так… немного работаю.

      Лазарев по этому ответу решил, что, скорее всего, пацан болтается без дела, но задавать новых вопросов не стал: лезть в личную жизнь на таких встречах вообще не было принято, да и выражение лица Кирилла и его угрюмый взгляд подсказывали, что уточнять не стоит.

      — Ты-то точно работаешь, — предположил Кирилл, проводя по Лазареву взглядом.

      — Да, офисный работник, — Лазарев не мог придумать, что сказать дальше: он ясно видел, что разговор у них не клеится, и ситуацию надо выправлять, но не знал как. Он начинал злиться на вдруг накатившую на него глупую растерянность.

      — Ты зачем меня искал? — спросил Кирилл.

      — Понравился.

      — А чего в сауне не подошёл?

      — Не хотел со всеми вместе.

      Кирилл насмешливо поднял брови и поджал нижнюю губу.

      — Знаешь, — он смял обёртку чизбургера, осмотрелся и, не увидев поблизости ни одной урны, запихнул бумажку в наружный карман рюкзака, — я думаю, что всё-таки нет.

      — Нет? — переспросил Лазарев.

      Кирилл взял у него из рук свой молочный коктейль, который уже покрылся каплями конденсата, и повторил:

      — Нет.

      — Почему? — Лазарев сунул чуть влажную и холодную руку в карман пиджака, и сейчас нервно перебирал скопившуюся там мелочь: несколько монет, жёсткую гладкую бумажку и круглую конфетку в шуршащей обертке, которую ему где-то дали в качестве комплимента к чашке кофе. Зажав плотный слюдяной хвостик между большим и указательным пальцами, он мял и выкручивал его, пытаясь сообразить, что и как ему сделать, чтобы удержать мальчишку, заставить его переменить решение. Придумать ничего не удавалось. — Правда, почему? Мы же познакомиться не успели.