Третья степень близости - Страница 5
– Ничего не помню, – твердил этот тип одно и то же. – Ничего не видел! Ничего не слышал! Заступил на дежурство, выпил чаю с печенюшками, которые мне по должности полагаются, и все… Ничего не помню!
Очнулся сторож уже на улице, на сырой земле. Вокруг бегали люди, за его спиной горело здание магазина. А сам он решительно ничего не мог сказать о том, как же так получилось.
– Да ты, паря, похоже, не один чаек-то попивал! – разозлился на него участковый. – Или эти… как их там… печенюшки с начинкой у тебя были!
– Хорошие печенюшки! И чай хороший. Всегда его пью. И прямо в первый раз со мной такое…
Растерянность сторожа выглядела так убедительно, что его в конце концов оставили в покое. Все равно он не мог сказать ничего вразумительного. Участковый решил, что сторож хлебнул лишнего, да и заснул на дежурстве. А когда начался пожар, он каким-то образом сумел протрезветь, добраться до выхода, выбраться на свежий воздух и тем самым спастись.
Против этой версии говорило то, что от сторожа спиртным не пахло. Ничуточки!
– Выветрилось! – твердил капитан. – Или закусил чем, что запах отбило.
– Да не пью я! – почти плакал сторож. – А уж на дежурстве и вовсе ни капли в рот не употребляю!
– Ты был пьян!
– Не был! Хотите, экспертизу вашу делайте. Не пил я!
– Экспертизу ему! – окончательно разозлился капитан, взбешенный упрямством сторожа. – А отпечатки пальцев с тебя не снять?
Почему-то фраза про отпечатки пальцев чрезвычайно напугала сторожа. Он весь сжался и затих. Удовлетворенный моральной победой над сторожем, участковый развернулся в сторону Викули.
– Ну, дорогая девушка, – произнес он тоном, не предвещающим «дорогой девушке» ровным счетом ничего хорошего. – Будем признаваться?
– В чем признаваться-то?
– В преступном сговоре вот с этим типом!
И участковый презрительно кивнул на безучастно замершего на стуле сторожа.
– Впервые вижу этого человека, – пожала плечами Вика. – То есть не впервые, но так близко – только сейчас.
– Ну, конечно, конечно! – зловредно рассмеялся участковый. – Теперь вы будете все отрицать!
– Буду! Потому что знать этого человека не знаю. Видела его мельком, и только!
– И еще скажете, что денег ему тоже не платили?
– Не платила! Он на меня не работает. Зачем же я буду ему платить?
– А за поджог! – радостно просветил ее участковый. – За поджог, милая! Или скажешь, что это тоже не ты?
– Не я!
– Ну, значит, муженек твой! Или кем уж он там тебе приходится, не знаю!
– Леша ни в чем не виноват! Не смейте его обвинять!
– Не виноват, значит? А кто виноват? Ты?
– И не я!
– Так ничего не получится, милая. Либо ты виновата, либо он. Иначе – никак! Больше конкурентов у погорельца не было. Только ты и твой женишок!
Кира от такого безобразного допроса даже покраснела. При этом у нее заалели кончик носа и подбородок. А это был очень и очень настораживающий признак. Но, увы, об этом знала только Леся. А вот участковый, на которого и был направлен гнев Киры, этого знать не мог. И поэтому он не усмотрел в покрасневшем Кирином носе никакой для себя лично опасности. А зря!
– Это не допрос! – звенящим от злости голосом внезапно произнесла Кира, словно призрак возникнув за спиной участкового. – Не допрос, а форменное безобразие! Где у вас улики, которые бы позволили заподозрить Вику или ее жениха в поджоге? Нету? Может быть, у вас свидетели имеются, видевшие, как они поливали бензином соседский магазинчик? Что? Тоже нету? Тогда, может быть, имеются устные показания, что Вика или ее жених прилюдно грозились уничтожить конкурентов? Нет? Тогда все ваши слова не больше чем бред сивой кобылы…
И, сделав вид, что она только сейчас заметила, что перед ней стоит существо мужского пола, Кира расплылась в ехидной ухмылке и добавила:
– Ах, простите, уважаемый, не кобылы, конечно, а… сивого мерина!
Участковый побагровел. Намек про мерина явно задел его за живое. Видно, были у участкового проблемы в этом плане, были! Иначе не стал бы он так нападать на Викулю. Ну, в самом деле, форменное же безобразие – подозревать человека только потому, что произошедшее несчастье отчасти было ему на руку. Этак можно очень далеко зайти. Очень!
Но сказать об этом капитану Кира не успела. Раздался звонок. Участковый взял трубку и несколько минут слушал. При этом его лицо все больше и больше мрачнело. А положив трубку, он уставился на Викулю таким неподвижным взглядом, что всем в комнате стало не по себе.
– Все! – произнес капитан и для пущей видимости грохнул кулаком по столу. – Все!
– Что – все?
– Допрыгалась ты, красавица!
– Что?
– Дело на тебя заводить будем! На тебя и на твоего дружка!
– Мы же уже говорили, мы не поджигали…
– А не про поджог речь пойдет!
– А про что же?
– А то ты не знаешь? – скривился участковый.
– Нет…
– Ну, так я тебя просвещу! Я не гордый! Должность у меня такая… просветительская! – И, резко вскочив со своего места, участковый завопил: – Признавайся, мерзавка, за что вы его убили?
От удивления у всех трех девушек дружно отвисли челюсти. А забившийся в угол сторож затрясся с головы до ног.
– У-уб-били?! – заикалась Викуля не столько от страха, сколько от удивления. – Кого убили? И кто?
– Ты и твой женишок! Убили, а потом сожгли! Вместе с магазином! Вот оно что! Как же я сразу-то не догадался! Это же вы улики таким образом пытались скрыть!
– Какие улики?
– Тело!
Разговор стал напоминать подругам бред сумасшедшего. Они с тревогой взглянули на участкового. Трезв ли он? Здоров ли он? Вроде бы участковый не производил впечатления больного человека. И пьян не был! Так что же с ним такое?
Истина выяснилась не сразу. Участковый как мог сопротивлялся и ничего не говорил. Только сыпал какими-то одному ему понятными обвинениями. Но постепенно подруги все же поняли суть его речей. Пожар в магазине было далеко не самым худшим, в чем могли обвинить Викулю и ее Лешку. Помимо пожара и вероятного поджога, на пепелище был обнаружен труп мужчины с травмой головы, которую он никак не мог получить во время пожара, так как нашли его в подвальном помещении, почти не тронутом огнем. Он мог там задохнуться от дыма, но проломить себе голову чем-то тяжелым не сумел бы никак.
Кто такой этот пострадавший и что ему понадобилось среди ночи в пустом магазине – никто сказать не мог.
– А ты что молчишь, труба иерихонская? – напал участковый на сторожа. – Что молчишь? Кого ты в магазин впустил? Что это был за человек? Кто его убил?! Ты?! Нет? А кто? Она? Женишок ейный?
Разговор пошел по второму кругу. С той лишь разницей, что теперь Викулю и ее Лешку обвиняли уже не просто в поджоге, а в поджоге и убийстве. А это, согласитесь, большая разница!
– Послушайте! – то ли в десятый, то ли в двадцатый, а может быть, даже и в сотый раз произнесла Кира. – Товарищ капитан, мы же вам сказали, что Вика и ее жених провели ночь под нашим кровом. Они никуда не ходили, никого не убивали и ничего не поджигали. Они были с нами! Если хотите обвинить их, обвиняйте и нас тоже!
Судя по выражению глаз капитана, он с удовольствием бы это сделал. Но, при всей своей тяге к наградам, новому званию и славе, он понимал, что столько преступников, пойманных им за один раз, – это все-таки чересчур. Начальство ни за что не поверит в такую предприимчивость своего подчиненного. Но капитан не сдавался.
– В каком часу эти двое пришли к вам? В одиннадцать? Очень хорошо!
– Что хорошо?
– Они совершили убийство раньше! Убили и спрятали тело в подвале.
– А поджог?
– А потом их сообщник поджег вверенное его заботам помещение.
– Зачем?
– Чтобы помочь сообщникам замести следы.
Что-то такое во всей этой версии было, потому что участковый никак не хотел от нее отказываться. Подруги отчасти его понимали. Куда легче обвинять уже готовых подозреваемых, чем мотаться, копать, искать кого-то еще. И зачем искать? Вот же, есть Викуля! Чем не преступница? Рост – гренадерский. Сила в руках – немалая. Такая кому хошь голову запросто проломит.