Третье Тысячелетие - Страница 16

Холмс встал и потер руки.

— Все ясно, мистер. Килиманджаро. Возвращайтесь спокойно к своей венерианской приятельнице, а завтра в это же время приходите сюда. К тому времени мы с моим другом Ватсоном развеем ваши страхи.

Когда гость ушел, мы надели скафандры и отлетели с первым же планетолетом, отправлявшимся прямо на Сатурн.

Лаборатория Килиманджаро была полна какого-то синеватого дыма. Холмс принюхался и кашлянул с довольным видом.

— Так я и ожидал. Дело проясняется. Ватсон, вы лучше всего поможете мне, если не издадите ни звука в течение двенадцати часов, трех минут и сорока семи секунд.

Мой друг достал портативный микроскоп и принялся ползать по полу, потолку и стенам (не забывайте, что мы были в состоянии невесомости). После этого, не говоря ни слова, направился к астродрому. И только когда мы снова оказались в уютной комнате на Бэкер-стрит и закусывали пилюлями «яичница с ветчиной», он разразился своим веселым смехом.

— Приготовьте оружие, Ватсон. Вечер может быть разнообразным, — сказал Холмс, и почти тотчас же за окном появился знакомый сине-черный вертолет… Вскоре мистер Килиманджаро уже сидел у камина.

— Ну? — хрипловато спросил он.

— Все ясно, сэр, — произнес Холмс и вдруг выпрямился. — Но вы не можете обмануть меня. Пытаться убежать бесполезно, двери охраняются.

— Что это значит? — Килиманджаро вскочил.

— Это значит, «Зингер 12-А», что вы убийца. Вы арестованы именем межпланетного…

Холмс не договорил. Мистер Килиманджаро, а точнее — робот «Зингер 12-А» жалобно скрипнул и распался на мелкие детали. Гайки и винтики запрыгали по всему полу, а одна шестеренка закатилась под любимое кресло Холмса.

— Дело было ясно с самого начала, — приступил к объяснениям мой друг. — Самый факт, что не случилось ничего, насторожил меня с самого начала. Вступив в заговор с пишущей машинкой, «Зингер 12-А» убил достойного мистера Килиманджаро еще в прошлый понедельник, в 10.30 по местному времени. Пользуясь имевшейся аппаратурой, он превратил свою жертву в кристаллики углерода — в тот, я сказал бы, алмазный дым, который мы нашли в лаборатории. А у меня, как вам известно, есть одна скромная монография о различных видах дымов и туманов… Робот и машинка находились в авантюрной и несчастной связи. Несчастной потому, что Килиманджаро из ревности не позволял им часто бывать вместе. Отсюда история и начала выяснятся. Роботы ржавеют не от ненависти, а от взаимной любви. Вторым звеном в цепи был голос мнимого астрохимика. Вы, Ватсон, ввели меня в заблуждение. Это был вовсе не ларингит, а всего лишь скрип давно не смазанной дыхательно-речевой системы. Робот и машинка сговорились бежать вместе на Меркурий. Они рассчитывали собрать алмазный дым и использовать его там как валюту. С помощью видеопластической установки он принял вид своей жертвы, побывал на Венере, повидался с приятельницей астрохимика, чтобы проверить, узнает ли она своего возлюбленного, а потом явился ко мне, дабы создать себе алиби. Через два дня он исчез бы, и мне пришлось бы искать ветра в поле.

— Но все-таки откуда вы узнали все эти подробности?

— Частью открыл путем дедукции, а остальное вышептала мне сама пишущая машинка.

— Что такое? Машинка, сама замешанная в…?

— Чувство разочарования, Ватсон, чувство разочарования. Во-первых, ее «Зигнер 12-А» совершенно перестал следить за собой, во-вторых, его коллега «Зингер 12-Б» относится к более новому типу. В-третьих, после совершения преступления она испугалась… Эх, Ватсон, как плохо вы знаете женщин!

Холмс тихонько засмеялся и снова погрузился в размышления и табачный дым.

Сидели, как водится, за столом, сколоченным из марсианских дубояблонь, да табачок покуривали отменнейший венерианский, да потягивали из бутылок юпитерианский квас. Старый космогатор вздохнул и вслед за вздохом поведал очередную историю:

— А доводилось ли вам, между прочим, встречать кристаллических людей? Вот то-то и оно. Стоит нынешнему звездному сопляку до Млечного добраться Пути, так он тут же давай хорохориться: я-де, мол, все пути-перепутья изведал…

Ладно, не о том речь. Помню, приземляюсь я единожды на планету под названием… фу ты, опять название планетишки из головы выскочило! В общем, припланетились мягко. Даже слишком мягко. Корабль будто утонул в пуховой подушке. От первых химических анализов почвы тамошней у меня волосы на голове встали дыбом… да, в ту пору шикарная у меня была шевелюра. Почва состояла из жиров, белков, воды, витаминов и этих… как их… гормонов… Что же касательно атмосферы, царили там сплошь неон, аргон, криптон. Вблизи булькал ручеек из чистейшего борща. И никакой тебе растительности, ни былинки. Кругом какие-то камни, кристаллы стеклянные самых диковинных форм, там и сям кусты пластмассовые понатыканы.

Выбираюся, стало быть, из корабля, внешние включаю микрофоны. И вот тут началось. Какие-то звоны-перезвоны, бренчанье, попискиванье — ничего толком не разберешь. Хотя в общем-то дело привычное, не такое видывали. Записываю какофонию эту на десятидорожечный магнитофон, пропускаю через ток трехфазный, протаскиваю через универсальный переводчик, и, представьте только, оказалось, что меня встречали музыкой!

Тем временем приближается какая-то процессия из прозрачных привидений. На солнце блестят, аж глазам невмоготу. Окружили меня и ну пищать, как испорченные телеграфные аппараты. А сами — я хорошо разглядел, до них ведь рукой подать, — сами сработаны из всяких разных кристаллов и драгоценных камней. Одна такая стекляшка толкает меня в бок острым отростком и верещит:

«Добро пожаловать, звездный странник! Будь нашим гостем и порадуй нас новостями метагалактическими».

Я взялся за отросток, который явно служил ему вместо руки, и потряс. А он так стиснул мою перчатку, что даже слегка повредил скафандр. Ладно, повезли меня в ихнюю столицу. Да вы умрете со смеху, коли кому доведется туда попасть. Домишки их мягче перины. Я между нами говоря, откусил немного от одного кирпича, но что-то не пришлось по вкусу. Хочешь отворить двери, а они растягиваются, как жевательная резина. Что же касается тамошних людей… Э, разве там люди, так, подвески какие-то кристаллические.