Три лишних линии (СИ) - Страница 21
— Еби уже! — елозил Кирилл на его члене.
Лазарев продолжил двигаться, чувствуя, что скоро финал: сейчас ему не хотелось сдерживаться, хотя он знал, что если сдержаться, можно будет довести Кирилла до… А, хуй с ним! Хотелось кончить. Дико хотелось кончить не в резинку, а в это живое, горячечно жаркое, наверное — если представить — красное, чуть воспалённое, натёртое его членом тело.
— Ты с кем-нибудь… — слова застревали у Лазарева в пересохшем горле. — Ты раньше хоть с кем-нибудь… пробовал так? А?
Кирилл сглотнул и покачал головой.
Он и так знал, что ни с кем. Блядь блядью, а осторожный. От того, что Кирилл до него — ни с кем, что никогда и никто не входил в него так, плотью по плоти, соединяясь не только механически, но химически даже, на каком-то неуловимом и опасном уровне, от этого что-то тяжело, грубо, больно сдвигалось внутри, совсем как в тот раз, когда они впервые занимались сексом… Лазарев понял, что кончает, что вколачивается в Кирилла быстро и рвано, трясёт его и сжимает и, наверное, делает ему больно.
Кирилл шумно дышал, почти всхлипывал — его такие вещи заводили. Когда Лазарев отпустил его и наклонился, чтобы вытащить член, то заметил, как по позвоночнику, по крутому его перегибу в пояснице, бежала вниз маленькая, плоская капля пота. Она была уже не первой — катилась по поблёскивающей влажной дорожке. Лазареву захотелось опуститься на колени, чтобы успеть поймать её языком до того, как она скользнёт в щель меж ягодиц — а может, даже и там, но Кирилл вдруг развернулся.
У него было удивительно спокойное лицо. Может быть, немного злое.
Лазарев отвёл глаза и посмотрел на член Кирилла, тёмный на фоне бледного живота. Он ухватил его под самый корень, больно надавив большим пальцем и заставив Кирилла прикрыть глаза и в очередной раз выругаться сквозь зубы.
— Как ты хочешь?
Кирилл не стал открывать глаза, он медленно, с жёсткой и уже довольной улыбкой приказал:
— Отсоси мне.
Он опёрся спиной о стену, расслабленно откинув назад голову, — доверял Лазареву сделать его работу.
Лазарев опустился на колени и взял в рот до половины — они с Кириллом хорошо подходили по высоте, перед ним удобно было стоять на коленях и отсасывать. Лазарев не стал оттягивать член рукой, и тот, стремясь вернуться в прежнее положение, упирался в нёбо. Кирилл попробовал запихнуть его глубже, выгнувшись вперёд, но Лазарев остановил, обеими руками ухватив за бёдра. Потом он завёл руки дальше и начал мять Кириллу ягодицы — не то чтобы там было, что мять. Было, конечно, но не много, особенно сейчас, когда Кирилл, толкаясь ему в рот, сильно напрягал мышцы.
Потискав немного маленькую жёсткую задницу, Лазарев развёл половинки и нащупал там, во влажном и горячем, плотно сжатую дырку. Ему даже палец пришлось просовывать с усилием — Кирилл сначала не хотел, выталкивал.
— Долбаный извращенец, — донеслось сверху, и смешок в конце.
Но он расслабился, впустил, и у Лазарева потекло по пальцам, запачкав ладонь и спустившись даже ниже запястья. Он гладил и ощупывал Кирилла внутри, запуская пальцы всё смелее и глубже в его задницу, а тот, ухватив Лазарева за затылок, заставил всё-таки взять до конца… Было больно, когда головка надавила куда-то далеко в горло, и желудок, подчинившись разбуженному рвотному рефлексу, прыгнул вверх. Лазарев закашлялся — вернее, попытался, потому что сделать это с засунутым по самые гланды членом было невозможно, и у него только рывками задёргался кадык и откуда-то из груди послышалось хриплое полуудушенное клокотание.
Кирилл не отпускал его, натягивал на себя и загонял член в горло. У Лазарева выступили слёзы на глазах. Он понимал, что может вырваться, но не мог заставить себя сделать для этого хоть что-то: откинуть голову назад или вытащить засунутые в Кирилла пальцы, которыми он сейчас грубо и сильно растягивал его, тоже, наверное, делая больно.
Кирилл, еще три раза дёрнувшись, кончил. Он сразу же отпустил Лазарева — может быть, пальцы сами разжались во время оргазма.
Тот, прокашлявшись наконец, обессилено сел на пол. Кирилл уже застёгивал джинсы, но лицо у него было странное: тупо, неестественно спокойное, будто пьяное или обдолбанное. Лазарев подумал, что у него сейчас лицо, наверное, было не лучше: красное, разгорячённое, мокрое.
Кирилл снял кроссовки и ушёл на балкон курить. Лазарев слышал, как он рывком открыл дверь, а потом с силой же захлопнул. Он тоже чувствовал что-то вроде похмелья, безжалостного и уродливого отходняка после охуенного секса, и чем круче был секс, тем шире расползалась потом между ними враждебная и грязная пустота.
Лазарев поднялся с пола и пошёл мыть руки. Потом он разобрал пакет из магазина, оставив на столе лишь бутылку пива, подумал, открыл её и пошёл на балкон.
Кирилл, как всегда, стоял с зажжённой сигаретой в руке и смотрел прямо перед собой. Он будто даже не слышал, что Лазарев встал рядом с ним.
Он казался мелким, не старше Ильи… Не потому, что выглядел младше своих лет, просто выражение лица было обиженно-наивным, растерянным. И эти округлые детские пальцы, сжимающие сигарету…
— Извини. Мне надо было сначала спросить… — начал Лазарев.
Кирилл не удостоил его взглядом, но коротко кивнул:
— Блядь, да…
— Ты же знаешь, что я больше ни с кем.
— А вдруг я с кем? — так же равнодушно отозвался Кирилл.
Лазарев пожевал нижнюю губу и выдохнул:
— Ты бы без резинки не дал.
Кирилл пожал плечами.
— Думаешь, ты один на свете такой мудак, который полезет… — Кирилл не договорил и поднёс сигарету к губам. Движение было равнодушно-машинальным, он даже затягиваться толком не стал.
— А кто-то ещё… — неуверенно спросил Лазарев. — Он есть? Ты ещё с кем-то?
— Тебе-то что?
— Интересно.
Кирилл держал сигарету перед собой и задумчиво рассматривал. Выражение лица у него было такое, словно он вот-вот расскажет, надо лишь подождать немного, дать ему время, но Кирилл так и не ответил.
— А у тебя было раньше так? — он повернул голову к Лазареву.
— С одним только. С самым первым. Мы с ним долго встречались и, наверное, если бы…
— Что «если бы»? — тут же уцепился за конец фразы Кирилл.
— Если бы он не уехал, я бы не женился. Всё было бы не так.
— Расскажешь?