Тревожные будни - Страница 100
— Где? — этот нетерпеливый вопрос задали одновременно многие собравшиеся в красном уголке, в том числе, естественно, и лейтенант.
— Где, как не в гастрономе. В винном отделе, с Витькой Грохотовым...
Это уже что-то существенное. План дальнейших действий был ясен: немедленно к братьям. На ходу Попрядухин попросил дружинников быть наготове, может, придется самим брать преступников. И скорее к знакомому подъезду.
Как и в первый раз, звонить пришлось долго. Как и тогда, наконец-то раздались шлепающие шаги и открыл дверь Грохотов-старший. Но в этом человеке произошли разительные перемены: исчезли неопрятные космы, лицо молодое, светлое. И запах сивушный пропал. Грохотов стоял смущенный и слегка встревоженный.
— Александр Иванович?! В такой-то час? Случилось что?
— Витя дома?
— А где ему быть. Недавно только со смены вернулся, отдыхать лег.
— Если можно, разбудите его.
— Никак, натворил что? — испуг откровенно звучал в словах Грохотова-старшего.
— Нет-нет! — успокоил участковый. — Помощь его нужна.
— Помощь? — теперь уже удивился Грохотов.
Однако они уже входили в комнату...
Разбуженный Виктор долго не мог понять, что, собственно, хочет от него лейтенант. Гастроном? Да, раньше частенько хаживал туда, благо, Дуська-продавщица без очереди отпускала водку. Парень, мастер спорта? Нет у него знакомых мастеров. Впрочем...
— Как вы говорите, пиджак в полоску, длинные волосы?..
— Именно...
— Значит, на манекен похож? — Виктор неожиданно засмеялся.
Старший брат одернул его:
— Не до смеха сейчас...
— Как же не до смеха... Ведь это же Пашка Рыжий... Так какой же он, к черту, мастер спорта! Может быть, только по литрболу...
— Но у него значок, — уточнил инспектор.
— Значок? Правильно, есть. Но на барахолке не то что значок, любую бляху купить можно...
«Пашка Рыжий, что-то не припомню такой клички, — думал Попрядухин. — Нет, определенно на участке такого нет». Тут, словно разгадав мысли лейтенанта, Виктор сказал:
— Пашка-то не наш. Если что натворил, не вам отвечать, Александр Иванович.
— Не об ответственности сейчас речь. Витя, ты знаешь, где он живет?
Парень замялся.
— Что смущаешься? — спросил Александр Иванович.
— Как вам сказать. В приятелях мы с ним не ходили. Но корешами считались. Хорошо ли, если по моей вине он на пятнадцать суток угодит по пьяному делу?
— Почему именно на пятнадцать суток?
— А что он еще, Пашка, сделать может? Так, мелкий пакостник. Когда хмельной — дуреет.
— Поверь мне, Виктор, дело не о мелочах идет. Пашка твой замешан в серьезном преступлении, и от того, как скоро мы Рыжего найдем, многое зависит, в том числе и его собственная судьба. Вот ты говоришь, он ни на что не способен. А если втянул кто?
— Втянул? Что ж, это возможно... И на самом деле все так серьезно?
— Иначе бы не стал вас беспокоить в столь поздний час.
Виктор поднялся с постели, на которой сидел полураздетым, и начал вышагивать торопливо по комнате. С прошлым парень порвал, и, видимо, окончательно: заводской коллектив пришелся ему по душе. И заработки приличные, и уважение. Но в то же время хорошо ли подводить былого собутыльника? На развилке парень оказался. «Вроде бы накрепко я пристал к новому берегу, — думал Витька, — так стоит ли сохранять шаткий мостик, соединяющий со старым? Тот, старый, поначалу только казался беззаботным и разгульным, а вишь ты, в какую трясину на нем можно попасть. Александр Иванович — человек правдивый, убедился в этом сам, — говорит, дело серьезное, стало быть, преступлением тяжелым пахнет. К лицу ли мне, рабочему, теперь покрывать преступника? Может, и сам Пашка запутался?..»
Виктор продолжал ходить по комнате. Попрядухин не торопил его. Только раз, словно невзначай, взглянул на часы: дескать, время. Грохотов сделал выбор:
— Ладно, лейтенант, обожди меня, мигом оденусь.
По лестнице спускались бегом. В подъезде нос к носу столкнулись с Василичем.
— Александр Иванович, оперативная группа прибыла. С собакой. Вас кличут.
— С собакой? Не понадобится она. Своими силами обошлись...
Его любовь — самбо
Александр Попрядухин. Занимаюсь ли я спортом? Безусловно. Милиционер обязан всегда находиться в отличной физической форме. Ну а если говорить о конкретных видах, мое сердце отдано самбо...
Самбисты двинулись навстречу друг другу. Высокий явно ошеломлен натиском. Значит, задача состоит в том, чтобы не дать ему опомниться, прийти в себя. Попрядухин снова в атаке. Он прекрасно проводит «переворот». Соперник на ковре. Но что это? Во время исполнения приема Саша поскользнулся. Падая, он молниеносно выбросил перед собой правую руку. И видимо, неудачно. Подвернул ее.
Гримаса боли, на миг промелькнувшая на лице спортсмена, не осталась незамеченной тренером.
— Стоп! — скомандовал Панкратов и подбежал к лежавшему Саше. Спросил участливо, с тревогой: — Что, травма? — Взял руку Попрядухина, чуть потянул на себя кисть. Саша не вскрикнул, но по тому, как искривился рот атлета, тренер понял все. — Врача! — крикнул он собравшимся вокруг самбистам.
Саша чувствовал себя неловко. «Чепуха какая-то, — думал он. — Наверное, просто растяжение, а сколько хлопот доставил. Вот и доктор спешит...» Толстенький, суетливый, с блестящим саквояжиком, доктор семенил через зал. Вот он уже достает ампулу с хлорэтилом. Значит, замораживать будет.
— Ничего, милейший, разве это травма? Травмочка, пустячок! — Неожиданно сильные пальцы врача надламывают ампулу.
— Да я тоже так думаю. Зря вас только позвали.
— Для нас, милейший, каждый вызов что праздник, И так говорят, даром зарплату получаем. И кроме того, не дам тебе сейчас холода, к вечеру рука с дыню будет. Хлорэтил постепенно снимал нестерпимый жар, только что бушевавший в руке...
— Здорово... Спасибо доктор.
Саша поднялся со скамьи и направился к раздевалке. Его догнал Панкратов:
— Эскулап говорит, ничего страшного. Пару занятий, правда, придется пропустить, но до первенства Москвы все обойдется. Так что не расстраивайся.
— Да я, собственно, и не расстроился. Жаль, что бой до конца не довел.
— Бой? Да разве он у тебя последний!..
Если бы знал тренер, как он в эту минуту был близок к истине... Если бы знал, то наверняка пошел бы вместе с Попрядухиным, проводил бы его...
На столицу опускались сизые сумерки. На магистралях еще не вспыхнули фонари. Лишь витрины магазинов осветились ровным матовым светом. Когда Александр вышел на улицу, было еще светло, он без труда разобрал цифры на диске телефона-автомата. Набрав нужный номер, Попрядухин услышал знакомый голос, но по привычке спросил:
— Надя, ты?
— А кто же еще может подойти к телефону?
— Конечно, конечно...
— Ты что, задерживаешься?
— Нет, наоборот, еду домой...
В голосе жены сразу послышалась тревога:
— Почему вдруг, что-либо случилось? Насколько я понимаю, до конца тренировки еще полтора часа...
Саша замолчал, он думал, как ответить Наде, не напугав ее и не обманув...
В кабину заглянула девушка. Увидела, что она занята, сделала досадливую гримасу и быстро пошла дальше.
— Отчего ты не отвечаешь? — Надя явно нервничала.
— У меня упала сумка, — схитрил Саша. — И зря ты волнуешься, все в порядке, просто Панкратов решил дать мне отдохнуть перед чемпионатом...
— Так я жду...
— Через сорок минут буду дома.
Саша шагал быстро, уверенно. Позади осталась оживленная улица, тихий переулок, ведущий к железнодорожным путям. Вот и переход через них... Пружинистыми прыжками Александр преодолевал ступеньки, сначала через две, затем через три... Тоже своего рода тренировка. И вдруг он услышал крик. Резкий, зовущий, тоскливый. Крик беды... В этот момент милиционер был уже на переходе. И он сразу увидел впереди, метрах в двадцати, человеческие фигуры. Две огромные сжали третью — маленькую. В следующее мгновение Саша уже отчетливо различил, как мужчины схватили за руки девушку. Она повернула в сторону подбегавшего Попрядухина искаженное страхом лицо... Совсем недавно у автоматной будки он видел ее.