Третий пояс мудрости. (Блеск языческой Европы) - Страница 46

На первый взгляд, все кобольды произошли от белых эльфов. Но удручающее отсутствие у них существ женского пола заставляет вспомнить черных эльфов. Некоторыми их чертами они действительно наделены, как и другая группа низших божеств кое-что позаимствовала у белых эльфов. Увы, немногое, зато качеств черных, ночных эльфов, у них хоть отбавляй.

Впрочем, ночной образ жизни стал теперь у них не единственным. Вся эта темная компания, получившая на Руси общее название «нечисть», стала появляться среди людей и днем — в виде козлов, кошек, собак, сорок, предпочтительно черного цвета. Облик черной кошки, например, очень любила принимать вендская ведьма Косларейца — возможно, царица духов тьмы (рейке — царь, вождь), ни в огне не горевшая, ни в воде не тонувшая. Днем ее все старались обойти стороной, как иногда обходят и сейчас, а ночью она превращалась в невидимку. Ее аналогом в Прибалтике была Рагана, тоже предпочитавшая облик кошки, хотя ездила на козле и умела превращаться во что угодно. Характер ее был двойственным: она вредила людям и скоту, но если поднести ей гороху, она могла и вора отыскать, и болезнь излечить, и советом помочь, как Баба Яга. По ночам являлся предкам славян злой кобольд Гасто, причина удушья и кошмаров, — с волчьей головой и человеческим телом, покрытым, как у Маровита, чешуей и перьями. В виде собаки мыслились Мита — славянский аналог скандинавского Гарма, прусско —  литовская Жворуна и злое божество лужичан и вендов Чибач, изображавшийся с обвившейся вокруг шеи змеей. Лесная пара поляков Кирпич и Силинич (Силинец) предпочитала облик мыши, их же приносили им в жертву — вместе с мхом из священного леса.

Вообще персонажи этого пласта североевропейской мифологии живо воскрешают в памяти Грецию с ее чудовищами, порожденными необузданной фантазией человека, все еще пребывавшего во младенчестве. Была у славян своя гарпия — птица Дио. Был свой кентавр — знаменитый Полкан, верный защитник молодых девушек в случае опасности. Его изображали с торсом человека и собачьей или конской нижней половиной туловища. Силезский Богута, чья статуэтка найдена в погребении близ Лигница, был обладателем мужского лица с козлиной бородой и рогами. Полагают иногда, что это божество брака: козлиные признаки символизировали плодородие, а большое кольцо в правой руке знаменовало брачный обет, но это уже трактовка христианского времени. Судя по скандинавским сагам, на кольцах приносились любые, а не только брачные клятвы и обеты. Если же вспомнить вандальского Хениля, можно будет с не меньшим правом рассуждать о Богуте как боге-защитнике какой-нибудь общины или селения…

Хореи — божество языческих славян и эпоним —  защитник прибалтийского племени корей (куронов), почитавшееся еще в IX веке, напоминало сатира человеческим торсом и то ли козлиными, то ли лошадиными ногами. Но собачья голова с несколькими рогами и скипетр, зажатый в когтистой руке, уводят далеко от Греции. На каменном алтаре, где стояла его статуя, зажигали священный огонь. Скипетр — принадлежность жрецов и волхвов —  и священное пламя разума могут свидетельствовать о том, что Хореи был патроном этих каст. Однако не исключено и другое: это пламя было своеобразной моделью погребального костра и зажигалось в память об умерших. В некоторых деталях Хореи был, можно сказать, близнецом Полкана, а на роль ближайших родичей того и другого неплохо подходят злые лесные духи руссов и литовцев — козлоногие и рогатые лешие, славянские фавны, способные иметь до сотни ног, очень норовистые и облагавшие людей данью. Впрочем, не исключено, что леший — это и есть римский Фавн или даже греческий Пан, приведенный на север скифами. Лешие, как эльфы, были весьма миролюбивы и безжалостно мстили только за обиды. Подобно хольдам, они могли быть то добрыми, то злыми.

Одновременно с Хореи руссы почитали Биозуни. Его сидячий идол имел коровью голову с двумя рогами и высунутым длинным и толстым языком, а большие женские груди свидетельствовали о том, что это было божество плодородия.

Но век всех этих существ был уже к 3-му тысячелетию до н. э. определен, взвешен и подсчитан. Подросли и уверенно набирали силу их младшие братья — будущие боги. Они уже готовились исподволь взвалить на себя бремя власти над миром людей.

Состояние проблемы изучения Африканского континента исчерпывающе выражено в названии одной из книг: «Африка еще не открыта». Фраза звучит несколько парадоксально, если вспомнить, что все учебники древней истории начинаются именно с Африки — с Египта, Карфагена. И тем не менее это так — Африка еще не открыта.

Черный континент много веков лежал на европейских картах белым пятном. Его не раз открывали одиночки, и все же он оставался закрытым для человечества. Трассы мореплавателей, искавших «пряные», «шелковые», «алмазные», «золотые» пути для испанской и португальской корон, шли вокруг Африки, но очертаниям ее берегов, нанесенным на карту одним адмиралом, другой мог доверять лишь с большой оглядкой: короли и их флотоводцы не терпели конкурентов. Исправлялись контуры континента, корректировались границы и менялись названия государств. Мыс Бурь переименовывается в мыс Доброй Надежды, государство Бенин — в Невольничий Берег, река Луалаба — в Заир и Конго. Географические названия — зеркало африканской истории.

Серьезный интерес к Африке имел поначалу специфический оттенок: в 1510 году испанский король Фердинанд V издал эдикт об использовании в Америке негров —  рабов, в них надлежало обратить жителей Африки. Начинание поддержали англичане. В 1619 году голландский корабль доставил для них первую партию из двух десятков черных рабов, призванных обслуживать рудники и плантации вчерашних преступников и авантюристов, искавших спасения от петли или нищеты за океаном. К концу XIX века в Южной Америке насчитывалось уже около двадцати шести миллионов африканских рабов, в Северной — четыре. «Черный товар» оказался дешевым на своей родине и ходким — в Новом Свете. Работорговля становилась выгодным предприятием. На нее работали целые отрасли, выпускавшие бусы, зеркальца, свистки и другие подобные «сокровища». В обмен на безделушки африканские вожди, не моргнув глазом, отдавали золото, алмазы и своих соплеменников. Если иной вождь оказывался строптивым или чересчур алчным, работорговцы устраивали «перевыборы», после чего золотые браслеты на его запястьях заменялись железными, а преемник до конца своей жизни говорил о белых бвана не иначе, как в превосходных степенях и возвращал обменные цены к исходному уровню.

Со временем работорговля приняла столь угрожающий размах, что правительства европейских государств вынуждены были по настоянию церкви срочно решать дилемму: негры — люди или не люди. (О дебатах по этому вопросу дает прекрасное представление книга французского писателя Веркора «Люди или животные?») И только после того, как ответ с некоторыми оговорками оказался положительным, на борьбу с работорговлей были брошены правительственные и каперские суда, а в Африку хлынул поток миссионеров, по тогдашним понятиям — смертников.

Именно с этого рубежа начинается изучение Черного, континента. Когда Старый Свет с изумлением убедился, что некоторые миссионеры возвратились в добром здравии, счастливо избежав ритуального костра, Африкой занялись ученые. Иные из них погибали в борьбе с природой, другие становились пленниками или жертвами африканских племен, кое-кому удавалось добраться до цивилизованных мест. На поиски пропавших экспедиций отправлялись военные отряды.