Трест имени Мопассана и другие сентиментальные истории - Страница 1

Илья Зверев

Трест имени Мопассана и другие сентиментальные истории

^{Невыдуманные рассказы}

Управляющий трестом сказал на участковом собрании, что «Югоэнергоспецтехмонтаж» — это длинно и неблагозвучно. Тем более, теперь есть такое веяние, чтоб давать организациям какие-нибудь красивые названия, соответствующие их профилю. Например, имеется электрофирма «Светлана» или химзавод имени композитора Бородина, который, как известно, был химик.

И тогда встал Степан Иваныч Кашлаков — длинный серьезный дядя, прораб «Металломонтажа» — и простуженным своим басом предложил:

— А наш хай будет трест имени Мопассана. — И с горечью добавил: — Очень соответствует профилю.

Управляющий обиделся. В зале понимающе загоготали и захлопали. В самом деле, на участке все время случались какие-то любовные истории...

Пожилой турбинист дядя Вася Савченко отбил молоденькую жену у начальника цеха Гоголева. Все очень переживали эту историю, но, против правил, одобряли. Потому что дядя Вася был монтажник и рыцарь, а этот Гоголев — молодая тля с инженерским значком (он в опасных случаях брал с прорабов расписки, чтоб самому не отвечать)...

Потом одна девочка, Клава-изолировщица, хотела отравиться из-за несчастной любви к фотографу. Она написала письмо в шесть страниц, чтоб никого не винили и чтоб фотограф все-таки пришел как-нибудь, один разик, на ее могилку. А потом приняла шесть таблеток пирамидона. Она думала, этого достаточно, а спросить было не у кого.

Ничего страшного от пирамидона не случилось, но письмо на тумбочке нашли. И был большой перепуг. Сначала хотели исключить из комсомола ее, а потом фотографа (но он даже не был знаком со страдалицей). В конце концов объявили выговор члену комитета, ответственному за культмассовую работу, так как при хорошей культурно-массовой работе подобные факты, конечно, были бы невозможны.

Но Степан Кашлаков, внося свое саркастическое предложение насчет Мопассана, намекал совсем на другую историю, в которой, безусловно, был виноват сам...

На участке работал Костя Каретников, сварщик, со странным прозвищем «Крыси-Маус». Это был такой добродушный мышонок — беленький, с красным носиком, действительно не очень красивый. Он не обижался, когда его так называли, потому что монтажники — народ заводной, они всех разыгрывают, и если тут начнешь обижаться, то никогда не кончишь, и лучше сразу перейти в бухгалтерию или в плановый отдел.

Работал этот Маус, по молодости лет, по последнему классу, как говорится, «на подхвате». Потому что в высотной бригаде вакансии не часто освобождаются: из высотников не уходят (уносят — это еще случается: работа рисковая, на высоте). Но тут, слава богу, никто не упал, а Мауса все-таки допустили в бригаду: началась монтажная горячка на главном корпусе, и мобилизовали всех, «способных носить оружие»...

Пока он там осваивался и зеленел, пролезая по балкам на сорокаметровой высотище, его не трогали. В такое время над человеком смеяться нельзя, а то он из гордости выкинет какую-нибудь штуку, какой-нибудь излишний подвиг — и все. На этот счет монтажники ученые.

Они его даже нахваливали: «Давай, давай, Крыси! Молодец, ничего парень!»

«Ничего» — это была высокая похвала для понимающего человека. Надо учесть, что о самом космическом полете они сказали: «А ничего слетал Гагарин!» Они вообще не считали свое дело ниже, чем гагаринское. Они считали — примерно наравне. Тут тоже высота, а если полетишь, то не в космос, а в противоположную сторону. И без ковровой дорожки и без поездки в Лондон, Нью-Йорк и Рио-де-Жанейро. Так что Крыси мог гордиться, когда ребята ему сказали: ничего!

Но вот прошло месяца полтора, и стали Крыси-Мауса страшно дразнить. А он, по неопытности, даже не догадался, что это его праздник, вроде бы выдача аттестата или диплома: теперь он монтажник как монтажник, чего ради с ним нежничать?

Особенно его доводил Митя Сморгон — мордастый, здоровущий парень в тельняшке. Он каждый день что-нибудь такое придумывал... Вот однажды в прорабке рассказывает:

— Я варю на тридцать пятой отметке кронштейн. Смотрю, этот Крыси-Маус по балке ползет и кричит: «Мама!»

— Да я не «мама» кричал! — взмолился тот. — Я матюкался! Потому что электроды паршивые.

— Матюкался? Тогда извини, пожалуйста. Тогда ты молодец, истинно християнська душа...

А надо сказать, что монтажники — народ грубоватый. И они даже немножко задаются этим. На сей счет есть разные теории. Самую лучшую сочинил Вовка Леонов, в прошлом начинающий писатель, ныне законченный монтажник.

Он приехал сюда позапрошлым летом, чтоб поработать несколько месяцев, собрать, так сказать, материал из гущи жизни. Ребята над ним измывались, как только могли, из-за этого «материала из гущи». Но Вовка все стерпел, и ему даже вдруг понравилось, и он тут остался насовсем. Бригада уже давно считает его своим, а он все оправдывается, все что-то доказывает и ведет себя с ненужной лихостью.

Так вот, этот беглый интеллигент утверждает, что ругань на высоте есть производственная необходимость. Не станешь же ты, сидя на подкровельной балке, кричать соседу в другой конец главного корпуса: «Что же ты, коллега, варишь первый стык, который понадобится только к вечеру, между тем как должен бы варить седьмой»?! Нет, тут просто крикнешь: «Мишка, трамтарарам...» — и сразу все ясно.

Этой гнилой теории дали достойный отпор, когда присваивали звания ударников коммунистического труда. Но потом, к сожалению, все-таки оказалось, что отпор был недостаточный...

Однажды в прорабке после наряда Крыси-Маус воспользовался тем, что вся бригада была в сборе, и сказал речь:

— Хлопцы, я вас очень прошу. Вот эти шесть дней, начиная со вторника, не называйте меня... ну этим, Маусом, и вообще... не очень. Сделайте одолжение.

— А что случилось? Почему шесть дней, а не восемь? Лично я больше трех не выдержу! — радостно завопил Яшка Кирячок.

— Тут одна знакомая приезжает, — жалобно сказал Крыси-Маус. — Школьный товарищ...

— Ага! — сказали монтажники.

И больше ничего не сказали. И загнали обратно в глотки уже готовые остроты и каламбуры. Было ясно, что они учли и приняли к сведению.

Точно во вторник на площадке появилась девчонка — хорошенькая, черненькая, с гордым носиком. Бригада осмотрела ее со своей высоты и одобрила. Утвердила, как говорят руководящие товарищи.

Она приехала на ГРЭС черт-те откуда, из запорожского техникума. Считается, что на практику, хотя вряд ли за казенный счет ее послали бы практиковаться так далеко. Она чего-то там копалась на нулевой отметке и время от времени посматривала наверх, на своего прекрасного Крыси.

В первые дни разведка доложила, что ничего особенного у них, кажется, нет. Ходят себе за полметра друг от друга. Действительно, товарищи по школе, разные там воспоминания детства, «тебя с седыми прядками над нашими тетрадками, учительница старая моя» и так далее...

Но на третий день у них состоялся какой-то разговор. И потом они уже весь вечер ходили в обнимку по пустынным недостроенным кварталам, поскольку парка культуры в поселке еще не было.