Трёхольт II (СИ) - Страница 51

- Открыто.

Захария выглядела как обычно, но осторожный и внимательный глаз Анэки зацепился за одну вещь. Девушка принесла с собой небольшую плошку.

- Что это?

- Коренья чабреца, мой настой для твоей спины, – пояснила девушка с улыбкой, от которой у иллинки росло напряжение. – Ты говорила, что иногда у тебя болит спина, я запомнила.

Стоило Захарии улыбнуться и поставить плошку на стол, как Анэка схватила ее за руку и редко потянув на себя, припала к губам, не желая ни о чем думать, говорить, врать и …вспоминать о том, что сейчас она бы хотела быть в другом месте, с другим человеком…

Это был как порыв забытья, которому Захария даже не сопротивлялась, хотя видят Боги, она не ожидала ничего подобного от иллинки, считая, что та вообще не отвечает ей взаимностью. Анэка же решила играть мастерский и идти в этой игре до самого конца, как бы не приятны не были эти прикосновения совсем чуждого ей человека, которого она хотела просто оттолкнуть от себя подальше. Ее спасал образ Мораны, родная улыбка, голос, что звучал в голове. Анэка отдалась моменту, хотя умом понимала, что перед ней, в объятиях не Кайосса, а человек, которому возможно нельзя верить ни на йоту, ни на зири… Все было как во сне, но Анэка раздевала Захарию ловко и порывисто, целовала горячо, распаляла сильно. У нее не было планок, у нее была цель. И она на данный момент времени, оправдывала все ложные средства.

3.

Свет от лампады кидал блики на высокий потолок жилища иллинки. Рассвет не спешил кропить землю росой, и казалось, что пред рассветом мир замирает, но всего на некоторое время. Анэка не хотела помнить прошедшую ночь, где она позволила к себе прикасаться той, что возможно пришла к ней с недобрыми намерениями. Но стало ясно, что одной ночи не хватит, чтобы раскусить эту девицу, она прочно хранила тайны, если же они у нее были, и сейчас спала сладким сном рядом с Анэкой. Все было не так просто, как ожидала Анго. Она разумела, что может в раз раскусить влюбленную в нее по уши Захарию, но оказалось, что дело не такое уж простое, претворяться, что тоже что-то испытываешь. Возможно, Фогг был прав, есть и другие способы, и стоит их применить. Но Анэке было интересно, что же предпримет Захария, когда отоспится. Анэка натянула одежду и отправилась в лекарню, где уже вовсю кипела работа, не смотря на рань.

- Он отбыл, – сообщила ей Циана, едва иллинка вошла в полати. – Дайр сдержал слово.

- Добро! – улыбнулась Анэка, хотя улыбаться было нечему и говорить не особо хотелось.

- Как прошло? – все же поинтересовалась лекарь, протягивая Анэке плошку с теплым, козьем молоком. – Или ты не намерена об этом говорить?

Намерена или нет, но с кем-то поделиться Анэке придется. Не с Фоггом же говорить о том, что произошло ночью. Хотя Анго была уверена, что орлан поймет ее так, как надо. Но все же, он мужчина. Циана была ближе в этом плане, ведь ее сестра тоже нечестива.

- Все не так просто, да? – словно бы прочла мысли по глазам Циана. – План не сработал.

- Частично, – неуверенно начала Анэка, присаживаясь на койку, где еще вчера вечером спал Хайгосновец.

Циана, собрала белокурые волосы в небольшую косу и завязала платок на голове. Она не лезла иллинке в душу, но терпеливо ждала, пока та сама решится что-то рассказать, поделиться, поведать как все было. Не любопытство владело Цианой, а страх, что Анэка может впутаться в какую-то историю, которая может дорого обойтись ей и им всем. Они все же гости здесь и надо это признавать.

На улице было теплее, чем ожидалось. Когда Анэка шла от своей кельи до лекарни, она даже не успела замерзнуть, хотя первый месяц зуи – вересень, уже обрел стать и крепость. Иногда кусты багульника, что рос по дороге в лекарню, покрывался морозным инеем, плел морозные узоры, зазывая к себе в гости следующий месяц, более злой и жгучий, который так и назывался – морозец, оправдывая свое яркое название. Холода в этот месяц иногда были жестоки даже в краю «мягкого холода» – у магар.

- Думаю, мне придется продолжать эти …ночи, чтобы вызнать правду, которую скрывает Захария, – призналась Анэка, когда Циана, уже не надеялась на разговор. – В эту ночь мне не удалось…

- Может она и ничего не знает, а? – осторожно спросила Циана, складывая льняные полотенца на тумбу.

- Знает. Я чую. Да и Хайгосновец… – она запнулась, понимая, что сейчас снова подумала о том, что долгое время пыталась вообще не вспоминать вепску. – Он сказал, что Каилла в беде, и весь вепский народ.

- Джент вроде же приглашал на вече…

Анэка вздохнула. Она и забыла, что вече должно было состояться вчера вечером. Она начала опасную игру с Захарией, не зная даже куда это может ее завести. Ведь по итоге, не известно, какими сведениями обладает эта девица и почему она так тянется именно к Анэке. Все в Захарии настораживало иллинку, и Циана похожу понимала это не хуже других, именно поэтому она произнесла следующую фразу:

- Знаешь, она сюда заходила. Захария. Вчера перед тем, как вы встретились. Она навещала одного из больных. Тяжело больных. Его зовут Брокл, он хаттунец по крови, и похоже они хорошо знакомы, она называла его хогдарским прозвищем «бокай», что в переводе с хаттунского означает…

- Земляк, – закончила фразу за Циану, Анэка,

- Верно, – улыбнулась та. – Выходит, она не иллинка, а хаттунка по крови. Возможно, этот уже не молодой войн, ей родня. Может, есть другой способ узнать сведения, кои нужны тебе.

Анэка допила молоко и поставила плошку на стол. Она не в праве была просить Циану, разрешить ее споры и подозрения, тем более, что сама лекарь не раз говорила, что в кознях кому-то не участвует и заговоров избегает. Да и неприятностей – тоже.

- Будешь пытать больного? Не особо хороший способ.

- Не буду, – твердо сказала Циана. – Но я хорошо знаю хаттунский, я просто могу ему помочь, облегчить боль и участь. Кто знает, что на смертном одре он может нам поведать. Это не пытка, я просто выслушаю его.

- Будто его некому выслушать, – усмехнулась Анэка, глядя на спокойное лицо Цианы.

- Есть. Но я лекарь, это другое. Я – последняя надежда на жизнь.

Последние слова были сказаны не столь с превосходством, сколь с обреченностью. Иногда Анэке было интересно знать, как же Циана справляется с тем, что кому-то приходится сообщать невеселые новости. Как она справляется с этим? Ведь это же силищей внутренней надо обладать немереной. Это восхищало Анго.

- Добро! – коротко произнесла Анэка. – Даю тебе добро на это праведное дело. А сейчас мне надо к Дженту.

Утро на озере Пиур выдалось холодным. Резкий ветер поддувал снизу лежанки, где накрытые медвежьими и лисьими шкурами, лежали Гуйтана и Кайосса. Последней не спалось и она, уставившись невидящим взглядом в колышущийся потолок шатра размышляла о том, как теперь им с Конгором быть. По сути ночью у них с Гуйтаной не было ничего. А точнее, она позволяла Гуйнтане многое, но мыслями Морана была не здесь. Где-то далеко или высоко. Она в перерывах между поцелуями вспоминала то Вилрейн, то глаза Анго, то Норлана признающегося ей в любви и не вернувшегося с того боя. Возможно, что Норлана убила сама Гуйтана, она же видывала, как он смотрел на нее, на Морану. А учитывая, что от души Гуйтаны почти ничего не осталось, она запросто могла сама убить любого. И ночью, нет, рядом с ней была не Гуйтана… Кто-то, с ее телом, ее губами, ее пальцами, но душой – другой. Другим взглядом и другими намерениями. Намерениями обладать, владеть, порабощать.

Морана размышляла о том, почему Гуйтана позволила кому-то завладеть собой. Ведь она была не насколько слаба и мелочна, чтобы сдаться без боя. Давеча Ярона говорила ей о том, что даже Гуйтану могли склонить к этому просто. Знали куда бить и чем, как сломать. Сегодня Гуйтана проникала в нее так, что можно было с большой долей уверенности сказать – это была не она. Морана слишком хорошо помнила все прикосновения, все вхождения, все толчки внутри той, которую любила. Той, которой больше нет.