Три комиссара детской литературы - Страница 11

Попробуем же рассмотреть некоторые его произведения с точки зрения взаимоотношения МИРА ДЕТЕЙ с МИРОМ ВЗРОСЛЫХ — и последствий этого взаимоотношения.

Если прочесть произведения Крапивина в том порядке, в котором они выходили в свет, то мы увидим, что одну и ту же ситуацию он рассматривает в нескольких произведениях подряд, причём всегда с некоторым смещением огневой позиции. Например, проведение в классах сборов завучами или классными руководителями мы найдём и в «Валькиных друзьях и парусах», и в «Мальчике со шпагой», и в «Колыбельной для брата», и в «Трое с площади карронад», и в «Журавлёнке и молнии», причём и действия начальства, и противодействия ребят показаны по-разному, да и результаты этих столкновений тоже различны. Или — проблема дружбы — её поисков, борьбы за неё, отстаивания её перед взрослыми — в «Лётчике для особых поручений», «Колыбельной для брата», «Трое с площади карронад», «Журавлёнке и молнии». И ряд других проблем также переходит из книги в книгу, из произведения в произведение, причём рассматриваются разные варианты и разные концы, от трагических — допустим, результатов гибели «АнтАркТиДы» в «Лётчике для особых поручений» до отчаянного боя, данного Тимкой Селем в защиту дружбы со Славкой и выигранного им — в «Трое с площади карронад».

Второй особенностью крапивинских произведений является то, что в них рассматриваются не совсем обычные условия. Герои их попадают в самую крутую переделку, в такую, в которой подавляющее большинство ребят обречены на поражение. Подобно тому как в жюльверновском «Таинственном острове» колонисты смогли добиться успеха лишь потому, что на острове оказалось совершенно невероятное сочетание флоры, фауны и полезных ископаемых, а сами они в очень небольшой группе имели двух энциклопедистов в теории и практике — Герберта и Сайруса Смита, да и прочие были отнюдь не безрукими, — так и Максим Рыбкин, к примеру, в повести «Болтик» сумел выстоять в схватке с вожатой лишь потому, что в один день и в хоре солировал, и пожар потушил, и с очень хорошим и умным человеком поговорил о делах важнейших, и с чудесной девочкой познакомился, и страшного и сильного врага сумел победить. А не много ли удач? Сверх всякой вероятности… Но в ходе описания этих не очень-то вероятных в своём сочетании событий писатель даёт своим читателям такую информацию, которая станет теперь частью их собственного жизненного опыта и поможет им выстоять в таких условиях, в которых до прочтения его книг они были бы обречены на беспощадный разгром. так что это — художественный приём, вполне допустимый и многими с успехом применяемый. Так, Емельян Ярмагаев в исторической повести «Возвращающий надежду» (Л. Детская литература. 1971) свёл воедино детали ряда восстаний крестьян и горожан в разные годы и в разных регионах Франции. Во время реальных событий в Байонне, действительно имевших немалый размах, не было там ни Жана Босоногого, ни «армии Страдания» — они были в другое время в Нормандии. Но это не сделало романтичную историю «Возвращающего надежду» менее достоверной — не голая точность является идеалом (хотя я и сам стремлюсь к ней максимально, ибо мой жанр не художественный, а исследовательский, «поиском истины» именуемый), а максимум влияния на читателя — ради его, читателя, поумнения и его, читателя, более разумного и отважного поведения в сходных в какой-то мере условиях. И этого Ярмагаев добился — его герой выше своего современника д'Артаньяна и может служить лучшим примером для детей, подростков и взрослых. Иное дело, что тираж этой книги безнадёжно отстаёт от «Трёх мушкетёров», но это уже не вина автора.

Третьей особенностью крапивинских произведений, пока что очень кратко мною отмечаемой, является особое внимание к развитию способности мыслить у детей. И основная масса его персонажей, к сожалению для нас, советских людей, не относится к числу мыслителей, а по-настоящему думать начинают очень немногие. И это — факт, обычно огульно отмечаемый, но в последние годы всё более заставляющий себя признать. Герои Крапивина — именно та небольшая часть советских детей, которые способны думать на уровне, положенном «хомо сапиенсам», «человекам разумным». Увы, далеко не все двуногие из этого рода, входящего в отряд приматов класса млекопитающих, таковы. Но это — особый разговор. А пока просто отметим внимание Крапивина к процессу поумнения, к его фазам. И — перейдём к разбору его произведений с учётом упомянутых трёх особенностей.

Началось оно с повести «Палочки для Васькиного барабана», точнее — с одного эпизода в ней. Пятиклассник Игорь Васильков поймал невиданного жука, добыл у девятиклассников эфира, усыпил добычу и, уложив её в коробочку, успел вовремя на урок немецкого. Урок давала студентка-практикантка и на уроке присутствовали «очень солидные дяди и тёти, наверно, из гороно или института». Произошла путаница, вместо коробки с мелом студентка открыла коробку с усыплённым и, следовательно, абсолютно уже безопасным жуком…

Вот и весь эпизод. С юмором написано. Только смех-то сквозь слёзы.

Что взять с дуры-практикантки, описанной весьма иронически — с причёской, похожей на извержение вулкана Этны, розовым маникюром и мелодичным визгом. Но ведь потом-то в дело вступают куда более бывалые педагогические волки! И какое может быть ко всей этой педагогической буре отношение у ребят? Как должны они относиться к грозному директору и его мерам? Будет ли у них иметь авторитет всё взрослое школьное и надшкольное начальство? Ответ — в заявлении девятиклассников, что они не пожалеют усилий для помощи герою, устроившему этот развеселивший всю школу «бой быков»… Это — первый серьёзный случай, замеченный Крапивиным-писателем, первое его обращение к неблагополучию в нашей школе. И больше мы об этой повести говорить не будем, а перейдём к «Валькиным друзьям и парусам».

В вышедшей в 1967 году повести «Валькины друзья и паруса» было сказано достаточно чётко то, что думал автор о вожатых типа Равенкова и завучах типа Анны Борисовны. Так было сказано, что покровители и размножители оных сразу учуяли неладное и при имевшей место в 1979 году экранизации этой повести для телевидения сумели выкинуть из сценария всё злободневное и острое. Кстати, то, что такая повесть была экранизирована только через 12 лет, тоже результат немедленной их реакции. Так вот — в фильме получилась миленькая и меленькая историйка, где не потому не пошёл Валька собирать металлолом, что считает глупостью бегать за консервными банками, когда вот — перед носом у всего города — ржавеет без пользы и применения многотонный механизм, а только потому, что он рассеянный художник и слишком уж увлёкся рисованием и забыл о воскреснике. И конечно же Анна Борисовна перестала быть той, о которой Валька понял, что «Анна Борисовна устала. И что ей, наверно, очень хочется домой и, может, по дороге ещё надо зайти в булочную, которую скоро закроют; а потом придётся готовить ужин, возиться с посудой и думать о завтрашних уроках… И он, Валька Бегунов, только маленькая частичка многих забот. И, возможно, она вовсе не была уверена, что его следует исключить из пионеров, но раз уж к этому пошло дело, надо доводить до конца. Надо, потому что нельзя поддаваться слабости и усталости, когда на тебя смотрят ученики…»