Третий пояс мудрости. (Блеск языческой Европы) - Страница 74

Христианство уверенно пробивало себе дорогу. В 496 году принимает крещение король южных франков Хлодвиг. В 560 году новая вера пришла в Северную Шотландию. Примерно в то же время ее принимают ломбарды — жители Северной Италии, а на живописных берегах Лемана — Женевского озера — возникает христианское государство Бургундия. В 598 году обращается в христианскую веру англосаксонский король Этельберт Кентский, своей столицей он избирает Кентербери. В 630 году к христианскому миру присоединяются Фландрия и Нидерланды, чуть позже — Бавария. Начиная с 654 года христианство принимают ряд княжеств Средней Германии, а к середине IX века уже вся Германия становится под знамя креста. В 860 году ее примеру следуют болгары, а Аскольд крестит в Киеве первых руссов. В 895 году христианство принимает Богемия, вслед за нею — Венгрия, в 930 году английские миссионеры строят первые церкви в Норвегии, а в 965—м герцог Мешко (Мечислав) объявляет христианской Польшу.

К началу XI века языческими оставались лишь мелкие княжества между Эльбой и Шпре на западе, Западной Двиной на востоке, Карпатами на юге и побережьем Балтики на севере. Только на этом клочке Европы еще открыто поклонялись древним богам, быть может уже понимая, что дни их сочтены, подсчитаны и взвешены. Так уж устроен человек: он ненавидит тех, кто напоминает ему о прошлом, которое он предпочел бы забыть. Ненавидит и боится. А в качестве самозащиты собирает компрометирующие контрфакты. О прошлом христианства назойливо напоминало язычество. Фанатичное рвение толкало новообращенных против вчерашних соседей, против братьев, упорствующих в вере отцов, и против отцов, еще сберегающих тлеющие угольки этой веры. Вырубались под корень священные рощи, перемешивались с землей капища, врастали в мох оставшиеся без присмотра сакральные валуны. Последние идолопоклонники искали прибежища в самых глухих чащобах, какие только можно было сыскать, но и там настигали их карающий меч и очистительный пламень новой веры.

«Вот начало наших законов… — говорит персонаж одной саги. — Все люди должны быть у нас в Исландии христианами и верить в единого Бога — отца, сына и святого духа. Они должны оставить всякое идолопоклонство, не бросать детей и не есть конины. Если кто открыто нарушит этот закон, то будет осужден на трехгодичное изгнание, если же сделает это тайно, то останется безнаказанным…» «Но эта оговорка, — сокрушенно добавляет рассказчик, — была отменена уже через несколько лет, и тогда никто не смел совершать языческие обряды ни тайно, ни открыто… Язычникам казалось, что их крепко обманули, но новая вера введена законом и все люди в Исландии обращены в христианство».

На континенте борьба была бескомпромиссной, без каких бы то ни было оговорок. Ко времени правления конунга Олава Трюггвасона в Норвегии был уже разработан, если можно так выразиться, церемониал свержения и поругания дедовских идолов. Сперва капище разграбливалось вчистую, истуканов, сняв предварительно все их украшения, сбрасывали с пьедесталов и затем сжигали вместе с храмом. Жрецов или адептов старой веры приканчивали на месте, чаще всего это случалось у входа в святилище, которое они пытались защитить. «Олав конунг пошел в капище, — повествует сага, — и с ним несколько его людей и некоторые бонды. Когда конунг пришел туда, где стояли боги, там сидел Тор, самый почитаемый из богов, разукрашенный золотом и серебром. Олав конунг поднял позолоченный жезл, который был у него в руке, и ударил Тора, так что тот упал со своего престола. Тут подоспели люди конунга и сбросили всех богов с их престолов».

Правление этого Олава датируется 995—1000 годами —  как раз тем временем, когда в Исландии сравнительно бескровно утвердилось христианство. При другом Олаве, водрузившем на себя корону шестнадцать лет спустя и носившем ее двенадцать лет, в его собственном войске оказалось девятьсот язычников (число, разумеется, священное). «Узнав об этом, конунг велел им креститься… Когда язычники услышали об этом, они посоветовались, и в конце концов четыре сотни человек решили креститься, а пять сотен отвергли крещение и повернули обратно в свои земли». Это был для них лучший выход. Но он оказался не более чем отсрочкой. Его подданные, угрожал при случае Олав, «помнят, что по моему велению их сжигали в их собственных домах и карали другими карами. Их жгли по моему велению, когда они отступались от правой веры и впадали в язычество, не слушая моих слов. Мы должны были тогда наказывать за измену Богу».

О том, как искоренялось язычество, дают, в частности, представление действия его современника — Кольбейна Сильного: «Тут взошло солнце, и все бонды посмотрели на солнце. В это время Кольбейн так ударил по их богу, что он раскололся на куски, и оттуда выскочили мыши, величиной с котят, ящерицы и змеи. Бонды перепугались и бросились бежать». Вывод был совершенно очевиден, и Кольбейн не преминул поделиться им со своими соратниками, погрязшими во язычестве: «…Вы теперь увидели, какова сила вашего бога, которого вы украшали золотом и серебром, поили и кормили. Теперь видно, кому это шло — мышам и змеям, ящерицам и жабам. Плохо тем, кто верит в такого бога и упорствует в своей глупости. Соберите ваше золото и драгоценности, которые здесь рассыпались по земле, и отдайте вашим женам, и никогда больше не украшайте ими чурбаны и камни».

Само собой, подобное благочестие не могло остаться без награды. Сын Олава, сделавшись конунгом по имени Магнус Добрый, «велел изготовить раку, отделанную золотом и серебром и выложенную драгоценными камнями (не теми ли, что были награблены по языческим капищам? — А. С.). Эта рака была сделана наподобие гроба, такого же размера и вида. Под нею были ножки, а сверху крышка, украшенная головами драконов. На задней части крышки были петли, а спереди — запоры, замыкаемые на ключ. Потом Магнус кокунг приказал уложить в раку святые мощи Олава конуяга. И с тех пор этот день почитали как величайший праздник». А еще два десятилетия спустя конунг Олав Тихий «велел построить в Нидаросе каменную церковь на том месте, где было сперва погребено тело Олава. Святого. Там, где была могила конунга, был поставлен алтарь, и была освящена Церковь Христа. Туда перенесли раку с мощами Олава конунга и поставили на алтарь. Вскоре там произошло много чудес».

Этот устоявшийся сценарий принесли норманны и на Русь, где в 988 году произошли такие же события. По указанию князя Владимира все языческие идолы киевлян были низвергнуты со своих постаментов и преданы поруганию: их освободили от драгоценных украшений, изрубили топорами и мечами, а потом иных сожгли, а иных бросили в Днепр. Главного бога, коему вчера еще усердно поклонялись, привязали, как провинившегося раба, к конскому хвосту и поволокли к реке, причем двенадцать княжеских дружинников, аналогичных римским ликторам, крепко колотили его батогами и. громко поносили последними словами, а потом зашвырнули в воду и отталкивали его, влекомого течением, баграми до самых порогов, не давая осквернить прикосновением берега голубого Днепра. На холме же, где сиротливо зияли разоренные капища, была вскоре выстроена церковь святого Василия — нового и единственного патрона государственной власти. Точно так же обошелся с идолами в Новгороде Добрыня — дядя Владимира. И судя по тому, что еще в 1227 году в Новгороде были сожжены четыре волхва, едва ли без таких сцен обходились двумя —  тремя столетиями раньше. Так поступали везде, куда приходило христианство. Только, пожалуй, на восточном побережье полуострова Истрия в Югославии до наших дней сохранила нетронутым свое древнее название возвышенность Перун…

Борьба развернулась не на живот, а на смерть. Именно ее отражает слой былин, сложившихся как раз в это время при дворе Владимира Святославича, прозванного Красным Солнышком, где речь идет о сражениях с Идолищем Поганым. (Поганое — от латинского paganus -язычник. А идолищами называли языческие храмы с идолами, то есть капища.) Идолище стало мыслиться в виде живого существа, этакой многоглавой, как боги индийцев и славян, и необыкновенно увертливой гидры, и лучшие богатыри изнемогали bi тех баталиях. Идолище не хотело умирать, и на месте одной отрубленной головы тут же вырастали две, три, семь. Но уже было ясно, за кем победа. Кони, которых вчера еще приносили в жертву Перуну, проволокли прилюдно статую верховного кумира, привязанную к их хвостам. Яснее не скажешь. Не понимало этого только Идолище, не желавшее сдаваться.