Третий фронт. Партизаны из будущего - Страница 20

Да… Нет ничего хуже, чем натягивать гусеницу под обстрелом. Нет, по нам никто не стрелял специально, но иногда посвистывало. Ну, вроде справились. В скоростном режиме. Даже бой еще не кончился.

– По коням! – скомандовал я и полез в танк.

Ззынннь… Услышал я, залезая в люк, и голову припекло.

Сел за рычаги. Тронулись. Двинулись к дороге.

«Что ж так жарко-то? По спине так и течет…» – подумал я.

– Вань, – позвал я, – тряпочку дай, а то взмок я чего-то…

– Товарищ командир, как вы?! – крикнул Ваня. – У вас голова в крови.

Посигналил «двадцать шестому», чтоб прикрыл, и стал. Посреди поляны. Ваня посмотрел, что там со мной, оказалось, что вскользь задело. Перемотал он мне башку наскоро, и мы снова к дороге двинули. Но пока суд да дело, бой закончился. Как у нас, так и на дороге. Мы вообще после ремонта ни разу не выстрелили. Пулеметник куда-то раз отстрелялся.

На дороге тоже без нас разобрались, и я скомандовал двигать в лагерь.

Доехали мы туда, выключил я движок, люк открыл, а вылезти не могу – сил не хватает.

– Собирайте раненых, убитых и пленных. Грузовики в лес перегоним. Там пушка у вас цела осталась? Немцев на ходу расспросим, кого и зачем искали. Собрать все оружие и боеприпасы. Ты и ты – помогите набить ленты в бронике. Олег, посмотри надписи, куда нажать надо, чтоб пушка заработала? Я так и не понял.

– Не может он сейчас, – влез Костренко, – ранен он. Ему врач нужен, а не пушка.

– Бойцы, кто по-немецки говорит? Или хотя бы читает? Нету? Хреново. Придется в угадайку играть.

Тем временем Тэнгу пару немцев, прикинувшихся убитыми, поднял с земли легким покусыванием выдающихся мягких частей тела.

Глядя на него, я подумал, что стоит прокатиться по окрестностям, пока ребята собираются.

Сколько я стояла так посреди дороги, уставившись в одну точку – боги ведают… Где-то на краю сознания слышала выстрелы, крики. Кажется, дрались уже врукопашную. Чего мне туда лезть? Встала, пошатываясь. Первая мысль была о винтовке. Хороша… Жалко, если испортилась. Бросила ж ее, как палку… Нашла. Лежит себе в кювете. Что с ней будет? Прижала к груди, так детей прижимают. Иду…

Крики доносятся как через вату. Дошла до броневичка. Уткнулась лбом в горячее железо. Стою и отдышаться не могу… сердце успокоить.

– Все! Ника, молодец! – слышу, как кричит Саня. – Молодец, слышишь?

Слышу-слышу, а ответить не могу. Подожди, Букварик, сейчас…

Докатив до наших основных сил, Букварь стянул меня с брони. Не то чтобы я снова впала в ступор, как при первом бое, но лишний раз двигаться не хотелось. Думать, кстати, тоже. Хотелось почему-то есть, о чем я тут же и сказала:

– Мужики, я жрать хочу!

– Ну, можно и пожрать, – согласился я. – Хотя, скорее, выпить… Да и пустят ли меня к столу в таком виде?

Что и говорить, видок у меня был еще тот – морда в крови. Башка перетянута какой-то окровавленной тряпкой. Руки в мазуте и земле (а как вы думали – траки менять и чистеньким остаться?). Форма в крови и земле с мазутом вперемешку… Дополняла сию картину сигарета, торчавшая у меня в зубах.

Сколько я простоял в этом ступоре – не знаю. Может, пару минут, может, больше. И тишина… Потом постепенно стали пробиваться звуки. Я с удивлением оглядел себя, МГ в руках вдруг показался очень тяжелым. Я отложил его в сторону, подошел к гитлеровцу – того отбросило от пулемета, и немец лежал, уставившись мертвым взглядом куда-то вверх.

«Отвоевался один». Потом проверил его МГ – внешних повреждений не было. Еще один пулемет – это хорошо. Один повесил на шею, второй взвалил на плечо и, пошатываясь под весом двух «эмгэшек», побрел в сторону лагеря.

А дальше… дальше мне пришлось вспомнить о своей гражданской специальности. Не успел я дойти до лагеря, как ко мне подскочил Саня и не… хм… церемонясь, поинтересовался, где меня носит, когда есть раненые.

– Да… Вопрос, надо понимать, символический, – пробормотал я, бросая один МГ на землю и снимая второй. – Видами окрестностей любуюсь, и не ори. Где-где. Там же, где и все. Много бы один «максим» навоевал?

– Ладно, извини – адреналин после боя играет. Но раненых хватает. Олег какой-то осколок поймал, и Степана чем-то приложило…

– Пошли глянем.

Раненых разместили недалеко, в тени деревьев. Олег, с перебинтованной головой, был там же.

– Ну-с, на что жалуемся? – Я присел возле него.

– Да вот, бандитская пуля задела…

Я раскрутил тряпку, которой его перевязали – рана так себе. Чиркнуло хорошо, до кости. По-правильному – ее шить надо. Да и прививку от столбняка не помешало бы.

– Ну, жить будешь. Правда, шрам будет – ничего не попишешь. От столбняка прививку когда делал?

– Не помню уже…

– Это плохо. Антибиотиков опять же нет. Хоть бы какой-никакой стрептоцид… Ладно, будем надеяться, пронесет. А вообще как? Не тошнит? Зрение не двоится? Нет? Ну и то хорошо.

– Жить будет, – сказал я Сане. – Где Степан?

– Да вон лежит.

Так, этот посложнее. Степан уже пришел в себя, но взгляд… Взгляд мутный, блуждающий… Ну, видимых повреждений не видно. Вероятно, контузило.

– Саня, тут, похоже, контузия. Точно не скажу, сам понимаешь, ни фига нет. Давай его на носилки. Придется ему попутешествовать лежа. И поспрашивай там солдат – может, кто санинструктор или еще что. А то я сам зашьюсь.

Я пошел дальше, осматривая раненых. Ох, не хотелось мне примерять на себя личину военврача – провести всю войну в медсанбате… нет уж, увольте. Но выбора не было. Вообще, на удивление, раненых было меньше, чем я ожидал. Бронежилетов-то нет, касок тоже. Вероятно, нам повезло, что бой был в лесу, иначе четыре немецких пулемета и орудие осложнили бы нам жизнь куда как серьезнее. Но и с имевшимися ранеными было много возни. «Пятеро – легкие, осколочно-пулевые ранения мягких тканей конечностей, – отметил я про себя, – Степа средний. Контузия. Пару дней займет ему отойти – если ничего посерьезней не выплывет до тех пор. А вот двое… Один поймал пулю в легкое. Пневмоторакс, мать его. Были бы у меня инструменты, и я бы его вытянул. Пару минут работы, трокар, герметизация входного отверстия и постельный режим. Но ведь нет ни фига». И мне не оставалось ничего делать, кроме как бессильно наблюдать, как молодой парень умирает. Слава богу, он был без сознания. Второй был и вовсе плох. Проникающее в живот. Спасти его могла только немедленная операция, но это было из разряда фантастики. Он был в сознании и все просил воды… Я глянул на Саню, стоящего рядом, и покачал головой.

Кто-то открыл банку с тушенкой и сунул мне. Вторую такую же, кажется, сунули Олегу. Сидим мы – едим. Мужики, те, которых мы освободили, ходят кругами – косятся. Наши все заняты, а Букварь снова смотался. Двужильный он, что ли? После такого боя еще в разведку умотать! Олежек весь в крови, голова в бинтах – страшный как черт, сидит, лыбится, тоже на меня поглядывает. Наверно, надеется, что меня стошнит от его вида. При всех показать ему средний палец как-то неудобно. Кто его знает, что этот жест в сорок первом означал? Поэтому просто скрутила дулю. Так оно как-то всеисторично, что ли?

Олег чуть не подавился от хохота. Дернулся и тут же схватился за голову.

– Извини, – пробормотала.

– Да ладно, – попробовал улыбнуться он.

– Хреновый из меня командир. – Я вздохнула. – Вон, все знают, что делать, а я – нет. Товарищ Иванова – просто дура.

От еды мысли появляются. Иногда даже дельные. Правда, не вовремя.

– Олег, – позвала я.

Он оторвался от еды и посмотрел на меня.

– Слышь, а мы в их стереотипы не вписываемся…

– В чьи? – не понял он. – В какие стереотипы?

– В психосоциальные.

Н-да, это только раненому в голову человеку сейчас до моих рассуждений! Но меня уже понесло: