Третья мировая война (сборник) - Страница 74

Президент впился глазами в рассказчика.

— Мышь добежала до самого ската и исчезла, пропала, испарилась. Кот, естественно, за ней. А ваш покорный слуга, как вы можете догадаться, понять и, наконец, уразуметь, — за ним. Никакой защиты нет. Стены купола истончились, в мелких дырах, от прикосновения рассыпаются. — Изобретатель извлек непомерной величины серый носовой платок, протер глаза, гулко высморкался. — Внутри — тлен и прах, как будто прошли сотни, тысячи лет. Почему-то сохранилась одна секция пульта и обрывок контрольной ленты с записью. Словно купол с кем-то беседовал. И слова, я бы сказал, м-да… Вот, я скопировал. — Он протянул президенту клочок бумаги.

Президент развернул листок, заглянул в него.

— Но самое интересное, — продолжал изобретатель, обращаясь уже к советнику и начальнику президентской охраны, — что я там был не первым. За пультом лежал какой-то белобрысый парень, молодой совсем. Он был мертв, распорот автоматной очередью. Такая, знаете, цепочка черных пятен на голубой рубахе…

— Ни слова ему… — советник показал на президента, который пытался вникнуть в текст.

— Что за чушь! — бормотал президент. — «Опыт по соединению сердец оказался неудачным. Побочный эффект слишком взволновал ваше общество… Вам лучше пока искать друг друга по старинке… Бродите в толпе, ищите то единственное сердце… Залог счастья, мира, гармонии и рождения таланта… Ах, вы слишком привыкли к дубине, кнуту, гипнотизирующему зрачку ружья… И все же не стреляйте… Старайтесь не стрелять. „Синий купол“ не спасет вас… Только сами…» — Президент взглянул на изобретателя. — Послушайте, какие сердца, какие зрачки? Что вы мне подсунули, черт бы вас брал?

Изобретатель обиженно поджал губы.

— Меня брал-брал, да не черт, — сказал он неожиданно ломаным языком, — это вас в свое время будет брал-брать, крючьями тащить. Так сказать, по заслугам. А меня сейчас будет совсем забрать мой экипаж…

Президент оглянулся на советника. Начальник охраны дал знак троим охранникам, стоящим у двери. Те быстро двинулись к изобретателю, но, не дойдя до него трех шагов, внезапно остановились в нелепых позах, словно карабкаясь на невидимую стену. Лица их побелели от натуги. Изобретатель задумчиво чесал шишковатую голову. Откуда-то сверху медленно опускалась огромная розовая раковина. Когда она легла у ног изобретателя, верхняя створка открылась, выпустив облачко нежного тумана. Старик ступил в раковину, как в лодку. Следом изящно прыгнул кот.

— Да, мой миссия кончено совсем, — сказал изобретатель звучно. — Вы есть не понять, и наш контракт на брачная машина Примиритель-сваха «Синий купол» здесь и сейчас расторгнуть. Выражаю сожаление в адрес вам от имени Межгалактическая брачная контора «Единственное сердце — Ярвис и племянники». Вы слишком увлекать побочный эффект рушить оружие и не замечать главный. На каждой планете брачные машины Ярвиса учитывать местные условия, чтобы выполнять задачу соединить любящих людей наиблестяще. Там осушить болот. Сям разогнать комар. Здесь уничтожить пушки. Успех на вашей планете нету. Всего, господа, и адью, кум чито адольо манус манус…

Верхняя створка опустилась, раковина тихо пошла вверх и истаяла в воздухе, не дойдя до потолка.

Президент тряхнул головой, стараясь сбросить оцепенение.

— Что это было? — спросил он строгим голосом. Никто не ответил.

— Я спрашиваю, господа.

— Да, мы действительно что-то напутали, — сказал советник. — Кто привел к нам этого человека? Впрочем, теперь это неважно. Полагаю, наваждение сгинуло, он покинул нас навсегда.

Президент вновь взглянул на листок, который держал в руке. И вдруг до него дошел смысл последней фразы.

— Здесь написано, — президент сделал несколько шагов по проходу, — здесь написано… — Он набрал воздуха:

Они попробуют сами! Президент стремительно шел к трибуне. Сейчас прозвучит его страстный голос. Точные, исполненные благородства жесты придадут словам особую выразительность и убеждающую силу.

— Как всегда в годину испытаний, мы с надеждой обращаем взоры к тем, кто волею нации поставлен на защиту священных идеалов нашей великой страны…

И все увидели, как занялось сияние над малым залом президентского дворца. Там жарко горели петлицы, погоны и лычки, искрилась галунная вязь, змеились лампасы и аксельбанты. Там распрямлялись схваченные портупеями плечи, и строгий торжественный звон возносился к сводам.

— Ни слова ему об убитом парне, — снова сказал советник, обращаясь к начальнику президентской охраны.

Лейтенант Акимушкин нервничал. Он сидел неестественно прямо, и рука его, сжимавшая молоточкообразный микрофон, совершала непроизвольные заколачивающие движения, словно лейтенант осторожно вбивал в пульт невидимый гвоздь.

Наконец Акимушкин не выдержал и, утопив на микрофоне кнопку, поднёс его к губам.

— «Управление», ответьте «Старту»!

— «Управление» слушает, — раздался из динамика раздражённый голос Мамолина.

— Сеня, ну что там? — взмолился Акимушкин. — Сколько ещё ждать?

— «Старт», отключитесь! — закричал Мамолин. — Вы мешаете! Пока ещё ничего не ясно! Разберёмся — сообщим.

Динамик замолчал.

Акимушкин тычком вставил микрофон в зажим и посмотрел на свои руки. Дрожали пальчики, заметно дрожали. Словно не они каких-нибудь пятнадцать минут назад быстро и точно нажимали кнопки, вздымая на дыбы пусковые установки. Пятнадцать минут назад в грохоте пороховых ускорителей, проникшем даже сюда, внутрь холма, закончился первый бой лейтенанта Акимушкина.

А теперь вот у него дрожали руки. Эти пятнадцать минут бездействия и ожидания, последовавшие за победным воплем Мамолина: «Уничтожена вторая!» — оказались хуже всякого боя.

Тут Акимушкин вспомнил, что в кабине он не один, и, поспешно сжав пальцы в кулак, покосился на Царапина. Старший сержант, сгорбясь — голова ниже загривка, — сидел перед своим пультом и что-то отрешённо бормотал себе под нос. Вид у него при этом, следует признать, был самый придурковатый.

Умный, толстый, картавый Боря Царапин. Глядя на него, лейтенант занервничал ещё сильнее. Такое бормотание Царапина всегда кончалось одинаково и неприятно. Оно означало, что в суматохе упущено что-то очень важное, о чём сейчас старший сержант вспомнит и доложит.

В динамике негромко зашумело, и рука сама потянулась к микрофону.

— «Кабина», ответьте «Пушкам»! — рявкнул над ухом голос лейтенанта Жоголева.

— Слушаю. — Акимушкин перекинул тумблер.

— Так сколько всего было целей? — заорал Жоголев. — Две или три?

— Ну откуда же я знаю, Валера! Мамолин молчит… Похоже, сам ничего понять не может.

— До трёх считать разучился?

— А это ты у него сам спроси. Могу соединить.

Разговаривать с Мамолиным свирепый стартовик не пожелал.

— Чёрт-те что! — в сердцах охарактеризовал Акимушкин обстановку, отправляя микрофон на место.

— Хорошо… — неожиданно и как бы про себя произнёс Царапин.

— А чего хорошего? — повернулся к нему лейтенант.

— Хорошо, что не война, — спокойно пояснил тот.

В накалённом работающей электроникой фургончике Акимушкина пробрал озноб. Чтоб этого Царапина!.. Лейтенант быстро взглянул на часы. А ведь сержант прав: все вероятные сроки уже прошли. Значит, просто пограничный инцидент. Иначе бы здесь сейчас так тихо не было, их бы уже сейчас утюжили с воздуха… Но каков Царапин! Выходит, всё это время он ждал, когда на его толстый загривок рухнет «минитмен».

— Типун тебе на язык! — пробормотал Акимушкин.

Действительно, тут уже что угодно предположишь, если на тебя со стороны границы нагло, в строю идут три машины. Или всё-таки две?

— Не нравится мне, что прикрытия до сих пор нет, — сказал Царапин.

— Мне тоже, — сквозь зубы ответил Акимушкин.