Тревожные будни - Страница 95
— То, что за честными людьми шел понапрасну, — полбеды. В конце концов, на них не написано, кто они. А наше дело — лишний раз проверить. Беда в другом. Зачем Манькову отпустил?
— Какую Манькову?
— Да спекулянтку, что цветами торговала!
— Так ведь я ее предупредил, и она ушла.
— «Ушла-а»... — передразнил Александр Васильевич. — На другую сторону перешла и там преспокойно драла деньги с людей, пока машина наша патрульная не прибрала ее. А ведь пост-то твой.
— Думал, поняла она все... — пытался оправдаться Саша. Теперь он понял, о чем хотел ему сказать майор, да, видимо, пожалел для первого раза. — Опростоволосился, значит, — виновато закончил фразу Александр.
— В том-то и дело. Проследить нужно было, как выполнит Манькова твое указание. — Ну да ладно, для начала вел ты себя молодцом, — голос Нефедова опять смягчился. — Будешь милиционером, племянник. Равчеев так говорит, а он слов на ветер не бросает.
Пуля, которой не было
Александр Попрядухин. Когда мне предложили стать участковым инспектором, я недолго колебался. Дал согласие. Давно этой службой интересовался. Живая она. Все время среди людей. И с горем к тебе идут и с радостью... за советом и за помощью...
В дежурку забежал молоденький сержант:
— Попрядухин, к начальнику отделения!
«С чего бы это, — думал, шагая по длинному коридору, Александр, — вроде никаких промашек не допускал в последнее время, чтобы «на ковер» вызывать. Впрочем, разве за собой все уследишь. Без причины начальство не требует к себе».
Осторожно приоткрыв дверь, Попрядухин спросил!
— Разрешите войти, товарищ подполковник?
— Заходи, заходи, присаживайся...
В кабинете кроме начальника находились Равчеев и участковый инспектор Зорин. Они продолжали, видимо, давно начатый разговор. В тот момент, когда появился Попрядухин, Зорин задал начальнику вопрос:
— Почему молодежь интересуют профессии геологов, археологов, географов?..
— Наверное, потому что они обещают поиск и реальный конечный результат.
— Правильно, товарищ подполковник. А где поиск, там и романтика. Честно говоря, меня в милицию тоже романтика привела. Тоже хотелось поиском заняться. И возможности есть, в уголовном розыске например, в следствии...
Равчеев перебил инспектора:
— А в службе участкового нет?
— Нет.
— Эх ты, Зорин, романтичная душа! Не понял своего дела. Ведь у тебя на участке столько трудных людей со сломанными судьбами, со сложными характерами! Разве никогда не хотелось тебе поискать в их душах нечто хорошее, святое, на что опереться можно? Такой поиск подороже геологического ценится. Там с мертвой породой дело имеешь, а здесь с живым человеком, который на распутье. От успеха твоего поиска часто зависит, станет ли он на правильную дорогу или скатится в болото преступности.
— Это очень сложно для меня, товарищ майор... — Смущенно произнес Зорин.
— Потому ты и подал рапорт о переводе в другую службу?
Александр стал догадываться, зачем его пригласили. Еще накануне Зорин намекнул о том, что, может быть, сдаст участок ему, Попрядухину.
Начальник отделения решил закончить разговор:
— Ладно, Зорин, насильно держать тебя на участке не собираемся. Жилка в тебе оперативная есть, попробуй заняться розыском. Ну а дела передашь Попрядухину, если, конечно, у него не будет возражений. — Подполковник взглянул на Александра: — Не будет, сержант?
Александр быстро поднялся со стула, но не ответил. Он был несколько растерян и не сразу нашелся, что сказать. Как всегда, выручил наставник.
— А разве могут быть возражения у солдата, которому открывается путь к генеральским звездам? — пошутил Равчеев.
— Это точно, — подхватил мысль майора начальник отделения, — участковый инспектор — первая офицерская должность у нас. Ответственная должность.
— Вот этого я и опасаюсь, — произнес наконец Саша.
— Чего? Ответственности?
— Нет, трудностей. Справлюсь ли, хватит ли знаний...
— Майор рекомендует, значит, верит в тебя. Так что не робей и завтра же выходи на участок. Будут трудности — поможем. Да и сосед там у тебя толковый, старый служака, советом не поскупится. Значит, порешили?
— Так точно!
— Вот и хорошо.
...Нынешнему участковому инспектору столицы, имеющему отдельный кабинет в опорном пункте или, в худшем варианте, комнату при ЖЭКе, трудно представить, что его коллеге каких-нибудь пятнадцать лет назад приводилось задавать себе с утра вопрос: где приткнуться сегодня? Хорошо, если коммунальные работники предложат стол в конторе, а то и того не было. Приходилось людей либо в отделение приглашать, либо встречаться с ними в квартирах. А где собрать активистов? Где просто над документами посидеть? Дома? Так он, как правило, на другом конце Москвы. Но Саше, можно сказать, повезло. Начальник ЖЭКа, Семен Тихомирович, выделил ему место. Постоянное, в красном уголке. Так что жильцы знали, где можно в случае чего отыскать участкового. А на первых порах, как это ни грустно, пришлось Попрядухину, человеку по натуре деятельному, привязаться к стулу. Массу бумаг оставил Зорин: книги учетов, планы, списки... Одним словом, канцелярия, в которой требовалось основательно разобраться.
А в красном уголке особенно не сосредоточишься. Только решил заняться подучетниками, теми, от кого неприятностей ждать приходится, ввалились трое шумных пенсионеров с рулоном ватмана — редколлегия. Заспорили: помещать карикатуру в стенную газету или нет? Только смолкли — врывается какой-то молодой человек с шевелюрой как у Анжелы Дэвис:
— Вы надолго здесь расположились?
Вопрос этот и к участковому, и к пенсионерам.
— А что?
— Нам шахматный турнир проводить нужно.
Шахматный турнир! Значит, подучетников на сегодня — побоку. Впрочем, можно пойти в отделение. Саша стал собирать бумаги.
И вдруг словно вихрь ворвался в комнату. Сшибая на ходу стулья, к инспектору приближалась женщина. Растрепанная, с пунцовым лицом, с диким испугом, застывшим в широко раскрытых глазах, Подойдя к столу, она опустила на него свои мощные кулаки и перевела дыхание.
— Что ж это делается? — каким-то тонким голоском, никак не вяжущимся с крупной фигурой, спросила она. — Что ж это делается? Уважаемый товарищ милиционер, вроде бухгалтера, над амбарными книгами в теплом местечке устроился, а на улице стрельба!..
При последних словах пенсионеры оторвали головы от листа ватмана, навострили уши. Тот, с черной шевелюрой, подскочил к столу. Попрядухин понял, что может разразиться скандал, и перехватил инициативу.
— Успокойтесь, пожалуйста, и объясните, что случилось... Мы, честно говоря, стрельбы не слыхали.
— Услышишь здесь, за метровыми стенами!
— Так все же кто и где стрелял?
— Каких-нибудь десять минут назад выстрелили в окно моей квартиры... Вы слышите, граждане! — обращаясь уже к пенсионерам, перешла на крик женщина. — Ну чем не Техас у нас! Бродят вооруженные ковбои, а товарищ инспектор у меня спрашивает: «Кто стрелял?» Уж будьте любезны вы сами ответить на этот вопрос и оградить меня от посягательств!..
— Значит, стреляли в окно? — не теряя выдержки, спросил Александр.
— Я же русским языком сказала.
— Как ваша фамилия, имя, отчество?
— Вы перепутали, милейший, не я стреляла, зачем же меня допрашивать?
— Данные, которые я прошу сообщить, нужны для протокола.
— Ну хорошо! — Посетительница назвала свою фамилию.
Попрядухин вспомнил, как Зорин, предупреждая об этой семье, говорил: «Муж — видный человек, жена — скандалистка». Характеристика нелестная. Но в данном случае, если выстрел произошел на самом деле, состояние женщины можно было понять. Если произошел...
— Извините, пожалуйста, — произнес инспектор, — я должен позвонить в отделение, сообщить о случившемся.
Женщина грузно опустилась на стул, вытащила из сумки жестяную коробочку с валидолом, сунула таблетку под язык.