Три лишних линии (СИ) - Страница 12

      Шторы в комнате были задёрнуты, но несмотря на вечер солнце светило в окно ярко и издевательски весело. Не то что до темноты, хотя бы до сумерек был ещё как минимум час. Спасительной слепоты не будет. Ему придётся смотреть.

      — Я в ванную, — сказал Кирилл.

      Он вышел из комнаты, уверенно пересёк прихожую и открыл дверь в ванную, не перепутал, только на полсекунды задержался, ища выключатель.

      Лазарев отвернулся и начал раскладывать диван. Он уже всё сделал и оставалось только застелить бельё, как из ванной послышался шум воды, удивлённый возглас Кирилла и вслед за ним мат.

      К Лазареву не так часто приходили гости, которым требовалось бы воспользоваться душем, но он их обычно провожал до ванной и объяснял, как пользоваться краном. Кирилл уверенно умчался туда сам, а про термостат перепсиховавший Лазарев даже не вспомнил.

      Когда Лазарев забежал в ванную, голый Кирилл, до этого безуспешно пытавшийся справиться со смесителем, не залезая в ванную, лез под душ.

      — Вот сукаблядь! — ругался он, безуспешно крутя скользкую рукоятку, от чего напор лишь становился сильнее. — Триёбище!

      Лазарев оттолкнул его и, изогнувшись, чтобы и его не облило ледяной водой, протянул руку и выключил душ.

      С головы до ног мокрый Кирилл смотрел на него благодарно и одновременно зло.

      — Что за мудацкий кран?! — губы у него стали лиловатого, тёмно-сливового цвета, а сам он весь дрожал.

      — Ты зачем на кнопку нажал? — спросил Лазарев, протягивая руку за полотенцем.

      — Ну я покрутил вот ту ручку до конца, ничего не происходит, решил другую. И на кнопку заодно нажал.

      Только что снятое с сушки полотенце с одной стороны было чуть ли не горячим.

      — Ты когда до конца выкрутил, включил одну холодную воду, а потом душ кнопкой.

      — Да я понял! Я, блядь, выключить его не могу, теплее сделать тоже… Скачу под ним! — Кирилл обнял себя руками и потёр озябшие бока и спину.

      Он до сих пор стоял в ванной и возвышался над Лазаревым. Когда тот протянул ему полотенце, Кирилл нагнулся вперёд, не отнимая покрытых мурашками рук от своих тощих, с обозначавшимися при каждом вдохе рёбрами, боков. Лазарев накинул полотенце ему на плечи, обернул вокруг тела и начал осторожно растирать.

      Кирилл часто дышал ртом. Лазарев взял конец полотенца и провёл им сначала по одной щеке Кирилла, потом по второй, потом обтёр ему лоб.

      Мокрый, замёрзший, до сих пор немного растерянный, он вызывал вкрадчивое, тёплое желание обнять и успокоить. Неуместную, совершенно к Кириллу неприменимую и наверняка ему не нужную нежность.

      Лазарев поглаживал и похлопывал его руки, плечи, спину и не знал, что делать дальше. Если бы Кирилл не стоял в ванной и они с ним были бы одного роста, он бы его поцеловал. Вжался бы ртом в эти полуоткрытые, синеватые, только начинающие отогреваться и краснеть губы. Почему-то казалось, что они будут необыкновенно мягкими, но сильными, а когда надо — податливыми. Кирилл смотрел на него не моргая, и мокрые ресницы делали лицо открытым и беззащитным.

      — Может, тебе лучше горячую воду включить? — спросил Лазарев.

      — Сначала отойду подальше, — Кирилл, не вылезая из полотенца, отступил к дальнему от душа краю.

      Лазарев сначала пустил воду из крана, поставил нужную температуру, а потом только включил душ.

      — Если слишком горячо, крути от себя.

      Кирилл бросил ему полотенце и, заботливо задёрнув шторку, залез под душ.

      — Тепло-то как. Кайф…

      — Справишься один или остаться? — спросил Лазарев.

      — Как хочешь, — в равнодушно сказанной фразе слышалось приглашение остаться.

      Лазарев хотел остаться. Он быстро снял с себя одежду и перекинул ногу через бортик ванной.

      Кирилл чуть потеснился, давая и ему тоже место под душем. Лазарев обнял его, соединив руки за спиной, и посмотрел ещё раз в немного приподнятое навстречу ему лицо.

      — Красивое тело, — удовлетворенно заметил Кирилл, словно бы довольный тем, что Лазарев обещание сдержал: оказался мужиком, хоть и не юным-свежим, но в хорошей форме. — И загар.

      Теперь, когда они оказались прижаты друг к другу, кожа Кирилла казалась ещё бесцветнее рядом с ярким, тёплым загаром Лазарева, привезенным со Средиземноморья.

      Горячая вода била сбоку, стекая по щекам и плечам и заполняя тесное пространство между их телами влажным жаром.

      Лазарев опустил глаза, почувствовав, как его правого бедра касается вставший член Кирилла. Прикосновение было плотным, чуть пружинящим, откровенным. Лазарев — наверное, после этих бледных, как будто ненастоящих сосков — ожидал увидеть тоже ненастоящий, недоразвитый член. Член у Кирилла был большой и ровный. Лазарев дотронулся до него, прошёлся пальцами вниз, обхватил крепкие, туго обтянутые кожей безволосые яички. От прикосновения к мокрому, горячему, возбуждённому телу у Лазарева по спине прошлась лёгкая дрожь.

      Он, всё ещё смотря вниз, скорее увидел, чем почувствовал собственный стояк. Его член твердел и поднимался, и удары брызг по нему казались более острыми и сильными. И даже внутри, куда брызги не попадали, всё тоже кололо и горело. Одна из вещей, которые с самого начала стали бешено заводить Лазарева в мужиках, — хорошо видимое и осязаемое чужое возбуждение, понимание, что стоит на тебя.

      Он поднял голову. Кирилл смотрел на него, покусывая нижнюю губу.

      Лазарев прижал его к себе сильнее. Почему-то здесь, под струями душа, сделать это было легче. Вода растворяла границы, делала таким простым и естественным соприкосновение… Лазарев начал целовать Кирилла, его мокрые и послушные губы. Тот ответил жарко, с готовностью.

      Он иногда отрывался, а потом резко впивался в рот Лазарева, дразня и играя. Для него это было игрой. Очередным ничего не значащим трахом. Повёрнутый на сексе пацан. Симпатичная, но туповатая и дешёвая давалка. Жаль, что не настолько тупая, как Лазареву того хотелось. Тогда всё было бы проще, тогда он мог бы, наверное, обойтись без секса. У него стояло, но секса с Кириллом он боялся. Ему делалось страшно от того, что эти скользкие и мокрые прикосновения переворачивали в нём что-то и тянули, тянули, тянули в стороны концы грубого, наскоро завязанного узла, скрытого внутри, за плотными слоями кожи, мышц, сухожилий, рёбер. А детские пальцы Кирилла медленно, с раскованной и пошлой самоуверенностью гладили ему шею и распутывали петля за петлей этот горячий и мучительный узел.

      Лазарев шумно втянул в себя воздух и, следуя пальцами за струйкой текущей вдоль позвоночника воды, просунул их меж ягодиц Кирилла. Пальцы дрожали то ли от перенапряжения, то ли от насыщенного, пьяного желания… Узел распался. Лазарев почувствовал, как его отпускает. Кирилл — наконец-то — победил.